Эпоха мертвых. Начало

– А, Мария Николаевна! – откликнулся Сергей Сергеевич. – Сможете помочь человеку? У него рана на руке, надо промыть и перевязать. Там в аптечке еще немного бинта осталось, маленькая упаковка. Коломиец с двенадцатого этажа тоже покусанным с утра домой прибежал, на него бинт извели. А я не хочу отходить от двери, вдруг кто внутрь попросится, а дверь заперта. Видели, что на улицах творится?

– А что такое творится? – спросила Маша. – Я вообще не понимаю! У детского сада сегодня стреляли, здесь тоже стреляли. Ладно, позже об этом.

Маша медиком не была, но в дни своей мотоциклетной молодости ей пришлось познакомиться со всеми видами ран и травм, которые случаются после падения с мотоцикла, так что помощь она могла оказать вполне квалифицированную. В помещении охраны была аптечка на стене, откуда Маша достала бинт, вату и флакон с перекисью водорода. Мужчина, интеллигентного вида, лет пятидесяти, в сером пальто, спокойно стоял рядом, зажимая рану на запястье носовым платком. Кровь на платке была видна, но не слишком много. Женщина, которая была с ним, тоже была рядом, и вид у нее был очень виноватый. Она говорила мужу: «Дима, прости, ну ты же знаешь, как я реагирую, когда меня куда-то тащат», на что он ответил ей: «Люда, все нормально, там просто царапина».

Маша провела мужчину в туалет, открыла кран с холодной водой и сказала:

– Показывайте руку.

Тот спокойно убрал платок, протянув ей правую руку. С виду ничего особо страшного не было. Это был укус, который разорвал в двух местах кожу до крови и слегка свез ее вокруг.

– Ничего страшного, сейчас промоем перекисью и перебинтуем. Бывает и хуже.

– Я вижу. Вы с ватками не мучайтесь, просто полейте на рану. Я не слишком чувствительный, а так быстрее и промоется получше, – сказал пациент.

– Может защипать.

– Пускай, все в порядке, – улыбнулся он.

– Как скажете, – согласилась Маша.

На самом деле Маша сама в свое время предпочитала такие же радикальные методы лечения и дезинфекции ран. Лучше было один раз плеснуть на рану антисептиком, пару минут поругаться и смело бинтовать, чем долго и мучительно прикладывать смоченную в чем-нибудь ватку к каждому миллиметру кожи. Как кошке хвост рубить по частям. Поэтому она не стала долго гадать, а густо смочила перекисью двойной ватный тампон и просто выдавила его на рану мужчине. Кровь зашипела, встретившись с перекисью, мужчина поморщился, но не издал ни звука, за что Маша его мысленно похвалила. Затем она снова намочила тампон, плюхнула его на рану сверху, вроде как протерла, выбросила тампон в пластиковое ведро под раковиной. Вытащила из упаковки стерильную марлевую подушечку, наложила на рану и аккуратно забинтовала оставшимся бинтом. Как раз хватило.

– Вот так. Но вам бы лучше показаться врачу потом. Это ведь укус?

– Да, этот псих меня укусил, – кивнул мужчина.

– А на зубах какой только дряни не бывает, тем более у него, – сказала Маша. – Видели, что он там делал? Обязательно сходите к врачу.

– Хорошо.

Они вышли в вестибюль, где у застекленной стены стоял Сергей Сергеевич, гладя на улицу. Труп мужчины так и лежал на газоне, на противоположной стороне улицы, редкие торопящиеся прохожие старались его не замечать. Это было уже явным признаком надвигающегося бедствия, когда никому нет дела до лежащих на улице покойников.

– Сергей Сергеевич, что делается? – спросила Маша, остановившись у окна рядом с охранником.

– Никто не может понять, Мария Николаевна, – ответил тот. – Со мной связались из нашего агентства и сказали, что в городе какая-то массовая истерика или эпидемия бешенства. Сказали стрелять во всех, кто пытается кусаться.

– Пытается кусаться? – переспросила Маша. – Я не ослышалась?

– Нет, вы не ослышались, – покачал головой Сергей Сергеевич. – А вы разве не видели?

– Я видела, но не верю тому, что видела. Так не бывает.

– Бывает, милая, – сказала сзади женщина. Голос у нее был приятный, чуть хрипловатый. На вид ей было около пятидесяти, она хорошо сохранилась, но было видно, что они с мужем небогаты, скорее похожи на институтских преподавателей. – Бывает. Вы знаете, почему мы остановились? Этот человек ел лежащую женщину. Отрывал от нее зубами куски и ел.

– И зачем же вы остановились? – обратилась Маша к ней. – Это он ее убил, я видела из окна. Он и вас убил бы, если бы не Сергей Сергеевич.

– Возможно, – кивнула женщина. – Но это было так… непонятно… иррационально… Я не верила своим глазам и остановилась, как я думаю, именно поэтому. Вроде как покричишь, и кошмар развеется.

С улицы раздалась короткая автоматная очередь, затем еще одна. Женщина вскрикнула, а Сергей Сергеевич оттащил Машу от окна, пробормотав: «Осторожней, осторожней». Мужчина, который приводил в порядок пальто в туалете, подбежал к ним, обнял жену за плечи.

– Что случилось?

– Пока непонятно, – ответил охранник.

К шлагбауму на въезде во двор подкатила милицейская «десятка» с буквами ДПС на боку и взвыла сиреной. Сергей Сергеевич нажал на кнопку открытия шлагбаума, машина заехала на стоянку и остановилась у самых дверей. Маша обратила внимание, что капот милицейской машины был помят, испачкан кровью, а на лобовом стекле виднелась глубокая вмятина с сеткой трещин, как будто туда ударило что-то тяжелое и круглое. Против обыкновения, в машине вместо двух милиционеров сидел один.

Он вышел с водительского места, подошел к двери дома. Сергей Сергеевич отпер дверь, лязгнув замком, пропустил его внутрь. Это был немолодой человек, высокий, плотного телосложения, в фуражке, в теплых штанах и куртке с блестящими полосами и буквами ДПС на спине. На погонах у него было по одной большой звезде. В руках – короткий автомат с деревянным цевьем и пластмассовым изогнутым магазином какого-то рыжего цвета. На поясе висела кобура с пистолетом и брезентовый подсумок, в котором виднелись еще три рожка к автомату.

– Здравствуйте, сигнал на вас поступил, – сказал милиционер. – Говорят, что человека убили.

Майор показал на труп, лежащий на газоне на противоположной стороне улицы.

– Убили, верно, – ответил Сергей Сергеевич. – А с чего вдруг ДПС по вызовам ездит? Целый майор, да еще и в одиночку?

– А кому еще ездить? – пожал тот плечами. – Вытащили из кабинета и погнали, хоть я на улице служил лет пять назад в последний раз. Знаете, что в городе творится? Это еще ладно, что меня прислали, могли и вообще никого. По всему городу такое, я сам толстую тетку только что машиной сбил и потом застрелил.

– Очень-очень толстую? В той стороне? – Маша показала в направлении, откуда подъехал милицейский «жигуль».

– Верно, очень толстую, в крови с головы до ног, – подтвердил тот. – Она мне прямо под машину пошла. Я сдуру выскочил проверить, жива ли, а она меня за руку укусила. У вас бинта нет случайно, а то я свою аптечку из машины уже всю извел сегодня. Много раненых, и все с укусами. Что делается, не знаете?

– Я думала, вы нас просветите, – разочарованно сказала Маша. – По телевизору лишь визит президента в Брюссель показывают да экономические новости. А перевяжу я вас дома, я на восьмом этаже живу. Здесь бинт уже закончился.

– А у нас кто что говорит, – вздохнул гаишник. – Массовое бешенство в городе, люди едят друг друга, каннибализм, вампиры, черт знает что еще. Ночью началось, а сейчас с каждым часом все хуже и хуже. Начальство требует не паниковать, обещают какие-то меры, но ничего не видно. Говорят, в город ввели Софринскую бригаду Внутренних войск, но всю ее бросили на охрану Рублевки. Там действительно все перекрыто.


– Кто же сомневался? – сказал мужчина. – У нашей власти основной инстинкт один – самооборона.

– Верно подметили, – усмехнулся майор. – У нас знаете какой приказ? Срочно изымать у людей все оружие, какое есть, даже законно приобретенное. Как говорят, «во избежание массовых беспорядков». Мы людей защитить не можем, бегаем с вызова на вызов, но начнем изымать оружие. Уф, душновато здесь… Или я устал? С вечера на ногах, на минуту еще не присел.

Он снял фуражку с лысеющей головы, вытер лоб рукавом.

– Пойдемте, я вас перевяжу, – позвала Маша майора.

Гаишник пошел следом за ней. Было видно, что он и вправду не очень хорошо себя чувствует. Мешки под покрасневшими глазами, испарина. Они вместе зашли в лифт, с мелодичным звоном распахнувший перед ними свои двери, Маша ткнула пальцем в кнопку восьмого этажа. Двери тихо закрылись, лифт плавно, в два ускорения, набрал скорость, затем он затормозил, и двери раскрылись.

– Нам сюда. Проходите сразу на кухню, у меня там аптечка, – показала она.

– Спасибо.

Милиционер, судя по всему, чувствовал себя в квартире Маши немного неловко. Он посмотрел на свою обувь, но Маша поняла его смущение и сказала: «Проходите, проходите!» Он пошел по коридору, увидел детей у телевизора, сказал им: «Привет, бойцы!» – и зашел на кухню. Маша помыла руки в ванной, затем пришла следом. Открыла один из висячих шкафов, вытащила оттуда коробку с красным крестом.

– Давайте сюда вашу руку, – скомандовала она. – Когда дома дети, всегда запас бинтов и пластырей нужен. У вас дети есть?

– Да, тоже двое, мальчик и девочка.

Милиционер встал со стула, оставив автомат на кухонном столе, подошел к раковине. Маша повторила с рукой милиционера все те же манипуляции, которые совершила с раненым внизу. Перекись водорода, подушка, аккуратно наложенный бинт. Затем буквально приказала порывавшемуся было уйти майору сесть за стол и взялась варить ему кофе. На самом деле ей не очень хотелось его отпускать. От этого немолодого, но явно очень сильного и спокойного человека веяло какой-то уверенностью в себе. Да и наличие рации, по которой непрерывно переговаривались какие-то хриплые голоса, оружия и формы в совокупности тоже действовали на нее благотворно. Она включила телевизор, попереключала каналы, пока кофе из кофеварки лился в чашку.

– Нет, вы видите? – возмутилась она, указав в экран. – Ни слова о том, что делается. Только у меня на глазах сегодня трижды стреляли, а по телевизору ни слова.

– Думаю, что скоро заговорят. Вы слышите, что творится? – Милиционер покрутил регулятор громкости на своей радиостанции. – Вот, слушайте… Люди никуда не успевают, никто не сменился. У нас есть раненые.

Действительно, рация не молчала ни секунды. Среди хрипа и помех Маша слышала обрывочное: «… Применено оружие… «скорую» не надо, труповозка нужна… сосед соседку… кровотечение, срочно «скорую»… мы не успеваем туда, у нас еще здесь…»

– Слышите, что творится? – кивнул на рацию майор. – Мы тонем в вызовах, никуда не успеваем, прошлая смена осталась на дежурстве, все, кто в кабинетах сидел, сейчас на улице, но в городе с каждой минутой ситуация все хуже.

– Кто это такие? – спросила его Маша. – Которые на людей бросаются?

– Я не знаю, – устало покачал он головой. – Упыри, вурдалаки, как хотите, так и называйте. Но я сам видел уже двоих, которые ели других покойников. Своими глазами, сегодня утром. А сейчас сам застрелил какую-то толстую тетку, которая полезла кусаться. Я бы в другой день ей бы просто подзатыльник дал, но дело в том… Я не верю, что она была живой. Она была мертвой, когда кусалась.

– Что вы имеете в виду? – чуть не подскочив на месте, спросила Маша.

– У нее было горло перегрызено, – с расстановкой ответил собеседник. – Не надо быть Склифосовским, чтобы понимать, что человек без гортани и сонной артерии не может быть живым. Моих знаний хватает, чтобы понять это. У нее вся кровь давно вытекла, а ее одежда была пропитана ею насквозь, как будто ее искупали. А она бросилась мне под машину и потом укусила меня.

– И что теперь? – прищурилась недоверчиво Маша. – Это покойники ожили или что?

– Как хотите, так и понимайте, – пожал широкими плечами майор. – А я думаю, что это ожившие мертвяки. Я два часа назад видел, как омоновец такому мертвяку, который доедал свою семью, с расстояния в метр выпустил в грудь весь рожок из автомата, а это тридцать пуль в него угодило, почти пополам перерезало, а тот только покачнулся.

– Но я сама видела, как Сергей Сергеевич застрелил того, на улице. – Маша показала рукой куда-то за окно.

– Он ему в голову выстрелил, значит, – согласно кивнул он. – Если в голову, то они сразу умирают, как обычные люди. Ребята в дежурке сказали, что видели одного, которого в метро поездом располовинило, так верхняя часть на руках ползла вдоль платформы и пыталась кусаться. Потом ему в голову стрельнули, и он сразу затих.

– Что же происходит? – спросила Маша, судорожно прижав руки к груди.

– Не знаю, – качнул тот лысеющей головой. – Грех наших ради, как у нас уже кто-то сказал.

Маша поставила перед майором большую чашку крепкого кофе, сахарницу, жестяную коробку датского печенья.

– Угощайтесь. Вы с молоком пьете?

– Нет, черный, только сахара побольше.

– Сахар вам сейчас нужен, – согласилась она. – Вы знаете, что кофеин без сахара почти не действует, как я где-то читала?

Где-то вдалеке за окном ударил сдвоенный гулкий выстрел. Маша даже не вздрогнула уже.

– Вы слышали? Из двустволки кто-то бабахнул, – сказал милиционер. – Люди защищаются, а начальство наше мудрое требует у них эти двустволки отобрать. А сами себя войсками окружают, и у каждого по взводу личной охраны, и это как минимум.

– Начальство у нас всегда было мудрым.

В комнате зазвонил телефон.

– Я подойду к телефону, а вы не стесняйтесь, угощайтесь. Если надо, я еще потом сварю.

– Все хорошо, спасибо. Я отдохну чуть-чуть, а то совсем расклеился от усталости. А у вас хорошо так, разморило.

– И на здоровье.

Маша прикрыла дверь на кухню, чтобы милиционер чувствовал себя спокойно, и сама пошла в холл, где висел на стене телефон.