Это небо

Лэндон переводит взгляд на меня. Он выгибает бровь.

— Я не алкоголик. Ты хоть раз видела меня со стаканом?

Качаю головой. Он прав, я ни разу не видела, чтобы он пил что-то крепче кофе.

— Мне помогла Клаудия. — Он сглатывает и продолжает напряженным голосом: — Хотя «помогла» не то слово. Она меня спасла. Она плакала, кричала, умоляла меня взять себя в руки. Я понял, что если не сделаю этого для сестры, то ничего хорошего у меня в жизни не будет. Поэтому я смыл наркотики в унитаз, вычеркнул из жизни всех употреблявших друзей. Как оказалось, других у меня и не было.

— Ты лег в клинику?

Он кивает, большим пальцем водит по тыльной стороне моей ладони.

— Да, а потом долго ходил на групповые собрания. «Привет, меня зовут Лэндон, я подсел на опиаты», и всякое такое.

Сердце екает. Как я могла этого не замечать? Как я могла быть так близко и в то же время так далеко?

— Я не был с тобой честен, — продолжает он. — Ты не обязана мне верить, но знай: я чист почти два года.

— Верю.

На миг он сжимает мою руку, а потом отпускает.

— Больше я не употребляю. Я не пью. До встречи с тобой меня два года интересовали только волны. У меня не было того, кого я мог бы… потерять.

Пытаюсь сглотнуть ком в горле, но ничего не получается.

— Ты правда считаешь, что потеряешь меня?

Он мрачнеет лицом.

— Не знаю. Разве ты моя?

Я вздыхаю.

— Два года я соблюдал строгую диету: спал, учился и работал, — продолжает он. Ему сложно, но от этой темы он больше не увиливает. — Я чист, но ты должна знать, что оно все еще со мной.

— Что?

Он пожимает плечами и мотает головой. Пряди медных волос падают на глаза.

— Желание сбежать.

— Жажда забвения? — с любопытством спрашиваю я.

— Да, в точку.

— Так вот почему тебе нравится серфить.

Лэндон окидывает меня долгим взглядом, будто что-то выискивает.

— А может, поэтому мне нравишься ты.

От этих слов сбивается дыхание. Лицо наверняка розовеет, глаза наполняются слезами.

— Лэндон…

— Я не горжусь тем, кто я и что я делал.

После недолгого молчания я обхватываю чашку и дую на темную жидкость. Не поднимая глаз, я говорю:

— А должен гордиться.

— Почему?

— Ты многое пережил. Ты борец.

Когда я заглядываю ему в лицо, у него в глазах тоже стоят слезы.





Лэндон

— Ты больше не злишься? — спрашиваю я после того, как приносят наш заказ.


Последние пять минут были самыми напряженными в моей жизни, но после того как мы поговорили, опасения, засевшие в душе, начинают исчезать.

С минуту Джемма размышляет.

— Я обалдела, конечно, но, подумав, я не злюсь. В каком-то смысле я тебя понимаю. Но лучше бы ты рассказал раньше.

— Знаю и очень сожалею. Я с радостью искуплю свою вину.

— Искупишь вину? — спрашивает она, а затем откусывает от вафли.

Я киваю.

— Унижусь, сдамся в рабство — что угодно.

Она задумчиво жует.

— Ну тут все просто. С этого момента я хочу честности.

— Она твоя, — без раздумий отвечаю я.

— И ты должен рассказать самый постыдный случай. Это справедливо.

— Наверное, мое первое свидание в День святого Валентина.

Она вытирает каплю сиропа с подбородка.

— Настолько плохое?

— Настоящий кошмар.

— Что случилось? Тебя вырвало на нее? Вы сцепились брекетами? — Она сглатывает и машет вилкой. — Выкладывай, мистер.

— Мне было тринадцать лет, — смиренно вздыхаю я. — Ее звали Эмили Мур, по меркам восьмого класса она была мне не по зубам.

— Не верю.

— Поверь. — Я делаю глоток из чашки. — Эмили была крутой. Ну знаешь, за такими девчонками по школе таскаются хвостом миниатюрные блондинки.

— То есть она смахивала на ходячую рекламу жвачки?

— Точно, — смеюсь я, представляя Эмили Мур. Она была словно из рекламы жвачки. — В общем, я часто ездил на соревнования, а за неделю до Дня святого Валентина Эмили подошла ко мне в коридоре, уперла руку в бок и спросила, нравится ли она мне.

— Смело, — вскидывает Джемма брови.

— И не говори. — Я опускаюсь на спинку сиденья. Давненько я про это не вспоминал. — Я понятия не имел, как себя вести, и нес какую-то ахинею. В итоге она закатила глаза и сказала, что я могу пригласить ее на свидание, но только если куплю цветы и отведу ее в какое-нибудь классное место.

— Ее смекалка, конечно, восхищает, но она начинает пугать.

— Она очень пугала.

— Так ты пригласил ее на свидание?

— Я учился в восьмом классе. Конечно, пригласил. Готовился всю неделю. Мне хватило ума попросить Клаудию, которая, между прочим, не выносила Эмили Мур и День святого Валентина, помочь составить план восхитительного свидания.

— Она помогла?

— Еще как, — отвечаю я тоном, подсказывающим, что история примет печальный оборот. — Клаудия осталась верна себе и предложила спектакль.

— Очень клево и необычно.

— Сказала актриса.

— Бывшая актриса, — напоминает она, кусая вафлю.

— Ну да, — хмыкаю я. — В тринадцать лет машины у меня, разумеется, не было.

— Разумеется.

— В День святого Валентина отец Эмили довез нас до театра в Ла-Холье и…

— Ты нарядился? — перебивает она.

— Я навел марафет, — киваю я, — а точнее, надел штаны вместо пляжных шорт и причесался.