Эликсир жизни

Септимус прибавил шаг, остальные не отставали. Вокруг них потрясающими голубыми, изумрудными и золотыми оттенками блестели стены. Сначала лабиринт вывел куда-то наружу, а через множество поворотов Дженна была уверена, что они движутся к центру. Темно-синяя ляпис-лазурь завораживала, и Дженну вдруг начало клонить в сон, перед глазами поплыла мутная голубая дымка. Девочка приходила в себя лишь тогда, когда впереди виднелся темный свод на входе в другой туннель. Там Септимус замедлял шаг и прислушивался к чужим звукам. Пока друзьям везло. Сейчас стояла глубокая ночь, а даже писцам-алхимикам иногда нужно спать.

Как маленькое и преданное стадо овец, Дженна, Нико, Снорри и Ночной Уллр неотступно следовали за Септимусом сквозь голубую пелену света, обходили длинные округлые повороты, которые вели в обратную сторону, и шли в одном и том же направлении снова и снова, пока у всех, особенно у Нико, не закружилась голова. Всем не терпелось поскорее выйти из замкнутого пространства. И когда Нико уже отчаялся увидеть в своей жизни что-нибудь, кроме синих стен, они пришли в центр лабиринта и оказались в Главной лаборатории алхимии и врачевания.

– Ух ты, – присвистнул Нико. – Изумительно!

Септимус уже давно не считал лабораторию такой уж изумительной. Каждый день он сидел на стуле с розой рядом с Марцеллием, массивный стул которого с символом солнца стоял во главе стола посредине лаборатории. Дни текли однообразно. Для Септимуса каждый день был просто еще одним рабочим днем.

Но для Дженны, Нико и Снорри Главная лаборатория была удивительным местом. Их почти ослепил блеск множества блестящих золотых поверхностей, которые ловили свет от факела. Но их внимание привлекли не маленькие кусочки золота, а два массивных слитка напротив входа в лабиринт – Парадные двери времени.

– Через них я сюда и попал, – прошептал Септимус, окидывая взглядом лабораторию и опасаясь, что кто-нибудь из писцов прячется в темноте.

По обеим сторонам от дверей в украшенных ляпис-лазурью нишах стояли статуи рыцарей в полный рост с острыми, как лезвие, мечами.

Дженна внимательно рассматривала двери. Она думала о том, что, как утверждал Септимус, скрывалось за ними. Истинное зеркало времени. Ей вдруг невыносимо захотелось домой в свое время, чтобы все было по-старому: Септимус с Марсией в Башне Волшебников, Нико в лодочной мастерской с Янни Маартен. Она была бы снова в своем Дворце, не было бы никакой живой Этельдредды, и Дворец снова бы стал гостеприимным местом, домом для Сайласа и Сары, где они хозяйничали и иногда терялись.

– Нам нужно найти ключ, Сеп, – сказала она. – Обязательно.

Практичный Нико разглядывал двери глазами корабела.

– Я думаю, мы сможем их как-нибудь открыть, – размышлял он. – Петли слабоваты.

– Это же не обычные двери, – сказал Септимус. – Они закрыты ключом Марцеллия.

Нико такое утверждение не убедило. Он достал из кармана отвертку и сунул в одну из петель. Статуи вскинули мечи и направили их на мальчика.

– Ладно-ладно, – примирительно сказал Нико, – не надо так нервничать.

Уллр зарычал.

– Тише, Уллр.

Снорри погладила его по шее и притянула к себе, но рыжий кончик его хвоста распушился, как у рассерженного домашнего кота, и хохолок встал дыбом.

Как звуки разлетаются по лабиринту – настоящая загадка. Они находят путь по коридорам и оказываются в центре такими ясными и отчетливыми, как будто говорящий стоит рядом, особенно если голос похож на сверло стоматолога. Так все в лаборатории вдруг подскочили от ужаса, когда до них донесся пронзительный визг королевы Этельдредды:

– Мне нет дела до твоих проблем, Марцеллий. Я требую эликсир немедленно. Я и так долго ждала! Сегодня я убедилась, что дураков с меня хватит, и я ни минуты не намерена терпеть твою глупость! Да когда же закончится этот нудный лабиринт?

– Когда надо, тогда и закончится, матушка.

Раздраженный голос Марцеллия вывел Септимуса из ступора.

– Они идут, – прошептал он. – Скорее, в кладовку с благовониями. Придется подождать, пока Этельдредда покинет лабораторию.

Септимус открыл дверь в большую кладовую и задул факел. Освещая путь только кольцом, дети протиснулись в вонючую каморку, и Септимус плотнее затворил дверь.

– Вот досада, – пробурчал он, когда его кольцо осветило спираль черной веревки на полке.

Вообще-то, это Дженна так подумала. На самом деле это была не веревка.

– Я забыл, что тут змея.

– Змея? – выдохнула Дженна.

– Да. Спокойно, она не такая уж и ядовитая.

– Что значит «не такая уж и ядовитая»? – спросил Нико, который боролся с желанием открыть дверь и пуститься наутек.

Но никто не услышал ответа Септимуса. Его заглушил голос королевы Этельдредды.





41

Пузырек





Дверь в кладовку с благовониями закрылась как раз в тот момент, когда королева Этельдредда переступила порог левой ногой в острой туфле. Ей в затылок дышал Марцеллий Пай, который не хотел допустить, чтобы его мать хотя бы одну секунду находилась одна в лаборатории. Марцеллий выглядел уставшим и взъерошенным после того, как весь вечер они искали по Дворцу его ученика и девочку, которую мать упорно продолжала считать принцессой Эсмеральдой. На нем до сих пор был официальный наряд мастера алхимии, который он надел на празднество. Правда, теперь весь наряд был испачкан апельсиновым соусом. А на шее у Марцеллия висел ключ от Парадных дверей времени.

Королева Этельдредда бесцеремонно ввалилась в комнату, гордо задрав голову, а за ней на длинных когтях семенил Эй-Эй. Королева с обычной брезгливостью осмотрелась вокруг.


– Марцеллий, ты превратил свою лабораторию в отвратительный пример безвкусицы. Столько золота, что не на чем глазу отдохнуть. Как на дешевом базаре! Я полагаю, именно там ты и покупаешь все эти старые безделушки, в которых ты гремишь, как разбитая телега.

Марцеллий Пай обиженно надулся на оскорбление матери.

Королева Этельдредда презрительно сморщилась.

– Какой же ты неженка, Марцеллий. Я получу свой эликсир немедленно, пока ты не испарился.

– Нет, матушка, – послышался решительный голос Марцеллия. – Вы его не получите.

– Конечно получу, Марцеллий. Разве это не он ждет меня в стеклянном ларце?

– Он не ваш, матушка!

– Мне думается, ты настоящий врун, Марцеллий. Ты всегда меня обманывал. Но я получу эликсир – и немедленно!

Голос Этельдредды взлетел на невыносимую ноту. Эй-Эй открыл пасть и солидарно завизжал, демонстрируя свой острый длинный клык.

А в кладовке с благовониями заскулил Уллр: от визга Эй-Эя у него заболели его чувствительные ушки.

– И не надо меня передразнивать, – резко сказала Этельдредда.

– Я вас не передразниваю, матушка.

– Что ты скулишь, как ребенок?

– Я не скулю, матушка, – упрямо возразил Марцеллий.

– Скулишь, и я этого не допущу! – Голос Этельдредды взял новую ноту, и Эй-Эй снова завелся. На этот раз зверь не остановился.

Марцеллий заткнул уши пальцами и прокричал:

– Сжалься, матушка, уйми это животное, а то у меня уши лопнут!

Этельдредда и не собиралась унимать Эй-Эя. Марцеллию это не нравится, а значит, нравится ей. Эй-Эй вопил снова и снова, точно кот, попавший в мышеловку. Если этот визг был невыносим для Марцеллия, то Уллр вообще чуть не спятил. Он издал мучительный вой и вырвался из рук Снорри. В следующую секунду завопила Этельдредда – на этот раз от ужаса, когда из кладовки с благовониями, вооружившись когтями и зубами, вырвалась настоящая пантера.

К несчастью для Уллра, вместо того чтобы убежать от звука, он попал в самое средоточие его, потому что при виде пантеры Эй-Эй вскарабкался на юбку Этельдредды и завизжал пуще прежнего, так что у пантеры едва не лопнули барабанные перепонки. Гигантской кошке казалось, что кто-то сверлит ее уши. Отчаявшись избавиться от звука, Уллр пересек комнату и скрылся в лабиринте.

– Уллр! – закричала Снорри и вырвалась из кладовки вслед за любимым котом.

Ни одуревший Марцеллий, ни перепуганная Этельдредда не смогли ей помешать. Снорри исчезла в лабиринте следом за Уллром.

Септимус почувствовал, как у Нико напряглись мускулы, и он понял, что его брат хочет догнать Снорри. Он успел схватить Нико.

Дверь медленно распахнулась, и все трое оказались лицом к лицу с Марцеллием и Этельдреддой. В кладовке с благовониями повисла мертвая тишина.

– Поистине странные существа водятся у тебя в кладовке, Марцеллий, – сказала Этельдредда, немного охрипнув после долгих воплей. – Но сдается мне, что принцесса Эсмеральда слишком часто стала играть в прятки. Веди сюда девчонку, Марцеллий. Больше она не будет тебе надоедать.

– Она мне не надоедает, матушка. И если ты хоть сколько-то знала свою дочь, как следует матери, то поняла бы, что это дитя не Эсмеральда. – Марцеллий свирепо посмотрел на мать.

– Вот дурак, – изрекла Этельдредда. – Кто же это, если не Эсмеральда?

– Пусть она тебе и ответит, матушка. – Марцеллий криво улыбнулся Септимусу. – Уверен, тебе довольно заплатили за услуги во Дворце?

Септимус пристыженно покачал головой.

Марцеллий выпроводил ребят наружу со словами:

– Выходите, там спит черная змея, вы ее потревожите. Помните, мы завтра берем ее яд, чтобы добавить к настою.

– Плут! – воскликнула Этельдредда. – Хочешь отравить собственную мать!

– Так же, как ты отравила своих бедных дочерей, матушка? Да нет, я и не собирался.

Видя, что разговор ни к чему не ведет, Этельдредда сменила гнев на сладенький тон, который все равно никого не обманул, и меньше всего Марцеллия.

– Прошу, отопри ларец, Марцеллий, и покажи мне этот милый голубой пузырек. Я мечтаю взглянуть поближе на чудеса, которые творит мой самый любимый сын!

– У тебя только один сын, матушка, – кисло возразил Марцеллий. – Было бы странно, если бы он не был твоим самым любимым, учитывая отсутствие других сыновей, хотя я сомневаюсь, что могу потягаться с гончими в том, что касается твоей любви.

– Ты вечно скулишь и стонешь, Марцеллий. Прошу же тебя, покажи мне пузырек. Я должна взглянуть на него. Это такая прелестная вещица, на ней столько золота!

– В нем, конечно, может быть немного золота, но на нем его нет, матушка, – сказал Марцеллий, возмущенный язвительным тоном Этельдредды.