Этюд на холме
Часть 4 из 20 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
В это время суток несколько бегунов преодолевают свои маршруты, поднимаясь и спуская по Холму и огибая его, тяжело ступая по земле, всегда в одиночестве и не замечая ничего вокруг. Этим утром видно только двоих мужчин, которые бесшумно бегают с серьезным видом. Женщин нет. Через какое-то время, когда становится уже ощутимо светлее и мгла сворачивает свое покрывало, трое молодых людей на горных велосипедах начинают подниматься по песчаной дорожке к вершине Холма: они напрягают мышцы, тяжело дышат и явно выбиваются из сил, но упорно не спешиваются.
Старичок выгуливает йоркширского терьера, а дама – двух доберманов, с которыми обходит вокруг Камней Верна и быстро спускается вниз по тропинке.
Ночью на Холме тоже бывают люди, но это уже не бегуны и не велосипедисты.
Вскоре солнце встает кроваво-красным диском над колючими кустарниками и деревцами и над зеленой травой мха, касаясь Камней Верна, выхватывая обрывки бумажек, белый хвост убегающего кролика, мертвую ворону.
Никто не видит ничего необычного, глядя на Холм. Люди разговаривают, бегают, ездят здесь, но ничего не находят, не обнаруживают ничего, что могло бы их обеспокоить. Все абсолютно так же, как обычно, камни стоят, а кроны деревьев возвышаются над ними и не таят никаких секретов. Все машины на своих местах на асфальтированных дорогах, и в любом случае, вчера был дождь – следы от шин все равно бы смыло водой.
Четыре
Дебби Паркер лежала в кровати, сжавшись в плотный комок и подтянув под себя ноги. За ее окном светило яркое для декабрьского утра солнце, но ее темно-синие шторы были задернуты.
Она слышала будильник Сэнди, слышала, как Сэнди принимает душ и как Сэнди слушает радио, но ничего из того, что она слышала, не имело значения. Когда Сэнди уйдет на работу, Дебби снова сможет заснуть и проспать все это тихое утро, закрывшись от солнца, от дня, от жизни.
После пробуждения всегда проходило несколько секунд, в которые она чувствовала себя хорошо, чувствовала, что все нормально: «Эй, настал новый день, поехали!» – прежде чем сокрушительная, ослепляющая тоска проникала в ее мозг, как чернила через промокательную бумагу, и расползалась по нему мгновенно. По утрам всегда было плохо, а после того как она потеряла работу, стало еще хуже. Она просыпалась с головными болями, которые затуманивали ее мысли и не давали ничего делать еще полдня. Если она делала над собой титаническое усилие и все-таки выходила на улицу, чтобы пройтись по городу, – или вообще делала что-нибудь, – боль становилась чуть слабее. После полудня ей уже казалось, что она сможет справиться. По вечерам обычно бывало довольно неплохо. По ночам нет, даже если перед сном она выпивала пару бокальчиков и ложилась спать если не в приподнятом настроении, то хотя бы в легком забытьи. Она резко просыпалась около трех, с жутко колотящимся сердцем и вся в поту от страха.
– Дебби…
Уходи. Не заходи сюда.
– Без десяти восемь.
Из открывшейся двери на стену упала полоска света.
– Чашку чая?
Дебби не двинулась и не издала ни звука. Уходи.
– Ну же…
Шторы со скрипом раздвинулись. Этот звук будто просверлил ей зубы. Сэнди Марш – такая бодрая, живая, яркая – сейчас была явно обеспокоена. Она села к ней на кровать.
– Я говорю, что принесла тебе чаю.
– Я в порядке.
– Ты не в порядке.
– Да.
– Можешь говорить, что я это не по делу, но мне кажется, тебе нужно сходить к доктору.
– Я не болею, – пробормотала она в глухую пустоту кровати.
– Но ты и не в норме. Посмотри на себя. Может, у тебя эта штука – метеозависимость?.. Сейчас декабрь. Это известный факт, что люди чаще кончают с собой в декабре и в феврале, чем в другие месяцы.
Дебби села, одним яростным движением сбросив с себя одеяло.
– О, отлично. Спасибо.
Ярко накрашенное, жизнерадостное лицо Сэнди перекосилось от беспокойства.
– Извини. Ну стукни меня. Извини. О господи.
Дебби заплакала, уронив голову на руки. Сэнди потянулась к ней, чтобы обнять.
– Ты опоздаешь, – сказала Дебби.
– Ну и черт с ним. Ты важнее. Пошли.
В конце концов Дебби поднялась и поплелась в душ. Но перед душем предстояла встреча с зеркалом.
Акне усугубилось. Все ее лицо было в отметинах и пятнах от сильной воспаленной сыпи. Она перекинулась ей на шею и даже на плечи. Она сходила по поводу нее к врачу один раз, несколько месяцев назад. Он прописал ей мерзко пахнущую желтую мазь и сказал наносить ее дважды в день. Она пропитала всю ее одежду, ею провоняло все постельное белье, а прыщей меньше не стало. Она даже не стала заканчивать банку и больше на приемы не ходила. «Ненавижу врачей», – сказала она Сэнди, когда они вместе сидели на кухне, завешанной дешевыми наскоро сколоченными ящичками, у которых постоянно отваливались дверцы. Сэнди сделала тосты и еще две чашки чая.
Они знали друг друга с начальной школы, выросли на одной улице и начали вместе снимать квартиру восемь месяцев назад, когда мама Сэнди снова вышла замуж и жить дома стало тяжело. Но то, что должно было превратиться в непрекращающееся веселье, почему-то им не стало. Дебби потеряла работу, когда строительная компания закрыла свое отделение в Лаффертоне, а потом на нее стала надвигаться тьма.
– Все, что мне могут дать врачи, – это гору таблеток, от которых у меня крыша поедет.
Сэнди опустила ложку в свою кружку, зачерпнула чай и вылила его обратно, зачерпнула и вылила снова.
– Хорошо. Может, тебе стоит встретиться с кем-то другим?
– Например?
– Ну, знаешь, чья реклама висит во всяких магазинах здорового питания.
– Что? Типа этих жутких акупунктурщиков? Хилеров и травников? Да они все немножко ударенные.
– Ну, многие люди готовы поклясться, что все это помогает. Просто запиши несколько имен.
Когда она чем-то занималась, ей становилось лучше. Ей стало капельку веселее, когда она подошла к газетному киоску и купила блокнот и ручку, а потом спустилась по Перротт к аптеке и взглянула поверх крыш на Холм, шапку которого освещал лимонно-желтый солнечный свет.
Аптека располагалась на Алмс-стрит, рядом с собором. «Со мной все еще будет нормально, – подумала Дебби. – Могу заняться спортом, скину десяточек кило, найду что-нибудь для кожи. Новая жизнь».
Визитные карточки были прикреплены булавками одна поверх другой, и все же вся эта куча как-то удерживалась на пробковой доске объявлений; некоторые ей пришлось приподнять и отцепить, чтобы разобрать имена и телефоны. Техника Александера, рефлексолог, лечение по Брендану, акупунктура, хиропрактика. Она перебирала их целую вечность. В итоге она записала данные четверых специалистов: по ароматерапии, по рефлексологии, по акупунктуре и по травам – а потом, поразмыслив, еще одного… Адрес и номер телефона принадлежали кому-то по имени Дава. Она почувствовала, что ее взгляд буквально притягивала эта карточка глубокого, интенсивного синего цвета, украшенная вихрем маленьких звездочек. ДАВА. ДУХОВНОЕ ИСЦЕЛЕНИЕ. КРИСТАЛЛЫ. ВНУТРЕННЯЯ ГАРМОНИЯ. СВЕТ. ТЕРАПИЯ ЦЕЛОСТНОЙ ПЕРСОНАЛЬНОСТИ.
Она внимательно смотрела на синюю карточку, чувствуя, как та затягивает ее. Она что-то сделала с ней, в этом не было сомнений. Когда она вышла из аптеки, она чувствовала себя… иначе. Лучше. Синяя карточка не выходила у нее из головы, и каждый раз, когда она вспоминала о ней в течение дня, ей казалось, что она может в ней что-то увидеть, что-то из нее извлечь. Как бы то ни было, темнота притаилась, словно напуганный зверь, где-то в уголке ее сознания, и там и осталась.
Пять
– Я бы хотела увидеть старшего по званию. Может быть, офицера.
Управляя домом престарелых с пятнадцатью пожилыми подопечными в разной степени маразма, Кэрол Эштон научилась быть терпеливой и твердой, как, например, преподаватель младших классов, – Кэрол всегда видела определенное сходство этой профессии со своей. У нее также развился талант заставлять даже самых несговорчивых людей исполнять все, чего она требует, немедленно. Все это сержант у приемной стойки уже успел заметить.
– Не думайте, что мы относимся легкомысленно к заявлениям о пропавших.
– В этом я абсолютно уверена. Но еще я знаю, что вы должны внести имя пропавшего вместе с очень коротким описанием в список, который циркулирует между отделениями полиции, хотя на этом – если только пропал не ребенок или еще кто-то особенно уязвимый – поиски и заканчиваются.
Здесь она не ошибалась.
– Проблема заключается в том, миссис Эштон, что сейчас пропадает удивительно много людей.
– Я знаю. И я знаю также, что многие из них потом находятся, живые и невредимые. И еще мне более чем знакомо понятие «ресурсы». И все же я хочу встретиться с кем-нибудь, кто даст делу ход. И, как я уже сказала, я не пытаюсь преуменьшить значимость сотрудников полиции в форме, говоря, что хотела бы поговорить с детективом.
Она повернулась спиной к стойке, направилась к сиденьям у противоположной стены и села. Обивка на них была вся в разрезах и прорехах, сквозь которые на свободу рвался серый поролон.
Зная, что, вероятно, ей придется просидеть здесь некоторое время, Кэрол Эштон взяла свою книгу, но на самом деле она едва успела прочесть одну главу. Сержант у стойки сразу распознал в ней женщину, которая отцепится от него тогда и только тогда, когда получит то, за чем пришла.
– Миссис Эштон? Я детектив Грэффхам. Пройдемте?
Кэрол чертыхнулась про себя, удивившись, что это была женщина, ведь хотя в городе всегда было много женщин-констеблей, детектива она всегда представляла мужчиной. Как медсестер всегда представляют женщинами.
В комнате, куда ее пригласили, напротив, ничего удивительного не было – тесная маленькая безликая коробка с металлическим столом и двумя стульями бежевого цвета. Ты признаешься во всем на свете, лишь бы выйти отсюда.
– Я так понимаю, вы очень обеспокоены отсутствием одной из ваших подчиненных на работе в течение нескольких дней?
Она была красивая: короткая стрижка, острые черты, большие глаза.
– Анджелы – Анджелы Рэндалл. Только это не совсем верное слово – подчиненная.
Детектив Грэффхам взглянула на листок бумаги перед собой.
– Извините. Просто я только что получила информацию…
– О да, она, в общем, и есть подчиненная. Она работает на меня, просто это прозвучало как-то неприятно. У меня очень хорошие отношения со всеми моими сотрудниками.
– Я понимаю – субординация… Хорошо, давайте начнем сначала. Расскажите мне все об Анджеле Рэндалл. Только сперва позвольте предложить вам чего-нибудь горячего? Хотя должна сказать, что автомат у нас просто чудовищный.
«Она далеко пойдет» – вот о чем думала Кэрол Эштон, помешивая свой чай пластиковой палочкой, которая мало походила на ложку. Во всяком случае, она на это надеялась. Надеялась, что она не покажется кому-то слишком неравнодушной и слишком увлеченной… слишком – да, слишком заинтересованной. Детектив Грэффхам откинулась на стуле, сложила руки на груди, глядя прямо на нее, и стала ждать. Она и правда казалась искренне заинтересованной.
– Я управляю домом престарелых для людей с ментальными расстройствами.
Старичок выгуливает йоркширского терьера, а дама – двух доберманов, с которыми обходит вокруг Камней Верна и быстро спускается вниз по тропинке.
Ночью на Холме тоже бывают люди, но это уже не бегуны и не велосипедисты.
Вскоре солнце встает кроваво-красным диском над колючими кустарниками и деревцами и над зеленой травой мха, касаясь Камней Верна, выхватывая обрывки бумажек, белый хвост убегающего кролика, мертвую ворону.
Никто не видит ничего необычного, глядя на Холм. Люди разговаривают, бегают, ездят здесь, но ничего не находят, не обнаруживают ничего, что могло бы их обеспокоить. Все абсолютно так же, как обычно, камни стоят, а кроны деревьев возвышаются над ними и не таят никаких секретов. Все машины на своих местах на асфальтированных дорогах, и в любом случае, вчера был дождь – следы от шин все равно бы смыло водой.
Четыре
Дебби Паркер лежала в кровати, сжавшись в плотный комок и подтянув под себя ноги. За ее окном светило яркое для декабрьского утра солнце, но ее темно-синие шторы были задернуты.
Она слышала будильник Сэнди, слышала, как Сэнди принимает душ и как Сэнди слушает радио, но ничего из того, что она слышала, не имело значения. Когда Сэнди уйдет на работу, Дебби снова сможет заснуть и проспать все это тихое утро, закрывшись от солнца, от дня, от жизни.
После пробуждения всегда проходило несколько секунд, в которые она чувствовала себя хорошо, чувствовала, что все нормально: «Эй, настал новый день, поехали!» – прежде чем сокрушительная, ослепляющая тоска проникала в ее мозг, как чернила через промокательную бумагу, и расползалась по нему мгновенно. По утрам всегда было плохо, а после того как она потеряла работу, стало еще хуже. Она просыпалась с головными болями, которые затуманивали ее мысли и не давали ничего делать еще полдня. Если она делала над собой титаническое усилие и все-таки выходила на улицу, чтобы пройтись по городу, – или вообще делала что-нибудь, – боль становилась чуть слабее. После полудня ей уже казалось, что она сможет справиться. По вечерам обычно бывало довольно неплохо. По ночам нет, даже если перед сном она выпивала пару бокальчиков и ложилась спать если не в приподнятом настроении, то хотя бы в легком забытьи. Она резко просыпалась около трех, с жутко колотящимся сердцем и вся в поту от страха.
– Дебби…
Уходи. Не заходи сюда.
– Без десяти восемь.
Из открывшейся двери на стену упала полоска света.
– Чашку чая?
Дебби не двинулась и не издала ни звука. Уходи.
– Ну же…
Шторы со скрипом раздвинулись. Этот звук будто просверлил ей зубы. Сэнди Марш – такая бодрая, живая, яркая – сейчас была явно обеспокоена. Она села к ней на кровать.
– Я говорю, что принесла тебе чаю.
– Я в порядке.
– Ты не в порядке.
– Да.
– Можешь говорить, что я это не по делу, но мне кажется, тебе нужно сходить к доктору.
– Я не болею, – пробормотала она в глухую пустоту кровати.
– Но ты и не в норме. Посмотри на себя. Может, у тебя эта штука – метеозависимость?.. Сейчас декабрь. Это известный факт, что люди чаще кончают с собой в декабре и в феврале, чем в другие месяцы.
Дебби села, одним яростным движением сбросив с себя одеяло.
– О, отлично. Спасибо.
Ярко накрашенное, жизнерадостное лицо Сэнди перекосилось от беспокойства.
– Извини. Ну стукни меня. Извини. О господи.
Дебби заплакала, уронив голову на руки. Сэнди потянулась к ней, чтобы обнять.
– Ты опоздаешь, – сказала Дебби.
– Ну и черт с ним. Ты важнее. Пошли.
В конце концов Дебби поднялась и поплелась в душ. Но перед душем предстояла встреча с зеркалом.
Акне усугубилось. Все ее лицо было в отметинах и пятнах от сильной воспаленной сыпи. Она перекинулась ей на шею и даже на плечи. Она сходила по поводу нее к врачу один раз, несколько месяцев назад. Он прописал ей мерзко пахнущую желтую мазь и сказал наносить ее дважды в день. Она пропитала всю ее одежду, ею провоняло все постельное белье, а прыщей меньше не стало. Она даже не стала заканчивать банку и больше на приемы не ходила. «Ненавижу врачей», – сказала она Сэнди, когда они вместе сидели на кухне, завешанной дешевыми наскоро сколоченными ящичками, у которых постоянно отваливались дверцы. Сэнди сделала тосты и еще две чашки чая.
Они знали друг друга с начальной школы, выросли на одной улице и начали вместе снимать квартиру восемь месяцев назад, когда мама Сэнди снова вышла замуж и жить дома стало тяжело. Но то, что должно было превратиться в непрекращающееся веселье, почему-то им не стало. Дебби потеряла работу, когда строительная компания закрыла свое отделение в Лаффертоне, а потом на нее стала надвигаться тьма.
– Все, что мне могут дать врачи, – это гору таблеток, от которых у меня крыша поедет.
Сэнди опустила ложку в свою кружку, зачерпнула чай и вылила его обратно, зачерпнула и вылила снова.
– Хорошо. Может, тебе стоит встретиться с кем-то другим?
– Например?
– Ну, знаешь, чья реклама висит во всяких магазинах здорового питания.
– Что? Типа этих жутких акупунктурщиков? Хилеров и травников? Да они все немножко ударенные.
– Ну, многие люди готовы поклясться, что все это помогает. Просто запиши несколько имен.
Когда она чем-то занималась, ей становилось лучше. Ей стало капельку веселее, когда она подошла к газетному киоску и купила блокнот и ручку, а потом спустилась по Перротт к аптеке и взглянула поверх крыш на Холм, шапку которого освещал лимонно-желтый солнечный свет.
Аптека располагалась на Алмс-стрит, рядом с собором. «Со мной все еще будет нормально, – подумала Дебби. – Могу заняться спортом, скину десяточек кило, найду что-нибудь для кожи. Новая жизнь».
Визитные карточки были прикреплены булавками одна поверх другой, и все же вся эта куча как-то удерживалась на пробковой доске объявлений; некоторые ей пришлось приподнять и отцепить, чтобы разобрать имена и телефоны. Техника Александера, рефлексолог, лечение по Брендану, акупунктура, хиропрактика. Она перебирала их целую вечность. В итоге она записала данные четверых специалистов: по ароматерапии, по рефлексологии, по акупунктуре и по травам – а потом, поразмыслив, еще одного… Адрес и номер телефона принадлежали кому-то по имени Дава. Она почувствовала, что ее взгляд буквально притягивала эта карточка глубокого, интенсивного синего цвета, украшенная вихрем маленьких звездочек. ДАВА. ДУХОВНОЕ ИСЦЕЛЕНИЕ. КРИСТАЛЛЫ. ВНУТРЕННЯЯ ГАРМОНИЯ. СВЕТ. ТЕРАПИЯ ЦЕЛОСТНОЙ ПЕРСОНАЛЬНОСТИ.
Она внимательно смотрела на синюю карточку, чувствуя, как та затягивает ее. Она что-то сделала с ней, в этом не было сомнений. Когда она вышла из аптеки, она чувствовала себя… иначе. Лучше. Синяя карточка не выходила у нее из головы, и каждый раз, когда она вспоминала о ней в течение дня, ей казалось, что она может в ней что-то увидеть, что-то из нее извлечь. Как бы то ни было, темнота притаилась, словно напуганный зверь, где-то в уголке ее сознания, и там и осталась.
Пять
– Я бы хотела увидеть старшего по званию. Может быть, офицера.
Управляя домом престарелых с пятнадцатью пожилыми подопечными в разной степени маразма, Кэрол Эштон научилась быть терпеливой и твердой, как, например, преподаватель младших классов, – Кэрол всегда видела определенное сходство этой профессии со своей. У нее также развился талант заставлять даже самых несговорчивых людей исполнять все, чего она требует, немедленно. Все это сержант у приемной стойки уже успел заметить.
– Не думайте, что мы относимся легкомысленно к заявлениям о пропавших.
– В этом я абсолютно уверена. Но еще я знаю, что вы должны внести имя пропавшего вместе с очень коротким описанием в список, который циркулирует между отделениями полиции, хотя на этом – если только пропал не ребенок или еще кто-то особенно уязвимый – поиски и заканчиваются.
Здесь она не ошибалась.
– Проблема заключается в том, миссис Эштон, что сейчас пропадает удивительно много людей.
– Я знаю. И я знаю также, что многие из них потом находятся, живые и невредимые. И еще мне более чем знакомо понятие «ресурсы». И все же я хочу встретиться с кем-нибудь, кто даст делу ход. И, как я уже сказала, я не пытаюсь преуменьшить значимость сотрудников полиции в форме, говоря, что хотела бы поговорить с детективом.
Она повернулась спиной к стойке, направилась к сиденьям у противоположной стены и села. Обивка на них была вся в разрезах и прорехах, сквозь которые на свободу рвался серый поролон.
Зная, что, вероятно, ей придется просидеть здесь некоторое время, Кэрол Эштон взяла свою книгу, но на самом деле она едва успела прочесть одну главу. Сержант у стойки сразу распознал в ней женщину, которая отцепится от него тогда и только тогда, когда получит то, за чем пришла.
– Миссис Эштон? Я детектив Грэффхам. Пройдемте?
Кэрол чертыхнулась про себя, удивившись, что это была женщина, ведь хотя в городе всегда было много женщин-констеблей, детектива она всегда представляла мужчиной. Как медсестер всегда представляют женщинами.
В комнате, куда ее пригласили, напротив, ничего удивительного не было – тесная маленькая безликая коробка с металлическим столом и двумя стульями бежевого цвета. Ты признаешься во всем на свете, лишь бы выйти отсюда.
– Я так понимаю, вы очень обеспокоены отсутствием одной из ваших подчиненных на работе в течение нескольких дней?
Она была красивая: короткая стрижка, острые черты, большие глаза.
– Анджелы – Анджелы Рэндалл. Только это не совсем верное слово – подчиненная.
Детектив Грэффхам взглянула на листок бумаги перед собой.
– Извините. Просто я только что получила информацию…
– О да, она, в общем, и есть подчиненная. Она работает на меня, просто это прозвучало как-то неприятно. У меня очень хорошие отношения со всеми моими сотрудниками.
– Я понимаю – субординация… Хорошо, давайте начнем сначала. Расскажите мне все об Анджеле Рэндалл. Только сперва позвольте предложить вам чего-нибудь горячего? Хотя должна сказать, что автомат у нас просто чудовищный.
«Она далеко пойдет» – вот о чем думала Кэрол Эштон, помешивая свой чай пластиковой палочкой, которая мало походила на ложку. Во всяком случае, она на это надеялась. Надеялась, что она не покажется кому-то слишком неравнодушной и слишком увлеченной… слишком – да, слишком заинтересованной. Детектив Грэффхам откинулась на стуле, сложила руки на груди, глядя прямо на нее, и стала ждать. Она и правда казалась искренне заинтересованной.
– Я управляю домом престарелых для людей с ментальными расстройствами.