Если о нас узнают

Я расслабляю челюсти, и все наконец-то встает на свои места.

– Именно, – отвечаю я чересчур громко. Головы всех присутствующих поворачиваются в мою сторону. – Я уверен, что говорю от лица всех членов группы, когда утверждаю, что не верю в то, что дружбу можно испортить бессмысленными вещами. Но честно? Даже если бы мы и не ладили, то это не было бы столь очевидно. Я, например, много лет провел в музыкальном лагере. Любой, кто там работал, знает, как часто возникают беспричинные ссоры.

Девушки оживленно кивают, и раздается чей-то смех, но я не могу понять, чей именно.

– Но шоу продолжается, понимаете? Ты не можешь закатить истерику на сцене, потому что тебе приходится играть с кем-то, кто тебе не нравится. И лично я, знаете ли, не ребенок. Я всегда буду относиться к своим коллегам с уважением.

Вот так. Я тоже умею говорить двусмысленно.

Я так переполнен довольством и триумфом, что только через секунду понимаю, что у интервьюеров странное выражение лица. Они улыбаются, конечно же, но это совсем другая улыбка. Голодная.

Я прокручиваю в голове свои слова и замечаю, что в моем голосе появилась резкость. Пассивно-агрессивная злоба.

Я говорю, как моя мама.

Повисает ужасающая тишина, и Энджел начинает громко смеяться.

– Коллеги, – говорит он, – видите, наш Рубен лучше всех, он всегда так спокоен. И когда узнаешь его ближе, то понимаешь, что под словом «коллеги» он подразумевает своих самых лучших друзей. Серьезно! Например, однажды он собрался на свидание, о котором я был не в курсе, потому что он сообщил нам, что идет на важную встречу!

Эта история – чистейшая ложь. Но я безмерно благодарен способности Энджела придумывать всякую чушь на ходу.

– О! – Одна из девушек цепляется за эту информацию, ее глаза сверкают. – У тебя есть девушка, Рубен?

Я чувствую, как Эрин сверлит меня взглядом: «Не смей».

Конечно, я не посмею. Как и всегда, я играю в их игру, несмотря на то, какую боль это мне причиняет.

– Сейчас нет. Все еще в поисках той самой.

Интервью продолжается, но я знаю, что все испортил. Напряжение тяжелее, чем когда-либо, и оно пробралось прямо в желудок, где засело, как камень.

До конца интервью я почти не разговариваю. Все, что я могу делать, – это воспроизводить свои собственные слова. Знаю, какой будет реакция на этот поступок. И самое страшное, что это будет правдой. Я сорвался, облажался, и теперь люди узнают об этом. И я даже не могу винить никого другого.

Пятьдесят на пятьдесят, как сказал Джон.

Он оказался прав? Неужели все это время я был в ярости? Ранил всех вокруг, даже не замечая этого?

После окончания интервью я не могу взглянуть кому-либо в лицо. И я ничуть не удивлен, когда Эрин отводит меня в сторону, пока мы садимся в автобус, чтобы отправиться на следующую встречу.

– Сегодня днем, когда мы вернемся в отель, Джефф хочет поговорить с тобой и Заком, – говорит она.

Ее голос осторожный и извиняющийся. Это предупреждение.

Настоящее дерьмо вот-вот начнется.





Глава 10

Зак





У меня еще никогда не было такого количества проблем с Chorus.

Да и вообще с кем-либо.

Я могу сказать, что это серьезно, по тому, как холодно и отстраненно все относятся к нам с Рубеном. Будто даже нахождение рядом может повлечь за собой неприятности. Это началось, как только мы сели в автобус, чтобы вернуться в отель, и гнетущим облаком висело над нами всю дорогу. Эрин очень осторожна в выражениях, а Джон и Энджел вообще не разговаривают. Но хуже всего дела обстоят с Рубеном, который снова игнорирует меня. Я даже не знаю, что ненавижу больше: то, как он разговаривал со мной в автобусе сегодня утром (его злобный тон, замаскированный дружелюбием), или это. Бесконечное, ледяное молчание. В прошлом, возможно, совместные неприятности сблизили бы нас, но он снова стал вести себя так, будто я невидимка.

Сейчас я стою в ванной и умываюсь. Встреча начнется через минуту.

Он назвал меня ребенком. И он практически подтвердил интервьюерам, что между нами действительно есть напряжение. В том, что у меня сейчас неприятности, виноват только он.

Я брызгаю водой на лицо. Грустью делу не поможешь. Я не могу все испортить.

Рубен ждет меня в конце коридора, когда я выхожу из своего номера. Заранее, конечно же. Сейчас я чувствую не злость, а тянущую тупую боль. Как будто чего-то не хватает. Как будто все было бы не столь плачевно, если бы мы решали эту проблему как друзья.

Когда мы приехали в отель, Эрин дала нам полчаса на то, чтобы освежиться и подготовиться к звонку. Ее тон ясно дал понять, что мы должны выглядеть безупречно, никак иначе. Так что сейчас мы больше похожи на юных бизнесменов, чем на поп-звезд, но это вполне уместно, учитывая, что мы будем общаться с Джеффом. Для него поп-музыка – это бизнес.


Я серьезно, так и есть. Не думаю, что он понимает, какое значение для меня имеет музыка, как она важна. Не понимает, что это один из самых быстрых способов разбудить в себе эмоции и насколько он силен и необходим. Это гораздо больше, чем источник денег.

Я подхожу к Рубену, и он просто наклоняет голову в знак приветствия. Конечно. Молчание продолжается. Приятно осознавать, что в эту игру могут играть двое. Мы заходим в лифт и молча поднимаемся наверх. Я скрещиваю руки на груди и прислоняюсь к стенке.

Воздух между нами потрескивает. Парень смотрит перед собой, челюсти расслаблены, выражение лица спокойное. Он просто идеален. Даже если Рубен нервничает, то он никак этого не показывает. Неужели его действительно не волнует то, что может произойти? Или это напускное притворство? Я открываю рот, но его глаза говорят мне не делать этого, поэтому я смыкаю губы.

Я еще ни разу не видел, чтобы он вел себя так, как на том интервью. Черт, все это заметили. Даже если никто ничего не сказал, то девушки могли заметить, что между нами что-то происходит. Это так не похоже на Рубена – делать что-то, что может навредить репутации группы. Но мне кажется, что он пытался навредить только мне.

Когда завтра вечером интервью попадет в эфир, это подольет еще больше масла в огонь неутихающих обсуждений. Я уже видел, как это происходит, но всякий раз это пугающе быстро. История может превратиться из простого слуха в признанный факт за считаные секунды. Более того, она может стать поистине обличающей. То, о чем люди будут вспоминать в первую очередь, когда заговорят о Saturday.

Мы можем стать группой, участники которой втайне ненавидят друг друга, но связаны вместе контрактом.

Я поворачиваю голову и чувствую, что Рубен наблюдает за мной.

Лифт пищит.

– После тебя, – говорит он, милостиво улыбаясь.

Я игнорирую огонь в груди и выхожу.

Эрин ждет у своей комнаты вниз по коридору. Она открывает перед нами дверь, и мы заходим внутрь. Воздух кажется тяжелым и гнетущим. MacBook на столе напоминает гильотину.

– Присаживайтесь, – говорит Эрин с мрачным лицом.

Мы с Рубеном проходим через комнату и садимся перед компьютером.

На экране появляется Джефф, который сидит за столом.

– Полагаю, вы знаете, зачем вы здесь? – спрашивает он, его голос глубокий и суровый.

Мы оба ничего не произносим в течение слишком долгого времени. Это говорит о многом.

– Мне жаль, – отвечает Рубен.

Брови Джеффа сдвигаются. Несмотря на то, что он сейчас в другой стране, я все равно начинаю потеть. Если он решит прекратить поддерживать нас, мы можем распасться и превратиться в группу, о которой широкая публика лишь смутно помнит.

– Одного лишь сожаления в данном случае недостаточно. Вам необходимо стать лучше. Позвольте мне прояснить ситуацию: вы оба в глубоком дерьме. Вы же это понимаете, верно?

– Да, – говорит Рубен.

– Определенно, – отвечаю я.

– Нет, я так не думаю, – произносит Джефф, его голос повышается. – Вы двое крупно облажались. И должны пообещать мне, что возьмете под контроль все, что сейчас происходит. Вы должны это сделать.

– Мы сделаем это, – говорит Рубен.

– Обещаю, так и будет.

– Я знаю. Вы слишком много работали, чтобы сейчас ставить все под угрозу. – Он смотрит в камеру, и на мгновение кажется, что он глядит прямо на меня. – Подумайте о Джоне и Энджеле. Как вы могли их так подвести? Вы группа, значит, вы должны работать вместе.

Я склоняю голову, потому что он прав.

– И подумайте обо всех, кто работает на вас, пытаясь воплотить вашу мечту в реальность. Переживаете ли вы о них? Волнует ли вас, что люди могут потерять работу из-за этого? Если группа пойдет ко дну, они пойдут ко дну вместе с вами.

– Конечно, переживаем, – говорит Рубен.

– Тогда вы должны вести себя подобающе. Потому что я говорю правду: если вы не возьмете это под контроль, люди потеряют работу. Из Galactic звонят без остановки и просят меня исправить этот беспорядок.

Я едва могу дышать.

Знаю, что мой мозг склонен к самокритике, поэтому я не знаю, какие из моих негативных мыслей правдивы. Подвергать их сомнению – одна из лучших методик, которым меня научил детский психолог.

Но сейчас…

Джефф только что подтвердил одни из моих худших страхов.

Вся группа в опасности из-за меня. Огромное количество людей может потерять работу из-за того, что я поцеловал Рубена и не смог с этим справиться. Я могу стать причиной распада Saturday.

Глаза щиплет, но мне удается себя сдерживать. Джефф не выносит слез.

– А теперь, – говорит Джефф, – расскажите мне, из-за чего вы двое поссорились, и не смейте лгать.

– Мы не ругались, – отвечает Рубен. – Мне кажется, что мы просто действуем друг другу на нервы оттого, что проводим слишком много времени вместе.

– Зак? У тебя есть что сказать?