Если о нас узнают

Сейчас я просто жду, когда это кончится.

Немногим ранее мне пришлось поговорить с Рубеном, чтобы забрать свои вещи, оставленные у него той ночью. Я был очень деликатен, когда писал ему, что хочу забрать их, вместо того чтобы просто прийти и постучаться в дверь. Мне показалось, что мой внезапный визит будет слишком нечестным, учитывая, что я попросил несколько дней свободного пространства. Я все рассчитал, поэтому не мог задерживаться слишком долго, потому что нам обоим нужно было подготовиться к этому. Теперь я не могу перестать думать о том, что мне пришлось проделать всю эту работу лишь для того, чтобы пообщаться с Рубеном, моим лучшим другом, в течение пяти секунд. Было немного неловко, но в основном он выглядел как обычно, не давил на меня или что-то в этом роде.

– Не я, – отвечает Джон, с треском провалив свою попытку сымитировать британский акцент.

– Неужели? – удивляется Энджел. – Я думал, ты из тех, кто говорит: «Хочешь чаю, детка?»

Не могу пересилить себя и присоединиться к разговору. То есть обычно я не кричу громче всех (эту роль берет на себя Энджел), но сейчас отвечаю лишь тогда, когда меня попросят.

– Думаю, я могу попробовать, – говорит Рубен, прежде чем прочистить горло. – Юная леди, не хотели бы вы выпить чашечку чая?[14]

Честно говоря, акцент у него идеальный. Невероятные данные. Конечно же у него есть музыкальные способности, доведенные до совершенства. Я стараюсь не смотреть на парня. Он выглядит так, будто уже оправился от того, что произошло прошлой ночью, и нет никаких внешних признаков, говорящих об обратном. Прямо сейчас Рубен улыбается и смотрит в камеру.

Может быть, он уже полностью оправился. Может быть, я делаю из мухи слона. Это так на меня похоже. Случился мой первый поцелуй с мужчиной, а для него – нет. Возможно, для Рубена это действительно незначимое событие. Может быть, обида, которую я беспрестанно прокручивал в мыслях, существовала лишь в моей голове. Я слишком много думаю.

– В общем, понятно, что это Рубен, – говорит Энджел. – Зак, а ты не хочешь попробовать?

– Нет.

– Справедливо. – Энджел снова изучает сообщения на экране. – О, вот это классный вопрос: как вы относитесь к списку самых сексуальных мужчин?

Текст выделен жирным шрифтом, и это означает, что помощник Chorus пометил его как вопрос, на который нам нужно ответить. Не уверен, что в ином случае Энджел стал бы его читать. Я бы очень хотел, чтобы этот чертов список горел адским пламенем. Он привел фанатов в бешенство, фандомы ругаются между собой, именно этого Chorus и добивался.

– Сексуальность субъективна, – говорит Джон. – Красота в глазах смотрящего.

– И это говорит тот, кто попал в список, – отвечает Энджел. – Все было подстроено! Подстава налицо. Любой честный список поместил бы меня на вершину, потому что я идеален, вы согласны с этим, парни? Да ладно тебе, Джон, ты же тоже считаешь меня сексуальным.

– Ох, естественно, – говорит Рубен. – Серьезно, зачем вообще включать других людей в этот список? Оставили бы прежнее название, поместили бы твою фотографию на всю страницу, и дело с концом.

– Именно. Хотя нет, вас троих я бы тоже туда добавил. Ты тоже секси, Рубен. В каком-то смысле слова.

Я почесываю руку и ерзаю на сиденье.

– А ты что думаешь о списке, Зак? – спрашивает Энджел.

– Ох, да. Думаю, все было подстроено.

– Погоди-ка! – восклицает Энджел, явно наслаждаясь собой. – Ты хочешь сказать, что не считаешь Рубена и Джона сексуальнее, чем мы? Мне казалось, мы только что выяснили, что Рубен привлекателен!

– Возможно, мне так не кажется, но ладно.

Брови Энджела взмывают вверх.

Так-так. Ладно, ясное дело, что я задел за живое. В любом случае давайте перейдем к следующему вопросу.

Рубен смотрит на меня так, как будто не узнает вовсе. Но на нас направлены камеры, идет прямой эфир.

Поэтому я отворачиваюсь.





Глава 7

Рубен





Когда ваши мечты сбываются, на мгновение вы замечаете проблеск настоящей жизни. Когда этот едва уловимый миг заканчивается, вы падаете обратно в суровую реальность, и высота так велика, что вам остается лишь лежать, израненному и истерзанному. До того момента, пока вы не смиритесь с мыслью, что такое счастье просто не предназначено для вас.

Никогда не предназначалось.

Я понятия не имею, как приспособиться к этому новому миру. Еще на прошлой неделе Зак был моим лучшим другом. Тем человеком, с которым я смеялся, закрыв глаза. Тем, к кому меня тянуло всякий раз, куда бы мы ни пошли. Тем, кто всегда искал меня, чтобы узнать, как я себя чувствую, когда я был в смятении.

В новой реальности Зак даже не смотрит на меня. Он отдаляется от меня настолько далеко, насколько это возможно, совершенно не замечая, что я погибаю с каждой секундой.

Мне кажется, что я застыл на месте. Душа кричит, чтобы я оставил Зака в покое, позволил ему осмыслить и пережить произошедшее, прежде чем мы нанесем друг другу непоправимый ущерб. Но одновременно мне хочется умолять Зака заметить меня, обсудить все, позволить ему увидеть, как сильно на меня влияет случившееся. Я не могу выполнить оба своих желания сразу, и кажется, если я сделаю неверный выбор, то потеряю его навсегда.

Неконтролируемая волна страха, скрутившаяся узлом в желудке, предупреждает, что, возможно, я уже потерял его.


Сейчас мы едем по темным улицам Мадрида, возвращаясь с концерта, и направляемся попробовать настоящие тапас[15]. Этого не было в расписании, но Полин вместе с испанскими охранниками убедили Эрин, что это не рискованный и очень нужный обходной маневр. Мы в Испании, здесь появились на свет мои родители. Я должен быть в восторге от того, что нахожусь здесь, в окружении культуры, которая стала важной частью моего воспитания, и стою на той же земле, по которой когда-то ходили мои предки. Вместо этого я едва ли замечаю достопримечательности и звуки, и всему виной полные страха суетливые мысли и ноющая боль в груди.

Я упускаю возможность насладиться страной, с которой связан кровными узами, и вряд ли смогу себе это простить.

Зак сидит на два ряда впереди и болтает с Энджелом, как будто это самое привычное занятие во всем мире. Будто он делает так все время. Будто он и вовсе не сидел со мной на заднем ряду на протяжении всех наших поездок, начиная с зарождения Saturday и заканчивая той ночью в Париже.

Сидящий рядом Джон не пытается завести разговор. Наверное, мое лицо настолько мрачное, что это его отпугивает. Но я ценю то, что он сел рядом. Уверен, он подозревает, что что-то произошло, но не пытается давить. Парень просто составляет мне компанию.

Автобус останавливается, и Эрин выпускает нас на улицу. Я очень удивлен, насколько здесь прохладно в марте. Когда еще живая бабуля рассказывала мне истории о своей жизни в Испании, я всегда представлял жару, влажность, тяжелое покрывало тепла. Совсем не четыре градуса, шерстяное пальто и ботинки. Но вот мы здесь.

Я слышал, что люди в Испании делают все немного позже, но, если честно, не ожидал, что в одиннадцать вечера здесь будет столь оживленно. В это время мы привыкли засыпать, здесь же в это время город только оживает. Мощеные узкие улочки заполнены людьми, направляющимися перекусить или выпить, а рестораны и бары, мимо которых мы проходим, переполнены посетителями и теплым светом. Вместо тяжелой выпивки, которую я ожидал увидеть в столь позднее время, все гораздо более непринужденно. Куда больше компаний, сидящих за столиками под открытым небом, потягивающих красное вино, закусывая тапас. Гораздо меньше шатающихся пьянчуг, поглощающих огромное количество пива. Из заведений доносится не грохочущая музыка, не буйный смех и крики, а гул светской болтовни. В каком-то странном смысле это кажется призрачно знакомым. До мозга костей знакомым. Возможно ли унаследовать воспоминания через гены или же я просто переутомился? Скорее всего, последнее. Мы бодрствуем уже восемнадцать часов.

Запахи чеснока, масла и помидоров витают в воздухе, когда мы входим в тускло освещенный ресторан. Внутри многолюдно, поэтому никто не обращает внимания на очередную зашедшую компанию. Однако Полин, которая стоит возле стола вместе с одним из сотрудников испанского подразделения Tungsten, а также другие охранники возле входа, конечно, выдают нас с головой. Если уж не они, то растущая снаружи толпа фанатов, кричащих и глазеющих в окна, – точно. Кажется, что глаза всех в ресторане устремлены в нашу сторону.

Я двигаюсь, чтобы проскользнуть на дальний стул, одновременно с Заком. Мы оба резко останавливаемся, и я посылаю ему неловкую улыбку.

– Садись, – произношу я.

Парень кивает, и я понимаю слишком поздно, что мы будем сидеть рядом за одним столом. Так жаль, что меня возбуждает мысль о том, что наши локти сейчас соприкоснутся, но что поделать.

Как только я сажусь, он хватает меню и начинает его изучать. «Я слишком занят, чтобы разговаривать» – очевидный сигнал. Но я не теряю надежды и все равно пытаюсь. Несмотря на все его странности в последние несколько дней, какая-то часть меня все еще надеется, что он смягчится, если я буду стараться.

– Я прослежу, чтобы никто не заказывал рыбу, – пытаюсь пошутить я.

Зак не переносит рыбные блюда. В тот первый вечер в лагере, когда мы только познакомились, на ужин подавали рыбные палочки, и бедного парня так сильно тошнило, что я отдал ему всю свою картошку, лишь бы он не остался голодным.

Глаза Зака заблестели.

– Спасибо, – произносит он.

На мгновение мне кажется, что он собирается улыбнуться или сказать что-то еще. Но он просто возвращается к изучению меню. Когда я смотрю на свое, то поражаюсь, замечая знакомые блюда. Блюда, которые я ел все то время, что рос, но никогда раньше не видел в меню ресторана. В этом есть какое-то чувство родства. Нечто общее с той страной, в которой я мог бы жить в альтернативной реальности. Что произошло бы, если бы мои бабушка и дедушка никогда не эмигрировали в Соединенные Штаты Америки.

Я снова отрываю взгляд от меню.

– Не могу ничего обещать насчет креветок, они есть практически в каждом третьем…

Я осекаюсь, когда Зак натянуто улыбается мне.

– Окей, ладно, здорово, – бормочу я.

– Рубен, что нам заказать? – спрашивает Джон, присаживаясь с другой стороны от меня.

– Без понятия, я не знаю, чего тебе хочется.

– Все нормально. Если блюдо порекомендует испанец, то я в нем уверен.

По тому, как блестят его глаза, я понимаю, что это шутка. Chorus Management, как только узнал, что мои родители из Испании, сразу же ухватился за этот факт и убедил авторов наших песен включить испанский бридж в первый сингл группы Guilty. Проблема заключается в том, что я практически не говорю по-испански. Мама и папа потратили недели на то, чтобы научить меня правильно произносить слова, и я до сих пор представляю полный отчаяния мамин взгляд, когда исполняю эту песню вживую. Сегодня мне было особенно неловко петь в самой настоящей, черт возьми, Испании. Но фанатам понравилось. Даже если мне кажется, будто им это понравилось так же, как людям нравится смотреть на собак, пытающихся ходить на задних лапах.

Я качаю головой.

– Наверное, я не пробовал и девяноста процентов меню. Домашняя кухня не похожа на ресторан. – Бросаю взгляд на меню и затем нехотя добавляю: – Но если вы хотите совет, то я бы взял крокеты, пататас бравас[16] и гамбас аль ахильо[17].

– Ты такой сексуальный, когда говоришь по-испански, – комментирует Энджел, и я уже знаю, что последует дальше. – Разве ты так не думаешь, Зак?

Энджел считает, что произнесенный на днях язвительный комментарий Зака по поводу моей внешности – это верх комизма. По правде говоря, он не знает всех деталей: парень уверен, что слова Зака были похожи на комментарий от натурала, который не уверен в своей ориентации. Энджелу просто-напросто не понять этого. Поэтому его единственная разумная реакция (конечно же, в стиле Энджела) – использовать любую возможность, чтобы снова заставить Зака корчиться от неловкости.

Судя по страдальческому выражению лица Зака, ему это удалось.

Дело усугубляется тем, что ролик, в котором Зак по сути называет меня отвратительным, распространился в интернете под хештегом #МнеТакНеКажется. Каждый высказал свою точку зрения: «Зак прав, я отвратителен, и он должен был это сказать», «Зак выглядит лучше, именно он должен был быть в том списке», «Я явно выгляжу круче Зака, и он попросту ревнует», «Вся группа состоит из накрашенных пареньков, и любой, кто считает, что кому-то из нас место в этом списке, должен проверить зрение». И еще огромное количество подобных комментариев.

Я могу прикончить Энджела прямо сейчас.

Пытаюсь поймать взгляд Зака, чтобы молча… извиниться? Посмеяться над наглостью Энджела? Даже не знаю. В любом случае это не имеет значения, потому что он делает вид, будто не замечает меня.

Эрин делает заказ вместо меня (что очень огорчило Энджела), а затем фотографирует нас для социальных сетей – признается в этом когда-нибудь Эрин или нет, но это настоящая причина, по которой мы здесь находимся. Пока она отправляет фото Дэвиду, чтобы он и остальные члены отдела рекламы могли загрузить ее с подходящей подписью, Энджел смотрит в свой телефон и поднимает брови.

– Похоже, что мы все ненавидим друг друга, – провозглашает он, размахивая телефоном как неопровержимым доказательством.

– Ты почти меня обманул, – произносит Полин, очевидно подслушивая наш разговор со своего места. Эрин ей улыбается.

– И что с того? – спрашиваю я.

Зак смотрит на меня, но ничего не говорит. Он выглядит несчастным. Как бы мне ни было больно от его слов, как бы я ни хотел, чтобы он пожалел о них, у меня все равно возникает желание схватить парня за руку под столом и заверить, что все в порядке, что через день или два все наладится.

– Видимо, статья о «Самых сексуальных мужчинах» рассорила нас. – Энджел передает телефон, и я пролистываю статью, опубликованную три часа назад в популярном блоге сплетен о знаменитостях.