Эти спутанные узы

Он качает головой.

– Даю слово.

– Спасибо.

Я делаю шаг вперед, сокращая расстояние между нами, и протягиваю руку, чтобы запустить пальцы в волосы у основания его шеи. Полоска кожи, стягивающая их сзади, падает на землю, и у Себастьяна перехватывает дыхание.

Его взгляд опускается на мой рот.

– Абриелла, – бормочет он, наклоняясь к моим губам.

Движением настолько быстрым, что он не замечает этого, я поднимаю свой нож и отрезаю прядь его белокурых волос. Я отступаю, прежде чем его губы успевают коснуться моих.

Себастьян моргает и прищуривается, глядя на прядь волос у меня в кулаке.

– Для чего она?

– Это плата за дорогу в Замок Гор.

Его глаза расширяются, но прежде чем он успевает ответить, я обрываю еще одну нить на своем браслете и передаю прядь волос Баккену.

– Абриелла, – зовет Себастьян, но мы уже исчезли.





Глава 9




– Вы уверены, что я больше ничего не могу для вас сделать? – спрашивает Холли, во второй раз наполняя мою чашку кофе. Стоило бы попросить ее перестать это делать. Остаток дня я буду на взводе. Но, наверное, уж лучше так, чем спать на ходу.

Ночью, когда Баккен перенес меня обратно ко мне в комнату, я была просто сама не своя. Но я заставила себя лечь в постель. Несмотря на то что мне не давали покоя тысячи мыслей, я заснула, едва моя голова коснулась подушки. Я не просыпалась до самого утра – до того момента, как меня накрыло такой волной гнева и предательства, что я вскочила с кровати, готовая драться. И только тогда я поняла, что это чувствует Себастьян, а не я.

Раздается тихий стук в дверь, и Холли бросается открывать, прежде чем я успеваю встать из-за маленького столика, за которым она подала мне завтрак.

– Ваше Величество, – говорит она, приседая в низком реверансе. – Доброе утро. Что я могу для вас сделать?

– Доброе утро, Холли, – говорит Миша, кивая головой в знак приветствия. Он одет в кожаные штаны и свободную белую тунику, за спиной у него висят ножны с мечом. На его плече сидит Шторм. – Я пришел поговорить с Абриеллой. Можешь, пожалуйста, выйти из комнаты?

Еще один реверанс.

– Конечно, Ваше Величество. Если вам что-то понадобится, я буду в коридоре.

– Спасибо. – Он смотрит ей вслед, затем тихо закрывает за ней дверь и поворачивается ко мне. – Как спалось? – спрашивает он.

– Очень крепко. – Я позволяю себе еще один глоток кофе и отодвигаю чашку. – Ты говорил, что когда я отдохну, ты мог бы научить меня отгораживаться.

Миша кивает.

– Ты уверена, что у тебя хватит на это сил?

– Я бы хотела это узнать.

– Это сложно, и, разумеется, если узы заключаются с самыми чистыми намерениями, от них никогда не возникает желания отгораживаться.

– Никогда? – спрашиваю я. Так трудно представить, что кто-то хочет постоянно знать, что чувствует кто-то другой. Я чаще всего хочу скрыть свои эмоции, а не выставлять их напоказ.

Миша пожимает плечами.

– Это глубокая душевная связь на всю жизнь. Она заключается навсегда – в этом ее смысл. И есть пары, которым мало просто связать себя узами.

– А чего еще они хотят? – Я даже не пытаюсь скрыть ужас в своем голосе.

– Они хотят вечности. Обещания, что узы никогда не будут разорваны и им никогда не придется жить друг без друга. Такие пары отправляются к Ледяной реке, что течет под Гоблинскими горами, и плавают в ее водах, связывая свои жизни навечно.

– Но почему?

Миша усмехается.

– Никто не обвинит тебя в том, что ты романтик.


– Тебе никогда не хотелось просто побыть в одиночестве?

Он выгибает бровь.

– Если я хочу побыть в одиночестве, я могу себе это устроить.

Я качаю головой. Он не понимает, о чем я спрашиваю.

– Ты хочешь сказать, что все время ходишь, точно зная, что чувствует Амира?

Его вечно веселая ухмылка исчезает.

– А почему ты думаешь, что я связан узами с Амирой?

Вот оно что. То есть…

– Она твоя жена. Я просто думала…

– Наш брак был заключен ради политической выгоды, а не по любви, – говорит он. – Мне нужно было заключить с ней брак. И хотя большинство считает, что мы связаны узами, поскольку традиционно правящие супруги в моем дворе их заключают, в этом не было необходимости. У меня не было никакого интереса заставлять мою невесту разделять нечто столь интимное.

Сглотнув, я опускаю голову. Так легко думать о Прете как о проигравшей стороне в их запутанных отношениях. Она была влюблена в женщину, которая была помолвлена с ее братом, и когда ее родители узнали об этом, они отослали ее. Я никогда особо не задумывалась о том, что по этому поводу думал Миша, – и каково было жениться на женщине, которая его не любила, но которая любила его сестру.

– Мне жаль, – говорю я, но когда я снова поднимаю взгляд, на его лице снова появляется веселье.

– Почему?

– Просто… вся эта ситуация. Мне жаль, что ты не женился на той, кого любишь.

– Я люблю ее, Абриелла. – Он наливает себе чашку кофе. – Может быть, не так, как мужья любят своих жен в вашем мире, но она дорога мне. Она – мой лучший друг, как говорите вы, люди.

– У вас будут дети? – Вопрос слетает с моих губ прежде, чем я успеваю прикусить язык. Я перехожу границы. Задавать такой личный вопрос практически неприлично, и это абсолютно не мое дело.

– У Амиры есть любовники, – говорит он, пожимая плечами. – И у меня тоже. Возможно, однажды мы будем благословлены ребенком, но если нет, в моем роду есть много других фейри, которые могли бы стать способными правителями.

У них есть любовники, но они не спят вместе? Я и так перешла все границы, так что я не осмеливаюсь задавать и этот вопрос. Непохоже, что для Преты это хоть что-то изменит. И плевать, что я очень хочу, чтобы моя подруга могла быть с той, кого любит.

Подруга… Подруга ли она мне еще? Даже теперь?

– Как бы то ни было, я верю, что моя сестра считает тебя подругой, – говорит Миша с грустной улыбкой. – Тебе просто нужно решить, хочешь ли ты, чтобы она была твоей.

Я сжимаю челюсти, но вместо того, чтобы отругать его за то, что он прочитал мои мысли, качаю головой.

– Научи меня отгораживаться.

Он вздыхает, и я задаюсь вопросом, надеялся ли он убедить меня снова довериться его сестре.

– Я пытаюсь придумать, как лучше тебе объяснить. – Он постукивает указательным пальцем по губам. – Что скажешь насчёт этого? Я хочу, чтобы ты подумала о разнице между тем, каково это – быть смертной и бессмертной.

– О разнице? – спрашиваю я.

– Трудно сказать, что это для тебя значит. В конце концов, сила была у тебя еще до того, как ты стала бессмертной. Но даже так твоя связь с этой магией теперь другая, не так ли?

Я киваю.

– Совершенно. – Я и раньше могла ее использовать, но обычно делала это сознательно. Потому что решила это сделать. Теперь она просто есть. Все время. И, похоже, теперь я должна сознательно отказываться от ее использования.

– Расскажи об этом, – говорит он.

Я пожимаю плечами:

– Сейчас она просто есть.

– Опиши ее. Какой она была раньше. И какой не была.

– Сейчас магия как будто прямо передо мной. Все время окружает меня. Мне не нужно искать ее или даже открывать глаза, чтобы знать, что она есть. Раньше пользоваться ей было все равно что… – Я пытаюсь придумать, как это описать. – Как если бы я смотрела на что-то прямо перед собой и видела тот же предмет через грязное стекло.

Глаза Миши загораются.

– Отлично. С этим я могу работать.

– Что ты имеешь в виду?

Он смотрит вдаль, как будто у нас есть все время в мире.