Элита. На дне класса

* * *


Свет фар кареты скорой помощи проник в особняк через окна. Белые стены, дорогая мебель, ковер и мраморный пол периодически заливались оранжевым цветом, наполняя комнату обманчивым теплом. Можно ли назвать Горку спасителем? Да. Он бросился к дому подруги, немного опешил от вида крови и роскошного платья, но не позволил всему этому парализовать себя и осмотрел тело матери Мелены, которое показалось ему безжизненным. Парень не собирался посвящать себя медицине, но в детстве часто смотрел сериал «Центральная больница»[66], поэтому почувствовал, что сейчас готов делать операции на открытом сердце.

Мелена пребывала в состоянии шока.



Я плохо помню тот вечер… Я лежала на полу и начала засыпать, пока не почувствовала, как адреналин захватывает тело, словно мне вкололи что-то, и за секунду он поднялся с нуля до ста. Теперь в голове всплывают лишь маленькие вспышки: звонок Горке, подъемы и спуски по лестнице, страх, мое отражение во всех зеркалах дома, разорванное платье и пятна крови, крови, которая не была моей.

Как будто все это видеоклип режиссера, который специализируется на шокирующих образах. Потом – Горка, скорая помощь, служба спасения, недоумение, опять страх и сирены… Пока я, наконец, не захлопнула дверь. Я никому не рассказала, что произошло, да меня и не спрашивали. Горке я объяснила, что мы поссорились, а остальным подсластила трагедию: дескать, услышала удар и увидела, что она лежит на полу. Кажется, я обвинила в случившемся туфли, точно не знаю… не помню. Голова сейчас взорвется. Чувствую каждый удар сердца, перекачивающего кровь прямо в мозг. Бум, бум, бум. Я ощущаю каждый орган в теле. Мне нужно отдохнуть, мне надо поспать.

Я чувствую все – и ее кровь, и свою… мне нужно поспать.



Пижама Мелены состояла из рекламной футболки хозяйственного магазина и мальчишеских треников, но для сна она подходила гораздо лучше, чем платье «Вера Вонг». Горка, который, вероятно, расплакался бы как ребенок из-за напряженной ситуации, проявил мужество и с самого начала повел себя по-взрослому: убедил подругу не садиться в машину скорой помощи и заставил ее отдохнуть. Он порылся на кухне, чтобы найти и разогреть стакан молока, но обнаружил, что холодильник пуст, а Мелена живет в весьма необычных условиях.

Он уложил ее в постель, погладил по волосам, попытался успокоить глупыми словами и банальностями, которые слышал раньше, но в основном усмирил своим присутствием. И Мелена позволила ему это сделать. Она нуждалась в прикосновениях и в ласке, ей было все равно, что душевное тепло исходило не от матери, а от друга, с которым она была в ссоре и еще несколько часов назад даже не вспоминала о нем.

Мелена по-настоящему испугалась. Она практически не думала о матери как о живой: та уже была мертва из-за падения с лестницы.

То самое падение все еще всплывало в ее голове, хотя разум девушки с трудом переваривал «теперь мертва», «теперь жива», поэтому Мелена продолжала думать, что Аманда погибла. На самом деле состояние матери было критическим: она дышала, хотя полоска индикатора была полностью красной.

Телефон Горки, казалось, раскалился. Парень отключил звук, как только прибежал к подруге, но продолжал получать звонки и послания от Паулы, от Жанин, а еще сообщения в групповых чатах об убийстве Марины… Но теперь его волновало только одно – ему надо было предупредить родителей, что он заночует у Мелены.

Мать оказалась не в восторге от этой идеи, поскольку одноклассницу сына только что убили, но едва Горка упомянул Аманду и ее падение с лестницы, все разрешения были получены.

Горка закатал рукава рубашки и лег на кровать рядом с Меленой. Она поблагодарила его, а он ответил, чтобы она не разговаривала, он здесь, а ей надо отдохнуть. И она согласилась, поскольку парень настаивал на том, что останется на ночь. Мелена сразу уснула как ребенок, которого любят, с приоткрытым ртом и уверенностью, что если случится пожар или еще бог знает что, Горка ее защитит.

Это был первый раз, когда она действительно чувствовала себя в безопасности.





* * *


Ночь прошла без новостей, Мелена погрузилась в глубокий сон, зато Горка не мог сомкнуть глаз.

Когда наступило раннее утро, он очень осторожно встал с постели и решил побродить по дому. Конечно, Мелена – его близкая подруга, но винить в падении с лестницы высокие каблуки показалось ему какой-то ерундой.

Он лично наблюдал, как мать Мелены ходила в туфлях на самых высоких каблуках в мире и выглядела совершенно непринужденно, для нее это было раз плюнуть.

Аманда работала моделью, годами дефилировала по подиуму, и, надо сказать, не только по подиуму, но и по жизни. Она как будто левитировала. Она упала с лестницы своего особняка? Но женщина поднималась и спускалась по этим ступеням тысячу раз и на шпильках, которые были повыше, чем злополучные каблуки! Горка видел Аманду пьяной, почти в алкогольной коме, но она всегда двигалась с достоинством.

Версия показалась ему хлипкой. Горка не думал, что девушка пыталась убить мать, но решил, что правда была не совсем такой, как Мелена рассказала врачам и полиции.

Горка чувствовал себя частным детективом, пока бродил по дому и перебирал всевозможные гипотезы. Он зашел в гардеробную Аманды, где все было вверх дном, особенно шкаф.

Он почти увидел обнаженную Мелену, стоящую перед зеркалом.

У него имелось две теории. Одна из самых безумных была связана с тем, что Аманда заставила дочь очень красиво одеться, чтобы отвезти ее на тусовку магнатов и бизнесменов и бессовестно продать, поэтому Мелена столкнула ее с лестницы.

Согласно второй теории Мелена украла у матери платье, чтобы пойти на школьную вечеринку. Аманда поймала ее, они поссорились, женщина ударила дочь – Горка знал, что такое случалось, – а Мелена дала ей ответную пощечину, не сдержалась и столкнула родительницу с лестницы.

Эта версия показалась ему логичной, но что-то не вписывалось в нее: окурки перед лестницей. Улики привлекли его внимание. Это означало, что мать и дочь стояли и разговаривали, и затем одна толкнула другую, но о чем они говорили? Какими оскорблениями обменялись, если Мелена попыталась убить мать? Он не знал, да и не хотел выяснять дальше. Он устал и был бы не прочь поспать.

В суматохе, связанной с приездом кареты скорой помощи, кровью и всем прочим, он забыл сказать Мелене, что Марина мертва. Девушки не общались, но выросли вместе, их матери были близкими подругами, и он чувствовал, что должен донести до Мелены эту новость.

Горка вернулся к Мелене и посмотрел на нее, ожидая, что она проснется, но ничего не могло быть дальше от истины: девушка продолжала спать. Парень подошел ближе, поцеловал ее в щеку, как будто она действительно была частью его семьи, и погладил бедняжку по голове, заметив, что ее волосы снова выпадают. На него нахлынула печаль. Сейчас они находились не в лучших отношениях, но она была настоящим другом, и его огорчало, что Мелена оказалась в катастрофической ситуации.

Оглядывая комнату, изучая особняк и анализируя жизнь девушки, он думал о том, как же ей тяжело. Горка часто жаловался на многие вещи, связанные с типичными неудачами подросткового возраста или капризами, но, сравнивая свои истории с повседневной жизнью Мелены, решил, что у него все просто, и даже поблагодарил вселенную. Единственное, что его по-настоящему волновало, касалось социальных контактов («Мне нравится эта девушка, а нравлюсь ли я ей?» – и так далее): вот что заставляло парня переживать и чувствовать себя неполноценным.

Он лег рядом с Меленой и мгновенно заснул.

Когда Мелена проснулась, Горки уже не было. Он ушел за несколько минут до ее пробуждения.

«Нет, это не сон», – подумала она и поняла, что ей требуется солнечный свет и воздух. Она надела халат и спустилась в сад, широко открыв дверь, чтобы немного проветрить комнаты, потому что тяжелая атмосфера, напряжение и кровь превратили дом в самую темную дыру в мире. Утро выдалось прохладным, поэтому было приятно укутаться.


Если бы на кухне оставался кофе, она бы приготовила себе чашку, но поскольку его не нашлось, Мелене ничего не оставалось, кроме как обнять себя, чтобы согреться. Она долго искала телефон: обнаружила мобильный среди диванных подушек и отправила сообщение Горке, набрав слово «СПАСИБО» заглавными буквами. Она могла сказать, что он спас ее мать – и спас их обоих.

Затем она проверила переписку в групповых чатах и узнала, что произошло на школьной вечеринке.





* * *


Мелена не понимала, почему она до сих пор сидит напротив инспектора полиции. Она думала, что эта женщина могла бы расспросить ее о многих вещах. Все, что касалось наркотиков, незаконных тусовок, проституции или «несчастного случая», произошедшего с матерью, но вопросы были направлены в одну сторону: Марина.

– Инспектор, я уже говорила вам. Есть свидетели, которые скажут, что я была дома и не ходила на вечеринку. Вы увидите это на записях камер наблюдения. Последний раз я видела Марину в школе очень давно.

Инспектор бросила дневник через стол.

Он шлепнулся с громким звуком перед подозреваемой и заставил всех вздрогнуть: инспектор явно не ожидала, что он совершит такой полет.

Мелена широко раскрыла глаза и взяла дневник.

– Как?.. Почему он здесь, у вас? Это глубоко личное. Вы не имеете права… Вы думаете, я как-то связана преступлением, потому что прочитали кучу глупостей в моем дневнике? Не могу поверить. И не собираюсь ничего говорить, у вас нет никаких улик против меня. Что за абсурд!

– А если это просто ерунда, то почему ты так сильно расстроена, Мария-Елена? Тебе не кажется интересным тот факт, что он появился в ящике жалоб и предложений на следующий день после смерти Марины?





* * *


Мелена буквально впечатала Горку в фасад его дома. Она была в ярости и не дала ему шанса ответить.

Она приехала, он вышел на крыльцо, и она толкнула его прямо в стену. Она удивлялась силе, которую хранила в себе, – все дело было в гневе, который заставлял Мелену черпать энергию там, где вроде бы не осталось абсолютно ничего. Но Горка уступил насилию из вежливости, а потом спокойно отстранил девушку.

На пороге появилась немного испуганная мама Горки (все очень нервничали после смерти Марины), но сын попросил ее вернуться в дом.

– Мама, иди, это наши дела.

Мать послушалась. Мелена сжала голову руками, она не могла поверить в это, она чувствовала, что ее предали. И снова постарался он – единственный человек, которому она могла доверять! Горка буквально сдал ее правоохранительным органам, и речь уже не шла о ерунде или о ее прошлом, теперь Мелену обвиняли в серьезном преступлении. В убийстве одноклассницы.

Она сердито и возмущенно повернулась к нему.

– Ты украл мой дневник?

– Ты убила Марину?

Вопрос показался ей глупым и нереальным. Как она могла убить Марину? И прежде всего, как он, знавший ее тысячу лет, мог подумать, что она способна на это?

– Нет, конечно нет. Как ты мог подумать про меня такое? Ты что, не знаешь меня?

– Но я действительно не знаю тебя, Мелена. Я думал, что да, но это не так. Я украл дневник. Ты крепко спала много часов подряд, и я увидел его. Я ничего не искал и случайно обнаружил улику. Дневник просто лежал на столе, и мне достаточно было пролистать его, чтобы понять, сколько в тебе ненависти. Разве теперь я могу думать по-другому: ведь ты сама желала ей смерти и хотела убить! Ну?.. Почему, черт подери, я должен изменить свое мнение о тебе? Кроме того, ты едва не убила родную мать…

Выражение лица Мелены говорило само за себя. Девушка была потрясена.

– Я не собиралась ее убивать, произошел несчастный случай! – закричала она, и ее наверняка услышали все соседи Горки. – Ты даже не представляешь, каково это – жить с ней. Выслушай меня! Она била меня много раз, а я никогда ничего не делала, только терпела, молчала, как последняя дура, и никому не признавалась. А вчера она вдруг заявилась домой, после того как пропала на несколько дней, когда я не знала, вернется ли она, заберут ли меня социальные службы или я умру от голода, потому что у меня не было ни единого евро, и мы поссорились. Мы ругались, я толкнула ее, но она причинила мне боль – сильную как никогда раньше. Она мне такое наговорила, обращаясь со мной как с настоящим дерьмом, провоцируя меня. Если честно, у меня возникло ощущение – она хочет, чтобы я отплатила ей за все, что она всегда делала со мной. И я это сделала. Толкнула ее, но не с целью убить, а чтобы она замолчала раз и навсегда и перестала повторять, что не любит меня…

– Она сказала, что не любит тебя?

– Да… и неоднократно. Конечно, я ненавижу Марину всей душой. И всегда ненавидела ее. Она же идеальная дочь, идеальный ребенок, идеальная сестра, идеальная ученица. И было неважно, вырастет ли она укурком-камикадзе, которому наплевать на свою жизнь, или заразится ВИЧ. Не имело значения, что на самом деле она не была безупречной, потому что она всегда казалась воплощением совершенства, и мать вечно попрекала меня ею.

Она была близка с мамой Марины, которой досталась дочь с кудрявыми волосами, а вот моей мамаше – девочка-эмо, странная и полулысая. Она постоянно рассказывала мне о ее достижениях и успехах. Мне было очень плохо, Горка. Марина, Марина, Марина, Марина. Я устала от нее, от ее имени, от всего. Я хотела, чтобы с ней случилось несчастье или чтобы она умерла. Я ненавидела ее, мечтала увидеть ее погрязшей в нищете, а потом посмотреть на мать и спросить: «Ты уверена, что это та дочь, которую ты бы предпочла?»

Когда я начала терапию в реабилитационной клинике, мне рассказали о важности ведения дневника. Это отдушина, способ не чувствовать себя последней никчемной тварью во вселенной, понимаешь, о чем я? Но теперь, когда Марины нет, я ничего не чувствую. Ни вины, ни печали, ни раскаяния. Я ненавижу не ее, Горка, а себя. Я и раньше ненавидела себя, а злость срывала на Марине, но, если честно, жаждала всех этих несчастий для себя, поскольку вовсе не хотела жить дальше. И поэтому не имело значения, успешна Марина или нет, ее достижения не могли помочь мне заслужить мамину любовь.

Я не сумела завоевать расположение матери… и никогда не сумею. Какая жалость.

Горка онемел. Он чувствовал себя виноватым. Было очевидно, что любой в его ситуации заподозрил бы Мелену. Все стрелки указывали на нее, и он просто подбирал детали пазла, которые ему подносили на блюдечке, но признание девушки имело смысл и проливало свет на случившееся, и, самое главное, ее речь исходила из нутра, из сердца, а он был убежден, что это невозможно подделать.

– Мне очень жаль. Прости, я сомневался в тебе, но меня тогда прямо осенило, и… Это было так безумно, из-за твоей мамы, из-за Марины… Я не знаю.

Мелена молча поднялась с бордюра: она присела на него, когда рассказывала свою версию. Отряхнула юбку, которую надела, чтобы посетить полицейский участок и больницу, и уже собралась уходить, но вспомнила, что осталось кое-что еще.

Она решила уладить все вопросы.