Это небо
Часть 15 из 54 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Давайте забудем и вернемся к тому, как было пять минут назад.
— Забудем? — сопит Клаудия. — Ничего я не забуду. Обычно брат не такой…
— Болтливый? — подсказывает Смит.
— В точку.
— Это называется «болтливый»? — с сомнением спрашиваю я.
Они одновременно кивают.
— Это называется «болтливый».
Фыркнув, я стучу по краю стакана.
— Вы неправильно понимаете значение этого слова.
— Болтливость зависит от человека, который болтает, — заявляет Клаудия.
— Они правы, — подтверждает Джули. — По соседству с Лэндоном я живу с августа, за все время мы сказали друг другу слов пятнадцать. В основном он только кивает и что-то бухтит.
— Говорила же, — упорствует Клаудия, — это называется «болтливый».
Смотрю туда, где Лэндон принимает заказ у зеленоволосого парня.
Видимо, Смит замечает, как я меняюсь в лице, потому что ставит стакан и ахает:
— О нет.
— О нет? — повторяет Клаудия.
Я молчу. Делаю вдох. Пытаюсь придать лицу другое выражение.
— Серьезно, Джемма?
— Что? — принимаю я невинный вид.
— Ты никого не обдуришь, — закатывает глаза Джули. — У тебя на лице все написано.
— Ничего там не написано, — машинально отзываюсь я.
— Что там написано?
Клаудия всматривается мне в лицо. Джули хранит молчание.
— Ладно, — сознаюсь я, скрывая хрипотцу за кашлем. — Может, там что-то и написано, но не… в том смысле, — заканчиваю я, не в силах подобрать слова получше.
— А я думаю, что в том, — говорит Джули и кладет мою руку себе на колени.
— Мы опять обсуждаем шашни? — спрашивает Клаудия.
— Мы обсуждаем то, что Джемма взбудоражилась.
— Из-за моего брата?
— Нет, — отвечаю я, пытаясь говорить уверенно.
Смит собирает с края стакана красный сахар.
— Предупреждаю: Лэндон не подходит для того, что ты себе напридумывала.
Подавляю смешок, смущенная и в то же время заинтригованная.
— Ничего я не напридумывала.
Он слизывает сахар с пальца.
— Ага. У меня четыре сестры и Клаудия. Я знаю, как женщины мыслят.
— Смит пытается сказать, — встревает Клаудия, — что с моим братом не легко и не просто. Лэндон сложный.
— Сложный? — вздергиваю я бровь.
— Как сложное уравнение, — откликается Клаудия.
— Он постоянно хандрит, — поясняет Смит. — Таких людей называют сломленными.
— Это нечестно, — хмурится Клаудия, затем обращается ко мне: — Он не зануда, Джемма. Он…
Мысль она не заканчивает, потому как в «Тете Золе» гаснет свет. Группа прекращает играть, голоса смолкают, ресторан погружается в жуткую тишину.
— В чем дело? — шепчу я, нащупав в темноте плечо Джули.
— А теперь, — гремит из динамиков зычный голос, — давайте поприветствуем леди Катарину!
В уши бьют начальные аккорды песни. Пульсирует ярко-розовая подсветка, привлекая внимание к сцене, где среди участников группы стоит артистка в платье-рыбке, расшитом пайетками.
У нее темная помада на губах, блестящие на кончиках ресницы, пышный начес. Меня берет оторопь. Похоже на ситуацию, когда сидишь на кушетке, ждешь врача и тут со стетоскопом врывается Леди Гага.
— Что это? — шиплю я, признав старую песню Уитни Хьюстон.
— Девочка, это пятничное драг-шоу, — присвистывает Смит. — Добро пожаловать в «Тетю Золу»!
Прежде чем мне удается заговорить, Джули волочет меня к сцене.
— Бери коктейль!
Оглядываюсь на барную стойку, где Лэндон ложкой убирает пену с пива. Меня посещает то же ощущение, что и раньше: сердце безумно екает.
Он находит меня глазами, сжимает губы в линию, вопросительно вскидывает густые брови.
Я грызу губы и чуть не падаю, а чтобы устоять на ногах, хватаю Джули за руку. Коктейль выливается из стакана, течет между пальцами, капает на запястье. По рукам бегут мурашки.
А мне ведь даже не холодно.
Лэндон
Девчонка с заправки сидит у барной стойки. У моей барной стойки.
На ней синее платье.
Ей нужна работа.
Она живет в моем доме.
Она сдружилась с моей сестрой.
Какова вероятность, что такое может случиться? Один шанс из тысячи? Из миллиона?
Узкие миндалевидные глаза в обрамлении темных ресниц. На мягких губах красный блеск и конфетти из огней. Прямой нос. Растрепанные волосы цвета виски, доходящие до середины спины.
Вспоминаю, что произошло на заправке. Первое, что бросилось в глаза, — это футболка группы «Тайфун». Затем я увидел симпатичный зад, обтянутый узкими черными лосинами. Потом я, конечно же, заметил, что у нее выдался паршивый день и она на грани срыва, после чего на зад я внимание обращать перестал.
Говорить я не умею, и я точно не рыцарь в сияющих доспехах, но мне вдруг приспичило ей помочь.
И вот я здесь, нервничаю и чувствую себя так, будто накачался наркотой. Так и тянет принять на грудь, чтобы успокоиться, но при такой биографии это кошмарная идея.
На миг закрываю глаза и нарочно стою к ней спиной, разливая по стопкам «Пожар прерии». Не хочу смотреть на Джемму Сэйерс, хотя выглядит она прекрасно. Не скажу, что она меня заботит. Мне по барабану, что она здесь, и живет в моем доме, и будет работать в «Тете Золе». Вообще параллельно.
Отойдя чуть в сторону, я забираю пустые пивные бокалы и наличку. Хрущу пальцами и разминаю плечи. Остается пережить еще несколько часов. Всего несколько часов.
Работа может задать жару, особенно после занятий или когда я ловлю волны, как сегодня. Но после того как два года назад меня, обнищавшего и одуревшего в самом ужасном смысле слова, отстранили от соревнований, мне было не до выбора. Мне надо было работать, и Клаудия пустила в ход знакомства.
— Повтори!
Сейчас лишь начало одиннадцатого, тех, кто пришел после работы, становится меньше, вечеринка в самом разгаре. Катарина, ростом метр восемьдесят, кандидатка в форварды, только что вышла на сцену в колготках, тесном платье и синем парике.
«Ред Страйп» в бутылке. Водка с тоником. «Космо» с двумя лаймами для цыпочки с серебряным гвоздиком в носу. Два мохито с двойной мятой для пары, что тискается у всех на виду. Бокал каберне для одного из столиков Марго. Шоты для девичника.
Едва все утрясается, я беру перерыв. Колено по-прежнему саднит. Музыка и биение скачущего сердца просачиваются в голову, вытесняя тревожные мысли и действуя на нервы.
Матерясь вполголоса, я бросаю на нее взгляд. Всего лишь взгляд, потом второй, потом третий.
Я смотрю чересчур долго. Чересчур пристально.
— Забудем? — сопит Клаудия. — Ничего я не забуду. Обычно брат не такой…
— Болтливый? — подсказывает Смит.
— В точку.
— Это называется «болтливый»? — с сомнением спрашиваю я.
Они одновременно кивают.
— Это называется «болтливый».
Фыркнув, я стучу по краю стакана.
— Вы неправильно понимаете значение этого слова.
— Болтливость зависит от человека, который болтает, — заявляет Клаудия.
— Они правы, — подтверждает Джули. — По соседству с Лэндоном я живу с августа, за все время мы сказали друг другу слов пятнадцать. В основном он только кивает и что-то бухтит.
— Говорила же, — упорствует Клаудия, — это называется «болтливый».
Смотрю туда, где Лэндон принимает заказ у зеленоволосого парня.
Видимо, Смит замечает, как я меняюсь в лице, потому что ставит стакан и ахает:
— О нет.
— О нет? — повторяет Клаудия.
Я молчу. Делаю вдох. Пытаюсь придать лицу другое выражение.
— Серьезно, Джемма?
— Что? — принимаю я невинный вид.
— Ты никого не обдуришь, — закатывает глаза Джули. — У тебя на лице все написано.
— Ничего там не написано, — машинально отзываюсь я.
— Что там написано?
Клаудия всматривается мне в лицо. Джули хранит молчание.
— Ладно, — сознаюсь я, скрывая хрипотцу за кашлем. — Может, там что-то и написано, но не… в том смысле, — заканчиваю я, не в силах подобрать слова получше.
— А я думаю, что в том, — говорит Джули и кладет мою руку себе на колени.
— Мы опять обсуждаем шашни? — спрашивает Клаудия.
— Мы обсуждаем то, что Джемма взбудоражилась.
— Из-за моего брата?
— Нет, — отвечаю я, пытаясь говорить уверенно.
Смит собирает с края стакана красный сахар.
— Предупреждаю: Лэндон не подходит для того, что ты себе напридумывала.
Подавляю смешок, смущенная и в то же время заинтригованная.
— Ничего я не напридумывала.
Он слизывает сахар с пальца.
— Ага. У меня четыре сестры и Клаудия. Я знаю, как женщины мыслят.
— Смит пытается сказать, — встревает Клаудия, — что с моим братом не легко и не просто. Лэндон сложный.
— Сложный? — вздергиваю я бровь.
— Как сложное уравнение, — откликается Клаудия.
— Он постоянно хандрит, — поясняет Смит. — Таких людей называют сломленными.
— Это нечестно, — хмурится Клаудия, затем обращается ко мне: — Он не зануда, Джемма. Он…
Мысль она не заканчивает, потому как в «Тете Золе» гаснет свет. Группа прекращает играть, голоса смолкают, ресторан погружается в жуткую тишину.
— В чем дело? — шепчу я, нащупав в темноте плечо Джули.
— А теперь, — гремит из динамиков зычный голос, — давайте поприветствуем леди Катарину!
В уши бьют начальные аккорды песни. Пульсирует ярко-розовая подсветка, привлекая внимание к сцене, где среди участников группы стоит артистка в платье-рыбке, расшитом пайетками.
У нее темная помада на губах, блестящие на кончиках ресницы, пышный начес. Меня берет оторопь. Похоже на ситуацию, когда сидишь на кушетке, ждешь врача и тут со стетоскопом врывается Леди Гага.
— Что это? — шиплю я, признав старую песню Уитни Хьюстон.
— Девочка, это пятничное драг-шоу, — присвистывает Смит. — Добро пожаловать в «Тетю Золу»!
Прежде чем мне удается заговорить, Джули волочет меня к сцене.
— Бери коктейль!
Оглядываюсь на барную стойку, где Лэндон ложкой убирает пену с пива. Меня посещает то же ощущение, что и раньше: сердце безумно екает.
Он находит меня глазами, сжимает губы в линию, вопросительно вскидывает густые брови.
Я грызу губы и чуть не падаю, а чтобы устоять на ногах, хватаю Джули за руку. Коктейль выливается из стакана, течет между пальцами, капает на запястье. По рукам бегут мурашки.
А мне ведь даже не холодно.
Лэндон
Девчонка с заправки сидит у барной стойки. У моей барной стойки.
На ней синее платье.
Ей нужна работа.
Она живет в моем доме.
Она сдружилась с моей сестрой.
Какова вероятность, что такое может случиться? Один шанс из тысячи? Из миллиона?
Узкие миндалевидные глаза в обрамлении темных ресниц. На мягких губах красный блеск и конфетти из огней. Прямой нос. Растрепанные волосы цвета виски, доходящие до середины спины.
Вспоминаю, что произошло на заправке. Первое, что бросилось в глаза, — это футболка группы «Тайфун». Затем я увидел симпатичный зад, обтянутый узкими черными лосинами. Потом я, конечно же, заметил, что у нее выдался паршивый день и она на грани срыва, после чего на зад я внимание обращать перестал.
Говорить я не умею, и я точно не рыцарь в сияющих доспехах, но мне вдруг приспичило ей помочь.
И вот я здесь, нервничаю и чувствую себя так, будто накачался наркотой. Так и тянет принять на грудь, чтобы успокоиться, но при такой биографии это кошмарная идея.
На миг закрываю глаза и нарочно стою к ней спиной, разливая по стопкам «Пожар прерии». Не хочу смотреть на Джемму Сэйерс, хотя выглядит она прекрасно. Не скажу, что она меня заботит. Мне по барабану, что она здесь, и живет в моем доме, и будет работать в «Тете Золе». Вообще параллельно.
Отойдя чуть в сторону, я забираю пустые пивные бокалы и наличку. Хрущу пальцами и разминаю плечи. Остается пережить еще несколько часов. Всего несколько часов.
Работа может задать жару, особенно после занятий или когда я ловлю волны, как сегодня. Но после того как два года назад меня, обнищавшего и одуревшего в самом ужасном смысле слова, отстранили от соревнований, мне было не до выбора. Мне надо было работать, и Клаудия пустила в ход знакомства.
— Повтори!
Сейчас лишь начало одиннадцатого, тех, кто пришел после работы, становится меньше, вечеринка в самом разгаре. Катарина, ростом метр восемьдесят, кандидатка в форварды, только что вышла на сцену в колготках, тесном платье и синем парике.
«Ред Страйп» в бутылке. Водка с тоником. «Космо» с двумя лаймами для цыпочки с серебряным гвоздиком в носу. Два мохито с двойной мятой для пары, что тискается у всех на виду. Бокал каберне для одного из столиков Марго. Шоты для девичника.
Едва все утрясается, я беру перерыв. Колено по-прежнему саднит. Музыка и биение скачущего сердца просачиваются в голову, вытесняя тревожные мысли и действуя на нервы.
Матерясь вполголоса, я бросаю на нее взгляд. Всего лишь взгляд, потом второй, потом третий.
Я смотрю чересчур долго. Чересчур пристально.