Эти спутанные узы

– То есть?

Прета фыркает и наклоняет голову набок.

– Думаешь, мы не замечаем, как вы смотрите друг на друга?

– Прета, не надо.

Она вздыхает и закатывает глаза.

– Как только мы поднимемся на вершину горы, мы устроимся в лагере, а затем отправимся на север к священному источнику.

– Разве мы не торопимся к Жрице? Я думала, мы пойдем в ее храм.

– Таков был план, но мы не сможем увидеть ее до завтра. Сегодня утром пришло известие, что в свете нападения на столицу она не встречается ни с кем, кто не сделал подношения Лугу.

Я напрягаюсь, думая о трибутах – людях, которых Неблагие забрали в те годы, пока действовало проклятие.

– Какого рода подношения?

– Не смотри на меня так, словно сейчас я заставлю тебя вырвать сердце щенка. Мы поднесем Лугу кукурузу и пшеницу. Ничего такого, что бы ранило твои хрупкие чувства.

– Не хрупкие они у меня.

Она усмехается.

– Как бы то ни было, мы вернемся к празднованию до наступления темноты.

– А что будет вечером? – спрашиваю я.

– Костер, танцы, напитки, церемония сватовства и веселье.

– Тебе это нравится, – говорю я, внимательно глядя на нее. Даже если бы она не улыбалась, ее бы выдали искорки в ее глазах.

Она пожимает плечами.

– У меня много хороших воспоминаний об этом времени года. Мой муж вырос здесь, и Лунастал был одним из его любимых праздников. – Она погружается в воспоминания. – Он был сильным и атлетичным, и ему нравилось красоваться во время соревнований, а еще… – Она сглатывает и поднимает голову, чтобы посмотреть мне в глаза. – Он любил общество, людей. Ему нравилось знать, что здесь у него всегда будет дом. Эти люди относятся к нам с теплотой, которой не найти в столице. Вексиус это ценил.

– Финн здесь встретил Изабель? – спрашиваю я. Вчера Финн говорил, что когда Мордеус захватил власть в Неблагом дворе, ему была важнее его жизнь здесь.

Прета кивает:

– Да. И думаю, что именно поэтому возвращение вызывает у него одновременно теплые воспоминания и горечь.

– Как они встретились? – спрашиваю я. – Она была человеком, да? Служанкой?

– У тебя сегодня столько вопросов. Давай ты сначала оденешься. – Она обходит кровать, расстегивает молнию на красном платье, ждет, пока я сниму ночную рубашку, и помогает мне надеть его. – Да, Изабель была человеком, – говорит она, застегивая молнию. – Технически она была подменышем.

Я оглядываюсь через плечо.

– Что такое подменыш?

– Некоторые фейри проявляют особый интерес к больным детям людей. Они не могут смотреть на их страдания и считают своим долгом использовать магию Фейри, чтобы исцелить их.

Я поворачиваюсь к ней.

– Они просто выкрадывают их у родителей?

Ее лицо становится серьезным, когда она изучает меня.

– Я не жду, что ты поймешь эти традиции, но прошу тебя поверить мне. Любой ребенок, которого приносят сюда, обречен на смерть. Это нелегко. Чтобы дитя людей могло жить в Фейри, нужно многое принести в жертву.

– Значит, Изабель – подменыш, – говорю я. – А что это значит? Она умела изменять свою внешность?

– Нет, – фыркает Прета. – Боги, нет. Она была просто человеком, который вырос в Фейри.

Я делаю еще один глоток кофе и вспоминаю женщину в белом платье, которую видела в катакомбах Финна.

– И она была очень красивой, – шепчу я.

– Да, – говорит Прета. – У нее была особая красота, не кричащая. И она заботилась о тех, кому повезло меньше, чем ей, и всегда ставила на первое место других.

Меня охватывает чувство стыда. Я спрашивала не об этой красоте, но знаю Финна достаточно хорошо, чтобы понимать, что то, что у нее внутри, было важнее всего остального.

– Она была и физически красива, – говорит Прета. Она достает из шкафа пару шелковых чулок и бросает их на кровать. – Достаточно, чтобы многие поверили, что ее приемный отец точно знал, что делал, когда подстраивал ее встречу с Финном.


– Но Финн не должен был влюбляться в человека.

– Нет. – Она фыркает и качает головой. – Беру свои слова назад. Никого не волновало, в кого он влюбится. Он просто не должен был провести свою жизнь с человеком, не должен был сажать его на трон рядом с собой. Но он решил поступить именно так. Жениться на ней, сделать её своей королевой. Подарив ему нескольких наследников, она приняла бы Зелье жизни и стала фейри.

– От фейри рожают столько женщин. Почему так мало получают зелье? – говорю я, хватая чулки и садясь на край кровати, чтобы надеть их. Было бы проще сделать это до того, как надеть платье, но Прета, должно быть, понимала, что я слишком скромна, чтобы так долго оставаться без одежды.

– Это зелье используется не часто. Оно очень ценное и редкое. Ингредиенты добываются в пещерах под Гоблинскими горами, из магических драгоценных камней.

Надев оба чулка, я встаю и разглаживаю юбки.

– Миша рассказал мне о камнях огня.

– Хорошо. Тогда ты понимаешь, почему это зелье не варят на каждом углу и оно не находится всегда под рукой.

– В Фейрскейпе об этом зелье говорят так, словно у фейри есть его бесконечные запасы.

Прета качает головой:

– Из всех, кого я знаю, обращена была только ты. Я слышала о других, но за всю свою жизнь видела только тебя.

– А как же суженая Финна? Она бы приняла зелье?

– Финн пытался раздобыть необходимые ингредиенты, когда они планировали свои клятвы, но из-за бушующей войны за контроль над горами не мог собрать все необходимое. Он надеялся получить зелье к тому моменту, когда родятся их дети. – Она роется в сумке с косметикой. – Его отец так рассердился, когда Финн рассказал ему о свадьбе. Оберон планировал, что Финн женится… на другой. На той, кто укрепил бы власть их рода. Но Финн отказался. Это было очень драматично, но Финн был влюблен и отказывался ставить политику выше своих чувств.

Меня охватывает ревность. Нет, не ревность. Как можно ревновать к мертвой женщине? Женщине, которая увидела самого худшего представителя вида Финна – самого Финна.

– А ты, кажется, отнеслась бы к этому с пониманием, – говорю я.

– Конечно. – Кивнув, она достает из сумки палетку теней и маленькую кисточку. – Закрой глаза.

Я повинуюсь и позволяю ей провести крошечной кисточкой по моим векам.

– Ты завидовала, что у них был выбор, а у тебя его не было?

Она вздыхает.

– К тому времени я была влюблена в Вексиуса. Я верила, что боги подарили мне две возможности испытать огромную любовь. Я не жалею ни о своем браке, ни о решении заключить узы со своим мужем – и тогда тоже не жалела. Вексиус действительно сделал меня счастливой, и если бы я отказалась выйти за него замуж, я бы никогда не узнала, каково это – быть любимой им. У меня не было бы Ларк.

– Правда. – И это очень зрелое отношение. Уверена, ее чувства далеко не так просты.

– Можешь открыть, – говорит она, взмахнув кисточкой в последний раз. Я открываю глаза и вижу, как она достает ожерелье из крошечных жемчужин. Она надевает его мне на шею, и я прикасаюсь пальцами к драгоценному камню, который подарил мне Себастьян.

– Может быть, снять его?

Прета качает головой.

– Все мы носим камни огня. Этого от нас даже ждут.

Но как бы Финн отнесся к тому, что я ношу его, если бы знал, что его подарил Себастьян? Наверное, лучше не спрашивать.

– Когда Оберон и Финн ссорились из-за будущего Финна, я очень переживала за него. Я знала, каково это, когда твои личные желания и потребности отставлены на второй план из-за политических амбиций твоих родителей, и знала, как это больно.

Я поднимаю руку и касаюсь ожерелья. Жемчужины гладкие как шелк.

– Ты была ему хорошим другом.

– Его легко любить. – Она пожимает плечами и застегивает ожерелье. – Теперь займемся волосами.

Я тяну за прядь за своим ухом и отпускаю ее. Волосы скручиваются в завитки.

– Боюсь, с этим мало что можно сделать.

– Наверное, было бы неплохо их заплести. Чтобы вставить в них цветы, – говорит она, и я вижу в ее глазах озорной блеск.

Цветы для церемонии, о которой я все еще ничего не знаю, но вместо того, чтобы задавать еще вопросы, я киваю и снова тянусь за своей кружкой.

– Ты пойдешь со мной?

Прета качает головой:

– Нет. Это путешествие скорее церемония для тех, кто недавно заключил узы.

Я кашляю и чуть не выплевываю свой кофе.