Ещё 365 дней

словаря, и имя «Лука» внезапно перестало существовать.

Достаточно было лишь упоминания о ребенке, даже не в

разговоре, а хотя бы по телевизору или в интернете, и я

заливалась слезами.

С Массимо мы говорили обо всем, он открывался мне

больше, чем когда-либо. Он ни за что не хотел поднимать

тему Нового года. Меня это все больше злило. За два дня

до запланированного выхода из больницы я не выдержала.

Черный только что поставил передо мной поднос с

едой и подвернул рукава.

– Я даже грамма не съем! – проворчала я, пряча руки

под одеяло. – Разговор на эту тему не пройдет. Ты больше

не можешь выкручиваться из-за моего состояния здоро-

12

вья, я чувствую себя феноменально! – Я демонстративно

закатила глаза. – Массимо, черт возьми, я имею право

знать, что произошло в поместье Фернандо Матоса!

Дон уронил ложку на тарелку, сделал глубокий вдох и

раздраженно поднялся с места.

– Почему ты такая упрямая? – он посмотрел на меня

сердитым взглядом. – Господи, Лаура, – он закрыл ладо-

нями лицо и слегка откинулся назад. – Хорошо. До какого

момента ты помнишь, что произошло? – В его голосе слы-

шалась отрешенность.

Я копалась в закоулках своих воспоминаний, и когда

перед глазами встал Начо, мое сердце замерло. Я громко

сглотнула слюну и медленно выпустила воздух из легких.

– Я помню, как меня бил этот ублюдок Флавио...

Челюсти Массимо начали ритмично сжиматься.

– Потом появился ты...

Я закрыла глаза, думая, что это поможет мне восста-

новить воспоминания.

– Потом была суматоха, и все ушли, оставив нас одних.

Я приостановилась, неуверенная в том, что было дальше.

– Я подошла к тебе... Помню, у меня сильно болела го-

лова... Потом уже ничего...

Я извинительно пожала плечами и посмотрела на

него. Я видела, как он кипит внутри. Вся эта ситуация и


13

воспоминания о ней вызывали в нем, пожалуй, огромное

чувство вины, с которым он не мог справиться. Он ходил

по комнате, сжимая кулаки, и его грудь поднималась и

опускалась с бешеной скоростью.

– Флавио, этот... Он застрелил Фернандо, а затем вы-

стрелил в Марсело. При звуке этих слов я почувствовала, что меня затрясло.

– Он промахнулся, – добавил он, и я с облегчением за-

стонала, а когда в меня уперся удивленный взгляд Масси-

мо, сделала вид, что у меня что-то болит в груди. Я поло-

жила на нее руку и дала ему сигнал продолжать.

– И тогда этот лысый ублюдок застрелил его. По край-

ней мере, так он думал, когда тот упал за стол, заливая все

кровью. Тогда тебе стало плохо.

Он снова остановился, и его сжатые в ладонях пальцы

побелели.

– Я хотел тебя подхватить, и тут он выстрелил еще раз.

Мои глаза сделались огромными, как блюдца, а за-

стрявшее в горле дыхание не давало выдохнуть ни слова.

Должно быть, я выглядела ужасно, потому что Черный

подошел ко мне и, поглаживая по голове, проверил инди-

каторы на мониторах. Я была в шоке. Как Начо мог в меня

выстрелить?! Я не могла понять.

– Вот почему я не хотел говорить с тобой об этом, –

прорычал Черный, когда одна из машин начала пищать.

14

Тут же в комнату вбежала медсестра, а за ней врачи. Во-

круг меня поднялась суматоха, но через мгновение еще

один укол в катетер, вставленный в мое запястье, сделал

свое дело. Однако на этот раз я не уснула, а только успо-

коилась. Я чувствовала себя овощем. Вроде, я все видела

и понимала, но мне было странно блаженно. Я – цветок

лотоса на озере, такое сравнение промелькнуло у меня в

голове, когда я лежала на кровати, бесстрастно глядя, как

Массимо объясняет доктору, что произошло, а тот машет

руками перед его носом. О, док, если бы ты знал, кто мой

муж, ты бы никогда не подошел к нему так близко! – по-