Это небо
Часть 10 из 54 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Уверенность? А что это?
Она выгибает рыжеватую бровь.
— Мне напомнить о великой разборке с Мелиссой Макси?
Клаудия переводит взгляд то на меня, то на Джули.
— Выкладывайте. Кто такая Мелисса Макси и чем бедняжка заслужила разборку?
Я издаю стон, а Джули начинает рассказ:
— Мелисса Макси не была бедняжкой. Она была злющей, сварливой дьяволицей, которая ходила с нами в драмкружок. Они с Джеммой претендовали на роль Виолы из «Двенадцатой ночи». Само собой, Джемма поставила Мелиссу на место.
— Дурость, сударь, вроде как солнце, всюду разгуливает и везде поспевает светить, — цитирую я пьесу, привнося драматизма.
— Ты поставила ее на место знанием Шекспира и обаятельной улыбкой? — спрашивает Смит.
— А еще синей краской для волос, глазированными пончиками и надувной куклой, — уклончиво откликаюсь я.
— Надувной куклой? — Он принимает озадаченный вид.
— Смысл в том, — с нажимом произносит Джули, — что ты была великолепна. Тебя ничто не останавливало. Ни одна Мелисса Макси, ни один Рен Паркхерст в мире не могли тебя осадить. Знаешь почему?
— Почему? — в унисон выдаем мы.
Она поднимает руки, как проповедник за кафедрой. Не будь она такой серьезной, я бы покатилась со смеху.
— Потому что ты верила в себя, Джемма!
Клаудия наклоняет голову и восторженно хлопает.
— Аллилуйя!
— И у меня, — продолжает Джули, — есть план, как вернуть уверенность.
— Какой же? — интересуюсь я.
— Тебе нужны отношения наподобие бридж-кредита.
В замешательстве я морщу лоб.
— Бридж-кредита?
— Это краткосрочный кредит. Например, если ты не готова к долгосрочному кредиту, эти деньги помогут продержаться, пока ты не перейдешь к следующему этапу, — объясняет Джули, тем самым напоминая, что родители у нее финансисты. — В твоем случае бридж-кредит — это временный парень. Два по цене одного: уверенность в себе и страсть, завернутые в идеальную дешевую упаковку.
Клаудия с планом согласна. Она говорит, что для интрижки «есть повод», бормочет что-то о негодниках, цепях и черной коже.
— Еще хлысты, — с ухмылкой добавляет Джули.
— Чистящие средства!
Опираюсь на локти и качаю головой.
— Нет.
У Клаудии вытягивается лицо.
— Что именно «нет»? Хлысты?
— Цепи?
— Отбеливатель?
Показываю, чтобы они остановились.
— Все.
— Кто в твоем вкусе? Спортсмен? Ковбой?
— Гангстер?
— Как насчет художника, который разбирается в красках, любит фильмы Уэса Андерсона и обсуждает французский романтизм?
— Нет.
Клаудия задумывается.
— Дровосек?
— Разве дровосек — это типаж? — Я фыркаю через нос.
— О да, дровосеки крутые, — отвечает Джули. — Питаться подножным кормом — это очень сурово и по-мужски. Они честно трудятся и потеют. — Она закрывает глаза и удовлетворенно вздыхает.
Мы глядим на Смита. Сейчас его черед высказываться. Он качает головой и поднимает руки.
— На меня не смотрите. Я до сих пор пытаюсь понять, что Джемма сделала с надувной куклой.
— Очень рада, что у вас добрые сердца, но интрижка — это ужасная идея, — твердо заявляю я. — Начнем с того, что в этой ситуации я оказалась из-за парня. Вряд ли я решу проблемы, если побегу искать нового.
— Интрижки нельзя обдумывать. Они просто случаются, — всплескивает руками Джули. — Ты не ищешь того, за кого выйдешь замуж. Ты всего-навсего повеселишься.
Я отвожу взгляд.
— Я не готова доверять мужчинам.
— Мы не говорим о принце на белом коне. Мы говорим о пожирании мужчин. Мы говорим о том, что ты вонзишь в парня зубы и задашь ему жару. Мы говорим о сексе, Джемма. О СЕКСЕ, — по буквам проговаривает она. — Для этого не нужно доверять. Нужен только презерватив.
Как ни странно, я начинаю смеяться.
— Джулс!
Она дерзко ухмыляется.
— Уверяю тебя: покувыркаешься с умелым парнем и забудешь об этом дебиле и о том, что он сделал.
Я морщусь. Не потому, что она употребила слово «дебил», а потому что очень сомневаюсь, что кто-то или что-то поможет мне забыть про Рена и публичное унижение.
Клаудия осушает бокал и щелкает пальцами.
— Решено. Мы должны куда-нибудь выбраться и начать искать.
— Вместо того чтобы считать это финалом, — говорит Джули, покручивая шоколадную конфету между большим и указательным пальцами, — считай это началом.
— Началом чего? — бормочу я.
— Чего-нибудь хорошего, — хлопает ресницами Джули. — Началом тебя.
Лэндон
К тому моменту, когда я ступаю на песок, солнце начинает растворяться в Тихом океане, а сумеречное небо испускает теплое сияние.
Положив доску, я падаю на колени и расстегиваю гидрокостюм. Свесив голову на грудь и крепко зажмурив глаза, я стряхиваю с волос соленую воду, как собака после мытья.
Стягиваю костюм, который издает чмокающие звуки. Наконец-то вернув способность нормально дышать, я провожу руками по влажной липкой груди и резким движением вытряхиваю воду из уха.
В последнем сете меня, как тряпичную куклу, снесла правая волна. Подбородок болит в том месте, куда ударила доска, тело и голову ломит, будто я пережил трехдневную попойку. Под лопаткой ноет, правое бедро свело судорогой.
Приспускаю коленную повязку, вытягиваю ногу, упираясь пяткой в песок. В месте удара колено красное. По виду и ощущениям кажется, будто меня огрели клюшкой для лакросса.
Смена пройдет фигово, если весь вечер я буду хромать. Однако без этого никак. Мне нужно забираться в воду и избавляться от недельного шлака.
Сдержав стон, возвращаю повязку на место и опираюсь на локти. Мокрый песок натирает поясницу и продавливается. Оглядываю пляж, глубоко вздохнув. Вдоль берега прогуливается пара, держась за руки и окуная пальцы в воду. По ту сторону пирса виднеется силуэт серфера. Наверное, это Пэт. Он один из первых меня принял, когда я был еще юнцом. Сейчас ему за семьдесят, но каждый день, несмотря на погоду, он гоняет так, будто от этого зависит его жизнь. Насколько мне известно, так и есть.
На лестницах возле душевых валяют дурака скейтбордисты. Долетают стук деревянных досок о металл и ругань, заглушаемые плеском волн. Видимо, они пытаются одолеть перила.
В нескольких шагах от меня две девушки, пришедшие минут десять назад с пачкой сигарет и янтарной бутылкой с длинным горлышком. В угасающем свете вспыхивают оранжевые кончики сигарет. Краем глаза вижу, как они передают друг другу бутылку, хихикают и делают селфи.
Стараюсь ни о чем не думать, перевожу взгляд на волны, набегающие на берег, ползущие по песку, словно холодные темные пальцы. Свежий воздух, успокаивая, наполняет ноздри.
Убаюканный рокотом волн, что возвращаются к берегу, я закрываю глаза и впадаю в полудрему. Спокойные мысли рассыпаются, покидая меня, лениво плывут над чернильно-черной водой, как туман. Где-то грохочет музыка. Щекой чувствую, как кружит ночной ветерок. Вспоминаю о дневнике — о том, что веду для занятий. Может, написать, как дядя Дин водил меня на пирс послушать трибьют-группу «Фиш»? Мы стояли в самом конце. Сине-красные огоньки танцевали у нас на лицах. Он делал вид, будто играл на гитаре, хотя сомнений в том, что он сроду не держал в руках инструмента, у меня не было. Он взглянул на меня и губами проговорил: «Чувствуешь?»
Да, чувствую.
В какой-то момент окружающие звуки меняются. Мне снится сон. Поначалу расплывчатый, но потом я попадаю в видение. Этот сон я вижу всегда. Я на доске в спокойном океане. Развожу руки в стороны, касаясь пальцами воды. Что-то не так, но я не знаю что. Вдруг внутренний голос начинает вопить, но уже слишком поздно. Ко мне приближается сет бурлящих волн, а я не готов. Когда меня накрывает первая волна, я слетаю с доски. Гребу руками, шевелю ногами, но вынырнуть не успеваю: обрушивается следующая волна, которая крупнее предыдущей. Чувствуя тошноту, я замечаю, как сильные руки хватают меня за лодыжки. Холодные толстые пальцы впиваются в кожу.
Она выгибает рыжеватую бровь.
— Мне напомнить о великой разборке с Мелиссой Макси?
Клаудия переводит взгляд то на меня, то на Джули.
— Выкладывайте. Кто такая Мелисса Макси и чем бедняжка заслужила разборку?
Я издаю стон, а Джули начинает рассказ:
— Мелисса Макси не была бедняжкой. Она была злющей, сварливой дьяволицей, которая ходила с нами в драмкружок. Они с Джеммой претендовали на роль Виолы из «Двенадцатой ночи». Само собой, Джемма поставила Мелиссу на место.
— Дурость, сударь, вроде как солнце, всюду разгуливает и везде поспевает светить, — цитирую я пьесу, привнося драматизма.
— Ты поставила ее на место знанием Шекспира и обаятельной улыбкой? — спрашивает Смит.
— А еще синей краской для волос, глазированными пончиками и надувной куклой, — уклончиво откликаюсь я.
— Надувной куклой? — Он принимает озадаченный вид.
— Смысл в том, — с нажимом произносит Джули, — что ты была великолепна. Тебя ничто не останавливало. Ни одна Мелисса Макси, ни один Рен Паркхерст в мире не могли тебя осадить. Знаешь почему?
— Почему? — в унисон выдаем мы.
Она поднимает руки, как проповедник за кафедрой. Не будь она такой серьезной, я бы покатилась со смеху.
— Потому что ты верила в себя, Джемма!
Клаудия наклоняет голову и восторженно хлопает.
— Аллилуйя!
— И у меня, — продолжает Джули, — есть план, как вернуть уверенность.
— Какой же? — интересуюсь я.
— Тебе нужны отношения наподобие бридж-кредита.
В замешательстве я морщу лоб.
— Бридж-кредита?
— Это краткосрочный кредит. Например, если ты не готова к долгосрочному кредиту, эти деньги помогут продержаться, пока ты не перейдешь к следующему этапу, — объясняет Джули, тем самым напоминая, что родители у нее финансисты. — В твоем случае бридж-кредит — это временный парень. Два по цене одного: уверенность в себе и страсть, завернутые в идеальную дешевую упаковку.
Клаудия с планом согласна. Она говорит, что для интрижки «есть повод», бормочет что-то о негодниках, цепях и черной коже.
— Еще хлысты, — с ухмылкой добавляет Джули.
— Чистящие средства!
Опираюсь на локти и качаю головой.
— Нет.
У Клаудии вытягивается лицо.
— Что именно «нет»? Хлысты?
— Цепи?
— Отбеливатель?
Показываю, чтобы они остановились.
— Все.
— Кто в твоем вкусе? Спортсмен? Ковбой?
— Гангстер?
— Как насчет художника, который разбирается в красках, любит фильмы Уэса Андерсона и обсуждает французский романтизм?
— Нет.
Клаудия задумывается.
— Дровосек?
— Разве дровосек — это типаж? — Я фыркаю через нос.
— О да, дровосеки крутые, — отвечает Джули. — Питаться подножным кормом — это очень сурово и по-мужски. Они честно трудятся и потеют. — Она закрывает глаза и удовлетворенно вздыхает.
Мы глядим на Смита. Сейчас его черед высказываться. Он качает головой и поднимает руки.
— На меня не смотрите. Я до сих пор пытаюсь понять, что Джемма сделала с надувной куклой.
— Очень рада, что у вас добрые сердца, но интрижка — это ужасная идея, — твердо заявляю я. — Начнем с того, что в этой ситуации я оказалась из-за парня. Вряд ли я решу проблемы, если побегу искать нового.
— Интрижки нельзя обдумывать. Они просто случаются, — всплескивает руками Джули. — Ты не ищешь того, за кого выйдешь замуж. Ты всего-навсего повеселишься.
Я отвожу взгляд.
— Я не готова доверять мужчинам.
— Мы не говорим о принце на белом коне. Мы говорим о пожирании мужчин. Мы говорим о том, что ты вонзишь в парня зубы и задашь ему жару. Мы говорим о сексе, Джемма. О СЕКСЕ, — по буквам проговаривает она. — Для этого не нужно доверять. Нужен только презерватив.
Как ни странно, я начинаю смеяться.
— Джулс!
Она дерзко ухмыляется.
— Уверяю тебя: покувыркаешься с умелым парнем и забудешь об этом дебиле и о том, что он сделал.
Я морщусь. Не потому, что она употребила слово «дебил», а потому что очень сомневаюсь, что кто-то или что-то поможет мне забыть про Рена и публичное унижение.
Клаудия осушает бокал и щелкает пальцами.
— Решено. Мы должны куда-нибудь выбраться и начать искать.
— Вместо того чтобы считать это финалом, — говорит Джули, покручивая шоколадную конфету между большим и указательным пальцами, — считай это началом.
— Началом чего? — бормочу я.
— Чего-нибудь хорошего, — хлопает ресницами Джули. — Началом тебя.
Лэндон
К тому моменту, когда я ступаю на песок, солнце начинает растворяться в Тихом океане, а сумеречное небо испускает теплое сияние.
Положив доску, я падаю на колени и расстегиваю гидрокостюм. Свесив голову на грудь и крепко зажмурив глаза, я стряхиваю с волос соленую воду, как собака после мытья.
Стягиваю костюм, который издает чмокающие звуки. Наконец-то вернув способность нормально дышать, я провожу руками по влажной липкой груди и резким движением вытряхиваю воду из уха.
В последнем сете меня, как тряпичную куклу, снесла правая волна. Подбородок болит в том месте, куда ударила доска, тело и голову ломит, будто я пережил трехдневную попойку. Под лопаткой ноет, правое бедро свело судорогой.
Приспускаю коленную повязку, вытягиваю ногу, упираясь пяткой в песок. В месте удара колено красное. По виду и ощущениям кажется, будто меня огрели клюшкой для лакросса.
Смена пройдет фигово, если весь вечер я буду хромать. Однако без этого никак. Мне нужно забираться в воду и избавляться от недельного шлака.
Сдержав стон, возвращаю повязку на место и опираюсь на локти. Мокрый песок натирает поясницу и продавливается. Оглядываю пляж, глубоко вздохнув. Вдоль берега прогуливается пара, держась за руки и окуная пальцы в воду. По ту сторону пирса виднеется силуэт серфера. Наверное, это Пэт. Он один из первых меня принял, когда я был еще юнцом. Сейчас ему за семьдесят, но каждый день, несмотря на погоду, он гоняет так, будто от этого зависит его жизнь. Насколько мне известно, так и есть.
На лестницах возле душевых валяют дурака скейтбордисты. Долетают стук деревянных досок о металл и ругань, заглушаемые плеском волн. Видимо, они пытаются одолеть перила.
В нескольких шагах от меня две девушки, пришедшие минут десять назад с пачкой сигарет и янтарной бутылкой с длинным горлышком. В угасающем свете вспыхивают оранжевые кончики сигарет. Краем глаза вижу, как они передают друг другу бутылку, хихикают и делают селфи.
Стараюсь ни о чем не думать, перевожу взгляд на волны, набегающие на берег, ползущие по песку, словно холодные темные пальцы. Свежий воздух, успокаивая, наполняет ноздри.
Убаюканный рокотом волн, что возвращаются к берегу, я закрываю глаза и впадаю в полудрему. Спокойные мысли рассыпаются, покидая меня, лениво плывут над чернильно-черной водой, как туман. Где-то грохочет музыка. Щекой чувствую, как кружит ночной ветерок. Вспоминаю о дневнике — о том, что веду для занятий. Может, написать, как дядя Дин водил меня на пирс послушать трибьют-группу «Фиш»? Мы стояли в самом конце. Сине-красные огоньки танцевали у нас на лицах. Он делал вид, будто играл на гитаре, хотя сомнений в том, что он сроду не держал в руках инструмента, у меня не было. Он взглянул на меня и губами проговорил: «Чувствуешь?»
Да, чувствую.
В какой-то момент окружающие звуки меняются. Мне снится сон. Поначалу расплывчатый, но потом я попадаю в видение. Этот сон я вижу всегда. Я на доске в спокойном океане. Развожу руки в стороны, касаясь пальцами воды. Что-то не так, но я не знаю что. Вдруг внутренний голос начинает вопить, но уже слишком поздно. Ко мне приближается сет бурлящих волн, а я не готов. Когда меня накрывает первая волна, я слетаю с доски. Гребу руками, шевелю ногами, но вынырнуть не успеваю: обрушивается следующая волна, которая крупнее предыдущей. Чувствуя тошноту, я замечаю, как сильные руки хватают меня за лодыжки. Холодные толстые пальцы впиваются в кожу.