Если о нас узнают

Мой мозг судорожно пытается придумать возможные ответы и ее предполагаемые реплики на мои слова, стараясь наметить пути мирного урегулирования конфликта. Но, видимо, я слишком долго отвечаю, потому что фальшивая жизнерадостность пропадает, когда она продолжает говорить:

– Ты всегда так защищаешься, когда кто-то пытается преподнести тебе критику, Рубен. Ты так же относишься к своим тренерам, когда они делают тебе замечания? Ты думаешь, что у тебя все получилось или что-то в этом роде? «Рубен не может сделать ничего плохого, потому что он в международном турне!» Поверь мне, это только начало пути, в котором тебе придется доказывать свою состоятельность, и не думай, что они не бросят тебя в…

– Нет, ты права, – поспешно произношу я.

«Пожалуйста, – тихо умоляю я про себя, – дай мне сегодня передышку».

– Конечно, ты права. Вот почему я тренируюсь. Я знаю, что могу добиться большего. Остальные сегодня утром тусовались и смотрели кино, но я решил этого не делать, потому что знал, что мне нужно потренироваться, прежде чем мы…

– Значит, ты ведешь себя асоциально, – прерывает она с ликованием. – Рубен, быть частью команды означает быть частью команды. Ты не можешь просто прятаться в своей комнате каждую свободную минуту. Ты должен налаживать связи и производить хорошее впечатление.

Я не могу победить. Знаю, что в этом нет смысла. Так почему же я продолжаю пытаться?

– Я часть команды. И всегда общаюсь со всеми.

– Ну, если только это не всегда. Тебе нужно уделять много времени и тренировкам.

Мы снова ступили на этот круг. А мама даже не замечает.

– Я так и делаю, – отвечаю слабо.

– Я слышала о какой-то ссоре.

Вот она, настоящая причина звонка. Наверное, она что-то видела, когда ходила выпить. Или кто-то заговорил об этом, и ей было стыдно, что она ничего не знает. И теперь я снова думаю о Заке, и все, что я хочу сделать, это повесить трубку и упорно делать жим ногами, пока вся боль не сменится мышечным истощением.

– Нет, никаких ссор, – вру я. – Это просто сплетни.

– Хорошо. – Конечно, нехорошо, что я ссорюсь со своими близкими друзьями. Хорошо, потому что… – Ты не можешь позволить себе заполучить репутацию дурного человека. Даже если что-то происходит за кулисами, ты должен оставаться профессионалом.

Я пытаюсь. Может быть, ей нужно позвонить Заку и прочитать ему эту лекцию?

– Абсолютно верно.

– Что это за односложные ответы?

– Извини, я не хотел. – Я ломаю голову, чтобы придумать безопасный способ сменить тему. – Куда ты ходила выпить?

– Кто сказал, что я пью?

Я перевожу взгляд на окно.

– Никто. Но сейчас час ночи. Я просто предположил.

– Что я не могу хорошо провести вечер с друзьями, не будучи алкоголиком?

Мне кажется, что я все еще могу спасти ситуацию.

– Конечно, можешь. Тебе стоит выпить пару коктейлей. Ты заслужила хороший вечер, чтобы просто повеселиться. В этом нет ничего плохого. Я бы тоже так хотел.

Теперь мама хихикает искренне.

– Ну, я выпила парочку. Заметно, что я пьяна?

– Нет, ты просто звучишь счастливой.

Это ложь, но я пошел на это, чтобы она расслабилась.

Мама постоянно дает мне конструктивную критику, но даже воображаемой критики с моей стороны достаточно, чтобы она выпустила когти. Комплименты, ласка и восхищение – вот единственные инструменты в моем арсенале, чтобы заставить ее втянуть те самые коготки. Иногда притворство – единственный путь к самосохранению.

– Я счастлива. Это был прекрасный вечер, – говорит она, и мне наконец-то удается расслабиться. Я успешно попал в более спокойные воды.

Кто-то входит в зал, и я поднимаю взгляд. Это Джон. Он направляется ко мне и молча садится на соседний тренажер. Когда он оказывается достаточно близко, чтобы мне удалось дотронуться до него, я хватаю парня за руку и шепчу: «Помоги».

Джон прищуривается и делает пару шагов назад.

– Рубен! – зовет он, отдалившись на достаточное расстояние, чтобы не орать в телефон. – Нам пора идти!

– Мам, подожди, – быстро говорю я. – Буду через минуту.

– Автобус отправляется, – поет Джон.

– Господи Иисусе, – шиплю я маме, как будто она заговорщица.


– Нет-нет, – тепло говорит она. – Похоже, тебе отдали приказ.

– Я знаю, знаю, – отвечаю я. – Мы можем поговорить в автобусе? Но там у нас не будет много личного пространства.

– Нет, ты иди, мне все равно уже пора спать.

Это один из наших наиболее бесконфликтных разговоров. Обычно она может сказать, что я придумываю предлог, чтобы соскочить с разговора, и это приводит к ссоре. Спасибо, Всевышний, за Джона…

Я бросаю телефон на подставку, как только кладу трубку, и издаю гортанный стон, уставившись в потолок. Это был всего лишь десятиминутный разговор, а я чувствую себя так, будто только что дал интервью одному из самых любопытных телеканалов.

По крайней мере, я попал в эту среду, имея за плечами жизненный опыт, позволяющий прекрасно ориентироваться на минных полях из разговоров и замечать ловушки еще до того, как они будут расставлены. Я должен послать маме цветы в благодарность за это умение.

«К черту твою маму», – память проигрывает живущие в моих мыслях слова Зака. Мы в надувном замке на вечеринке Энджела, и он стоит передо мной на коленях, его взгляд напряженный, и я знаю, что все будет хорошо. Он сделает так, что все будет в порядке.

Затем я возвращаюсь в реальность. Зака здесь нет.

– Родители? – спрашивает Джон, возвращаясь к своему тренажеру.

– Мама.

– Еще хуже, – отвечает он.

У каждого в группе есть свое мнение о моей маме. Они вежливо варьируются от «не-а» до «черт возьми, нет».

– Она где-то вычитала про наше «напряжение», – говорю я.

Мы теперь называем эту ситуацию именно так. Хотя ни Зак, ни я не даем никаких объяснений, Джон и Энджел прекрасно понимают, что мы с парнем враждуем и что это гораздо серьезнее, нежели ехидный комментарий во время прямого эфира. Энджел даже перестал шутить о том, что Зак не находит меня сексуальным, что означает – все стало слишком серьезно.

– Мне кажется, рано или поздно твоя мать должна была узнать. Она дала какой-нибудь ценный совет?

Я бросаю на него взгляд.

– Понял. Ты уверен, что я не могу тебе как-то помочь?

– Ты даже не знаешь, что произошло на самом деле! Как ты можешь мне что-то советовать?

– Именно.

– Джон…

– Ты не должен в красках рассказывать, что произошло. Посто намекни, укажи суть проблемы.

– Не могу.

– Только приправу, – умоляет парень. – Я даже не прошу основное блюдо. Просто перец и паприку.

– Как поэтично.

– Спасибо, – говорит он с довольной улыбкой на лице. – Я только что это придумал.

Не существует способа намекнуть Джону о том, что произошло, без риска, что парень сложит два и два. Даже невинные, туманные объяснения, вроде: «я сделал то, чего не должен был» или «возник неловкий момент», рискуют натолкнуть Энджела и Джона на след, который может привести их к разгадке. Может быть, я и не стесняюсь этого, но Зак – определенно. Поэтому не имеет значения, насколько мне больно или насколько я обижен тем, что Зак даже не пытается решить эту проблему вместе со мной. Это черта, которую я не перейду, и точка. Поэтому я лишь кротко пожимаю одним плечом.

– Ладно, Рубен. – Голос Джона надламывается.

Я вздрагиваю.

– Ты спрашиваешь, потому что тебе и в самом деле не все равно или потому что Эрин и Джефф хотят этого? – спрашиваю я.

– Что?! – восклицает Джон. – Очевидно, потому что мне не все равно.

– Правда? Для человека, который хочет, чтобы все было в порядке, ты слишком настойчиво интересуешься этой темой. Учитывая тот факт, что мы оба не хотим об этом говорить.

– Я хочу, чтобы ты знал: я здесь только ради помощи.

– Нет, – отвечаю я, переместившись, чтобы воспользоваться платформой для жима ногами, пока мы разговариваем. – Ты хочешь, чтобы мы все исправили.

– Конечно же я хочу, чтобы вы все исправили! Вы мои друзья!

– А также из-за этого группа предстает не в лучшем свете, – добавляю я, приподняв брови.

Джон изучает меня, а затем слабо пожимает плечами.

– Что ты от меня хочешь? Чтобы я сказал, что это не так? Ты и сам знаешь, что это правда.

– Так вот оно что, – отвечаю я. В мой голос вкралась мамина колкость. Это всегда происходит после разговора с ней. Как будто она заражает меня.