Если о нас узнают

– Я совершенно точно облажался, это было очень банально.

– Не очень хорошее начало отношений.

Я запинаюсь на последнем слове, слишком поздно осознав, что сорвалось с языка. Парень замирает, его глаза расширяются. У меня перехватывает дыхание, и я начинаю быстро моргать. Дерьмо. Господи. Я не хотел этого говорить. Как будто мой язык живет своей жизнью и, не дождавшись реакции мозга, выдал все мысли.

Прошло несколько дней с тех пор, как мы гуляли возле каналов. Хотя мы пробирались в номера друг к другу, чтобы целоваться, по крайней мере раз в день – после завтрака, после интервью, перед шоу – ни один из нас не сделал ни малейшего движения, чтобы выяснить, чем именно мы занимаемся.

Зак выглядел бы более встревоженным, только если бы я объявил, что собираюсь сбросить его из окна в объятия жаждущих фанатов, разбивших лагерь снаружи.

– То есть я не это имел в виду, – заикаюсь я, прежде чем он успевает ответить. – Я хотел сказать… Ну, ты знаешь, отношения – это когда две вещи существуют в… отношении… между собой.

– Все в порядке, я понимаю, что ты имел в виду. – Зак слегка расслабляется.

– Две вещи, которые связаны между собой. Между ними… Отношения.

– Ты так усердно думаешь, это действительно мило, – говорит он, криво улыбаясь.

Он расслабляется, и я возвращаю ему улыбку, почувствовав себя немного застенчиво.

Честно говоря, это был провал – и при том весьма неожиданный, учитывая, что я не думал о Заке как о ком-то, с кем я встречаюсь. По крайней мере до этого момента. Учитывая реакцию Зака, об этом еще очень рано рассуждать. Кое-что нужно занести в папку «вернуться позже».

Но все же. Теперь, когда эта идея витает на задворках моего сознания… Я бы солгал, если бы сказал, что мысль о том, чтобы однажды начать встречаться с Заком, не заставляет тепло разливаться от груди до кончиков пальцев.

Джон выглядит так, словно вот-вот воспламенится.

Наш хореограф Валерия забрала его на личную тренировку, чтобы немного изменить его танцевальные движения в Guilty. Мы не знаем точно, откуда взялась эта внезапная перемена, но никого из нас не вдохновляет идея каких-либо изменений в хореографии, которую мы знаем наизусть. Так не должно быть. И все же мы здесь.

– Мне лишь нужно, чтобы ты чуть активнее работал бедрами, – говорит Валерия Джону, проводя руками по всей длине своего тела, ее ногти скользят по коже и одежде, остановившись под тазовыми костями.

Джон подражает ей, но примерно на миллиард процентов менее страстно и сексуально. А ведь Джон танцует лучше всех нас. В этом нет сомнений.

– Откуда эта перемена? – спрашивает он, когда Валерия двигает его руками, демонстрируя, чего она хочет.

– Просто обычное замечание, – беззаботно отвечает девушка.

Зак смотрит на меня и корчит гримасу. Итак, Джефф. Поручение пришло от Джеффа.

– Вот так, Джон, – говорит Энджел, проводя руками от шеи к промежности, затем падает коленями на сцену, стягивает рубашку с шеи, обнажая грудь. Парень тяжело дышит, будто находится на середине порносъемки.

Валерия хмуро глядит на нас.

– Вы трое, сделайте перерыв, пока я работаю с Джоном.

Мы втроем стоим без дела уже больше десяти минут, пока Джон сопротивляется новым движениям, поэтому мы с радостью спешим за кулисы, чтобы захватить бутылки с водой.

– Думаешь, Джефф наказывает его за что-то? – спрашивает Зак, открывая бутылку зубами.

– Нет, – говорю я, – Джефф не делает ничего такого, что, по его мнению, выставит нас в плохом свете. Он просто… Такое чувство, что ему в последнее время не хватает секса.

Зак странно смотрит на меня при слове «секс», а затем чрезмерно заинтересованно начинает разглядывать этикетку на своей бутылке с водой.

– Эй, если ему нужен секс, то у меня он есть, – объявляет Энджел, засунув телефон в карман. – Кстати говоря, мне нужно в ванную. Сейчас вернусь.

– Кстати говоря? – повторяю я. – Что ты… Энджел, что ты собрался делать в ванной?

На сцене Валерия показывает Джону, как нарочно сбросить куртку с плеч. До этого момента я никогда не видел такого выражения на лице парня, хотя, погодите-ка, я видел подобное на своих семейных фотографиях. Это выражение лучше всего описать как «молчаливая мольба о спасении».

– Как думаешь, мы сможем его спасти? – спрашивает Зак через некоторое время.

– О чем ты? Вмешаться в дела Джеффа?

– Я склонялся к чему-то более быстрому. Типа, отвлекающий маневр?

– В стиле «Призрака оперы»? – Я оживляюсь. – Здесь нет никаких люстр, которые можно разбить, но, может…

– Нет, я не разрешаю тебе портить декорации, – быстро говорит Зак. – Может, крикнуть или что-то в этом роде?

– Ты хочешь, чтобы я стоял здесь и орал? Честно говоря, я думаю, что это просто разозлит их.

– Нет, пройдись немного по коридору. Ты можешь разыграть похищение.

Подождите. Раз уж мы вспомнили о похищении.


– Придержи эту мысль. Не то чтобы это нас касалось, но Энджел уже довольно долго находится в ванной.

Зак отрывает взгляд от Джона, который сейчас работает с верхней частью тела.

– Ты же не думаешь, что он говорил серьезно?

Я начинаю спускаться по коридору за кулисы, Зак следует за мной по пятам.

– Слушай, мне кажется, что нет. Меня больше беспокоит, что его могли украсть фанаты или что-то в этом роде.

– Ты говоришь о нем так, как будто он какая-то коллекционная вещь.

Я приподнимаю бровь.

– Ты не можешь стоять и говорить мне, что никогда не ощущал себя такой вещью.

– Считается ли тот раз, когда я увидел до чертиков жуткую куклу Зака?

– Давай вспомним тот случай, когда ты потерял в толпе пластырь, а спустя некоторое время он оказался на eBay.

Он издает лающий смешок.

– Черт, чувак, я совсем забыл об этом. Туше.

Я просовываю голову в дверь мужского туалета.

– Пусто, – объявляю я.

Зак высовывает голову из-за моего плеча.

– Хочешь перепроверить? – шучу я, шагая внутрь, чтобы он тоже мог войти.

Но у Зака нет ни малейшего интереса проверять пустые кабинки. Вместо этого он надвигается на меня, отталкивая назад, пока я не упираюсь в закрытую дверь.

– Не совсем, – говорит он. – Я просто хочу поцеловать тебя.

Ох.

Возможно, это лучшее, что мне когда-либо говорили.

Он целует меня быстро и яростно, его руки взлетают к моей шее, пальцы зарываются в волосы. Затем он отстраняется, целуя меня в подбородок, и проводит губами по шее. Тепло разливается по коже в месте поцелуя, после чего его обжигает холодным воздухом, когда губы Зака перемещаются. Затем, как раз в тот момент, когда мои колени начинают подгибаться, парень выпрямляется и отстраняется.

– Извини за засаду, – шепчет он. – Просто я в течение нескольких часов хотел сделать это.

Я теряю дар речи на добрых тридцать секунд. В кои-то веки я следую за Заком, тщательно поправляя джинсы и молясь, чтобы мы ни с кем не столкнулись, прежде чем мне удастся совладать с сильным приливом крови.

Зак проверяет женский туалет – тоже пусто, затем мы идем обратно, чтобы снова взглянуть на сцену на случай, если Энджел вернулся, пока мы были, эм, заняты. Все еще безрезультатно. Я отправляю ему сообщение и даже пытаюсь дозвониться, но он не отвечает.

– Может, нам стоит спросить охранников, не выходил ли он куда-нибудь? – неуверенно предлагаю я, пока мы стоим в пустом коридоре.

– Может… – Зак пожимает плечами. – Все же дай ему минутку. Его не было всего десять минут. Не хочу, чтобы у него возникли неприятности из-за пустяков, если он, например, просто вышел подышать на улицу.

– Ты думаешь, он снаружи? – скептически спрашиваю я. – Он никак не мог пройти мимо Кигана.

И тут до меня доходит. Конечно. Мы с Заком не единственные, кто знает, как пользоваться пожарным выходом.

Мы обнаруживаем его меньше чем за минуту: идем по белому коридору с бетонным полом, затем открываем вторую дверь, впуская внутрь лучи послеполуденного солнца.

– Подожди-подожди, держи ее открытой! – кричит знакомый голос.

Я приоткрываю дверь еще немного и замечаю Энджела с другой стороны.

– Эта штука закрылась за мной – я не мог вернуться!

По крайней мере на нем темные очки и надвинут капюшон, но все равно это маленькое чудо, что на него не напала толпа. Хотя, когда я выглядываю наружу, вокруг нет ни души. Лишь какой-то незнакомый мне парень в спортивных штанах и футболке, быстро удаляющийся от нас.

– Что ты там делал? – упрекает Зак. – Эрин убила бы тебя.

– Ничего серьезного, – говорит Энджел, и это заставляет меня задуматься, будто это на самом деле было чем-то серьезным. – Ну же. Давайте вернемся, пока Джон не начал петь «Аве Мария» в наказание за то, что прикасался к своим бедрам прилюдно.

Он снимает солнечные очки и засовывает их в карман.

Не могу не заметить, что он очень бережно прикрывает рукой те самые очки, когда мы возвращаемся обратно на сцену.