Эльфийский подменыш
Часть 47 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
«Когда опустится туман на яблони в цвету, проснётся дева Лианнан и будет петь в саду…»
Голос звучал хрипло, в горле першило: – видимо, сказывалось то, что бард долго провалялся в снегу. Ещё не хватало подхватить горячку! Впрочем, совсем недавно Элмерик вообще собирался умереть среди этих сугробов, так что горячка была ещё не самым плохим исходом.
«Капелью тешит слух листва, играет в листьях свет. Звенит ручей. Но, путник, знай: туда дороги нет…»
Петь получалось из рук вон плохо… ещё чего доброго, лианнан ши решит, что из него плохой чаропевец, и не станет ему помогать!
«Ты слов не сможешь разобрать в журчании ручьёв…». – Бард всё-таки закашлялся.
– Не тратьте силы. – Яблоневая дева тронула губами его разгорячённый лоб. – Лучше я дослушаю вашу песню весной – в те дни она будет более к месту. А если захотите избавиться ещё и от душевных ран – только скажите. Лечить от несчастной любви я тоже умею.
– Нет уж, спасибо. В этом нет необходимости. – Элмерик, пошатываясь, поднялся.
Не слова лианнан ши заставили его покраснеть, а то, что он едва не ответил согласием. Но, во-первых, бард не собирался обсуждать свои сердечные дела с первой встречной фейри, пусть даже и самой прекрасной на всём белом свете. А во-вторых, это внезапное влечение наверняка было вызвано одурманивающими чарами. Возможно, яблоневая дева творила их не со зла, просто такова была её природа: очаровывать, соблазнять, заманивать – и выпивать жизнь. О последнем забывать не стоило.
Элмерик шагнул. Нога слушалась плохо. Ещё шаг. Пусть медленно, но он всё-таки приближался к жилью, где за окнами мерцал тёплый манящий свет, открывавший путь к спасению. Элмерику больше не грозила смерть от холода, – но лучше всего было то, что он сам больше не хотел умереть, а, напротив, собирался выжить во что бы то ни стало.
Войдя в пределы защитного круга, он обернулся:
– Как твоё имя, красавица? Должен же я знать, кому обязан жизнью.
Лианнан ши широко распахнула глаза. Её высокие скулы окрасил лёгкий румянец, схожий с самым нежным яблоневым цветом.
– Ллиун.
–
Благодарю тебя, Ллиун. – Бард поклонился и, развернувшись, поковылял ко входу в дом. Вослед ему донеслось игривое
– А плед я не отдам. Если тот чародей захочет его вернуть – пускай сам за ним явится. Или лучше ты приходи…
8.
– Ох, врезал бы я тебе так, чтоб глаза повылазили! – орал Джеримэйн. – Чтоб башка твоя глупая раскололась, как пустой орех! Всё равно ума в ней ни на грош. Да чё с тебя взять, дурака, коли ты на ногах не стоишь…
Элмерик морщился, но не перечил, считая, что заслужил и не такое. Тем более что вопли не мешали Джерри накладывать лубок на сломанную ногу барда. Хотя заматывать бинты он мог бы и не так туго, но тут уж приходилось терпеть, сжав покрепче зубы.
Действие чар лианнан ши уже закончилось, и от боли в глазах опять темнело, а к горлу подкатывала дурнота. Вдобавок едва отогревшиеся руки и ноги то и дело сводило судорогой.
– Мы тебя, лопуха влюблённого, по всей округе с фонарями разыскивали! Голоса сорвали от крика! Думали, сгинул совсем, только косточки твои и найдём по весне. Или ещё хуже: не сгинул, а усвистел в холмы со своей эльфийкой-фиалкой. Розмари вон до сих пор сопли утирает, на люди выйти не может. Чё лыбишься?
– Неужели все искали? – Элмерик понимал, что выглядит глупо, но улыбался до ушей. – Что, даже ты?
– Даже я. – Джеримэйн рванул бинт посильнее, и бард охнул. – А что мне было ещё делать? Сам мастер Флориан мне по морде съездить изволил и наорал за то, что я вас, идиотов, отпустил, хотя не велено было!
На скуле у Джерри и впрямь расцветал, переливаясь всеми оттенками синевы и багрянца, свежий кровоподтёк.
– Как же вы так искали, что не нашли? – фыркнул Элмерик. – Я же тут совсем неподалёку валялся, за оградой. Там, где одинокий дуб, помнишь…
Ну а что? Не всё же Джерри на него ругаться и упрекать.
– Да ладно! Врёшь! Мы дом трижды по кругу обошли, и даже в поля ходили. Не было тебя там. И снег лежал чистый, нетронутый. Я сперва по следам пошёл, а они раз – и оборвались. Выглядело, будто вы оба на лошадь сели и уехали.
– Ах она… – Элмерик стукнул кулаком по спинке кровати. – Вот же негодяйка!
– Кто, Брендалин твоя? – хмыкнул Джерри.
– Да нет, Ллиун.
Увидев полнейшее непонимание в глазах собеседника, бард без утайки рассказал ему о своей встрече с лианнан ши.
– Похоже, спрятала она меня, чтобы вы не нашли. Иначе в нашем уговоре не было бы никакого проку. А так услуга за услугу – всё честно. Ох уж эти эльфы! Высшие хороши, а низшие ещё хуже. Теперь делать нечего – придётся сдержать обещание…
Джеримэйн покачал головой:
– Говорил я тебе: от баб все беды.
– Когда это ты такое говорил? – Элмерик почесал в затылке. – Не помню.
– А чё, не говорил разве? Ну вот, значит, сейчас говорю! Слушай и на ус наматывай… И ты тоже запоминай, недоумок! – Он повернулся к Орсону, который как раз вошёл в комнату. – А то тоже… здоровый лось, а ноет, как беспомощная девица! Поглядел бы на свою рожу зарёванную! Дура твоя Келликейт! Ду-ра!
– Я не из-за неё. – Орсон вскинул голову: глаза у него и впрямь были опухшими и покрасневшими. – М-мартин…
Джеримэйн вздохнул:
– В молчанку играл твой Мартин. Тоже тот ещё придурок! Мог бы и сразу сказать, что не подменыш.
– А ты бы вот так взял да и поверил? – фыркнул Элмерик, чувствуя, как к горлу опять подступает удушливый ком и хочется то ли взвыть от горя, то ли рассадить кулак о стену, а лучше всего – проснуться, и чтобы всего этого не случалось вовсе.
– Кто знает… – Джерри затянул тугой узел и похлопал рукой по повязке. – К чему об этом трепать теперь?
Элмерик зашипел от боли, впиваясь ногтями в собственные ладони.
Стоило признать, в одном его извечный недруг был прав: говорить о несбывшемся – только больше отчаиваться.
А ведь ещё совсем недавно жизнь была такой чудесной! Казалось, любые мечты только и ждут удобного случая, чтобы исполниться. Они с Брендалин собирались пожениться, много говорили о том, где будут жить (лучше бы, конечно, в собственном доме), как поедут в Холмогорье знакомиться с родителями Элмерика, а потом в Каэрлеон – уж если и играть свадьбу, то в столице! Бард сочинял ей баллады, а за ужином играл весёлые мелодии, так и зовущие пуститься в пляс. Вечерами Мартин рассказывал всякие забавные истории и заразительно смеялся, Розмари угощала друзей пирогами, Джерри фыркал по поводу и без, но Элмерик знал: это всё напускное – на самом деле ему тоже было весело. Глаза Орсона горели детским восхищением – в них не было и тени нынешней пустоты. Даже хмурая Келликейт улыбалась, украдкой таская вишни из варенья. Теперь этого не вернёшь… Соколят было семеро, а осталось всего четверо. Ох, и Самайн уже так близко…
А ещё это дурацкое письмо… Если Олли-Счастливчик решит заявиться на мельницу, чтобы забрать и судить Джеримэйна, им придётся сражаться втроём, закрывая десятки таинственных Врат в иные миры. Справятся ли они? Вряд ли.
Ох, и зачем он только послушал Брендалин? Вёл себя как последний дурень, потерявший разум от этих ясных глаз, нежных слов и манящей улыбки. Теперь ему предстояло расхлёбывать последствия собственной глупости. Нелегко было признавать, но эльфийка добилась своего: ослабила Соколиный отряд ещё до Испытаний. Даже если ей и не удалось разнюхать что-то важное и выпустить в мир чародея Жестокое Сердце, кем бы он ни был, дело всё равно выгорело. И кольцо из сокровищницы, небось, она же стащила – больше некому!
Чувство вины ощущалось чуть ли не болезненнее, чем сломанная кость. Элмерик ближе всех находился к негодяйке и ни разу не заподозрил её. Увивался за пышной юбкой, как уж! В рот заглядывал, каждое слово ловил, верил… Закрывал глаза и видел лишь то, что сам хотел увидеть. И это с истинным-то зрением! Хорош чародей, нечего сказать! Ох и стыдно!.. До дрожи в пальцах и желания врезать самому себе по башке. Только уже поздно. И угрызения совести делу никак не помогут.
– Я больше никогда не буду влюбляться! – Бард шмыгнул носом. – Вот ни настолечко! Пусть даже самая распрекрасная красавица будет! Да пусть хоть сама королева Медб!
– Вот и правильно! – Джерри хлопнул его по плечу. – Нечего сопли распускать. Сидру хочешь?
– Спрашиваешь!
– Тогда я щас сгоняю на кухню. Заодно проведаю, как там Роз. А вы ведите себя хорошо, придурки!
– Ох и н-натворили мы дел… – выдохнул Орсон, едва за Джеримэйном закрылась дверь.
– И не говори! – Элмерик кусал губы. – В голове не укладывается.
Здоровяк потоптался на месте, прочистил горло:
– Знаешь, он всегда помогал. Если бы не Мартин, меня бы из Соколов уже давно выгнали. А я ведь даже не лгал тогда – всего лишь не прочитал условия. Поставил подпись и укатил из дома навстречу подвигам. А никому и в голову не пришло, что сын лорда может быть грамоте не обучен. Меня вообще немногому учили.
– А почему так вышло-то?
Прежде Элмерику было неинтересно, а сейчас вдруг захотелось поговорить о чём-нибудь отвлечённом, чтобы не бередить свежие раны.
Орсон подошёл к окну, вздохнул, и, не глядя на барда, заговорил:
– Учителя говорили, что я слишком глуп. А отец и не настаивал – говорил: мол, успеется ещё. А не выйдет, так и не надо. Главное – толкового управляющего найти, которому можно доверять. Он ведь и сам замковые дела забросил после смерти матери.
– А с ней что случилось?
– В родах умерла. – Голос Орсона стал тише. – Я не знал её. Но, говорят, именно в тот день замок Трёх Долин покинула радость.
– Какая печальная история…
Мда, от таких бесед легче не становилось. Бард подтянул одеяло повыше, укрывшись почти с головой, и вдруг его осенило: и как он умудрился прежде не заметить?
– Слушай… ты ведь почти не заикаешься! Раньше и двух слов связать не мог – и вдруг такое красноречие! Откуда?
А вдруг он тоже подменыш? Сейчас Элмерик уже ничему бы не удивился.
Проснувшиеся подозрения Орсон развеял смущённой улыбкой – первой за этот вечер.
– П-правда? Я очень стараюсь… Нужно только побороть страх.
– Чего ты боишься? – Элмерик приподнялся на кровати. – Говорить?
Орсон мотнул головой и понизил голос до шёпота:
– Хозяина Лесов.
Голос звучал хрипло, в горле першило: – видимо, сказывалось то, что бард долго провалялся в снегу. Ещё не хватало подхватить горячку! Впрочем, совсем недавно Элмерик вообще собирался умереть среди этих сугробов, так что горячка была ещё не самым плохим исходом.
«Капелью тешит слух листва, играет в листьях свет. Звенит ручей. Но, путник, знай: туда дороги нет…»
Петь получалось из рук вон плохо… ещё чего доброго, лианнан ши решит, что из него плохой чаропевец, и не станет ему помогать!
«Ты слов не сможешь разобрать в журчании ручьёв…». – Бард всё-таки закашлялся.
– Не тратьте силы. – Яблоневая дева тронула губами его разгорячённый лоб. – Лучше я дослушаю вашу песню весной – в те дни она будет более к месту. А если захотите избавиться ещё и от душевных ран – только скажите. Лечить от несчастной любви я тоже умею.
– Нет уж, спасибо. В этом нет необходимости. – Элмерик, пошатываясь, поднялся.
Не слова лианнан ши заставили его покраснеть, а то, что он едва не ответил согласием. Но, во-первых, бард не собирался обсуждать свои сердечные дела с первой встречной фейри, пусть даже и самой прекрасной на всём белом свете. А во-вторых, это внезапное влечение наверняка было вызвано одурманивающими чарами. Возможно, яблоневая дева творила их не со зла, просто такова была её природа: очаровывать, соблазнять, заманивать – и выпивать жизнь. О последнем забывать не стоило.
Элмерик шагнул. Нога слушалась плохо. Ещё шаг. Пусть медленно, но он всё-таки приближался к жилью, где за окнами мерцал тёплый манящий свет, открывавший путь к спасению. Элмерику больше не грозила смерть от холода, – но лучше всего было то, что он сам больше не хотел умереть, а, напротив, собирался выжить во что бы то ни стало.
Войдя в пределы защитного круга, он обернулся:
– Как твоё имя, красавица? Должен же я знать, кому обязан жизнью.
Лианнан ши широко распахнула глаза. Её высокие скулы окрасил лёгкий румянец, схожий с самым нежным яблоневым цветом.
– Ллиун.
–
Благодарю тебя, Ллиун. – Бард поклонился и, развернувшись, поковылял ко входу в дом. Вослед ему донеслось игривое
– А плед я не отдам. Если тот чародей захочет его вернуть – пускай сам за ним явится. Или лучше ты приходи…
8.
– Ох, врезал бы я тебе так, чтоб глаза повылазили! – орал Джеримэйн. – Чтоб башка твоя глупая раскололась, как пустой орех! Всё равно ума в ней ни на грош. Да чё с тебя взять, дурака, коли ты на ногах не стоишь…
Элмерик морщился, но не перечил, считая, что заслужил и не такое. Тем более что вопли не мешали Джерри накладывать лубок на сломанную ногу барда. Хотя заматывать бинты он мог бы и не так туго, но тут уж приходилось терпеть, сжав покрепче зубы.
Действие чар лианнан ши уже закончилось, и от боли в глазах опять темнело, а к горлу подкатывала дурнота. Вдобавок едва отогревшиеся руки и ноги то и дело сводило судорогой.
– Мы тебя, лопуха влюблённого, по всей округе с фонарями разыскивали! Голоса сорвали от крика! Думали, сгинул совсем, только косточки твои и найдём по весне. Или ещё хуже: не сгинул, а усвистел в холмы со своей эльфийкой-фиалкой. Розмари вон до сих пор сопли утирает, на люди выйти не может. Чё лыбишься?
– Неужели все искали? – Элмерик понимал, что выглядит глупо, но улыбался до ушей. – Что, даже ты?
– Даже я. – Джеримэйн рванул бинт посильнее, и бард охнул. – А что мне было ещё делать? Сам мастер Флориан мне по морде съездить изволил и наорал за то, что я вас, идиотов, отпустил, хотя не велено было!
На скуле у Джерри и впрямь расцветал, переливаясь всеми оттенками синевы и багрянца, свежий кровоподтёк.
– Как же вы так искали, что не нашли? – фыркнул Элмерик. – Я же тут совсем неподалёку валялся, за оградой. Там, где одинокий дуб, помнишь…
Ну а что? Не всё же Джерри на него ругаться и упрекать.
– Да ладно! Врёшь! Мы дом трижды по кругу обошли, и даже в поля ходили. Не было тебя там. И снег лежал чистый, нетронутый. Я сперва по следам пошёл, а они раз – и оборвались. Выглядело, будто вы оба на лошадь сели и уехали.
– Ах она… – Элмерик стукнул кулаком по спинке кровати. – Вот же негодяйка!
– Кто, Брендалин твоя? – хмыкнул Джерри.
– Да нет, Ллиун.
Увидев полнейшее непонимание в глазах собеседника, бард без утайки рассказал ему о своей встрече с лианнан ши.
– Похоже, спрятала она меня, чтобы вы не нашли. Иначе в нашем уговоре не было бы никакого проку. А так услуга за услугу – всё честно. Ох уж эти эльфы! Высшие хороши, а низшие ещё хуже. Теперь делать нечего – придётся сдержать обещание…
Джеримэйн покачал головой:
– Говорил я тебе: от баб все беды.
– Когда это ты такое говорил? – Элмерик почесал в затылке. – Не помню.
– А чё, не говорил разве? Ну вот, значит, сейчас говорю! Слушай и на ус наматывай… И ты тоже запоминай, недоумок! – Он повернулся к Орсону, который как раз вошёл в комнату. – А то тоже… здоровый лось, а ноет, как беспомощная девица! Поглядел бы на свою рожу зарёванную! Дура твоя Келликейт! Ду-ра!
– Я не из-за неё. – Орсон вскинул голову: глаза у него и впрямь были опухшими и покрасневшими. – М-мартин…
Джеримэйн вздохнул:
– В молчанку играл твой Мартин. Тоже тот ещё придурок! Мог бы и сразу сказать, что не подменыш.
– А ты бы вот так взял да и поверил? – фыркнул Элмерик, чувствуя, как к горлу опять подступает удушливый ком и хочется то ли взвыть от горя, то ли рассадить кулак о стену, а лучше всего – проснуться, и чтобы всего этого не случалось вовсе.
– Кто знает… – Джерри затянул тугой узел и похлопал рукой по повязке. – К чему об этом трепать теперь?
Элмерик зашипел от боли, впиваясь ногтями в собственные ладони.
Стоило признать, в одном его извечный недруг был прав: говорить о несбывшемся – только больше отчаиваться.
А ведь ещё совсем недавно жизнь была такой чудесной! Казалось, любые мечты только и ждут удобного случая, чтобы исполниться. Они с Брендалин собирались пожениться, много говорили о том, где будут жить (лучше бы, конечно, в собственном доме), как поедут в Холмогорье знакомиться с родителями Элмерика, а потом в Каэрлеон – уж если и играть свадьбу, то в столице! Бард сочинял ей баллады, а за ужином играл весёлые мелодии, так и зовущие пуститься в пляс. Вечерами Мартин рассказывал всякие забавные истории и заразительно смеялся, Розмари угощала друзей пирогами, Джерри фыркал по поводу и без, но Элмерик знал: это всё напускное – на самом деле ему тоже было весело. Глаза Орсона горели детским восхищением – в них не было и тени нынешней пустоты. Даже хмурая Келликейт улыбалась, украдкой таская вишни из варенья. Теперь этого не вернёшь… Соколят было семеро, а осталось всего четверо. Ох, и Самайн уже так близко…
А ещё это дурацкое письмо… Если Олли-Счастливчик решит заявиться на мельницу, чтобы забрать и судить Джеримэйна, им придётся сражаться втроём, закрывая десятки таинственных Врат в иные миры. Справятся ли они? Вряд ли.
Ох, и зачем он только послушал Брендалин? Вёл себя как последний дурень, потерявший разум от этих ясных глаз, нежных слов и манящей улыбки. Теперь ему предстояло расхлёбывать последствия собственной глупости. Нелегко было признавать, но эльфийка добилась своего: ослабила Соколиный отряд ещё до Испытаний. Даже если ей и не удалось разнюхать что-то важное и выпустить в мир чародея Жестокое Сердце, кем бы он ни был, дело всё равно выгорело. И кольцо из сокровищницы, небось, она же стащила – больше некому!
Чувство вины ощущалось чуть ли не болезненнее, чем сломанная кость. Элмерик ближе всех находился к негодяйке и ни разу не заподозрил её. Увивался за пышной юбкой, как уж! В рот заглядывал, каждое слово ловил, верил… Закрывал глаза и видел лишь то, что сам хотел увидеть. И это с истинным-то зрением! Хорош чародей, нечего сказать! Ох и стыдно!.. До дрожи в пальцах и желания врезать самому себе по башке. Только уже поздно. И угрызения совести делу никак не помогут.
– Я больше никогда не буду влюбляться! – Бард шмыгнул носом. – Вот ни настолечко! Пусть даже самая распрекрасная красавица будет! Да пусть хоть сама королева Медб!
– Вот и правильно! – Джерри хлопнул его по плечу. – Нечего сопли распускать. Сидру хочешь?
– Спрашиваешь!
– Тогда я щас сгоняю на кухню. Заодно проведаю, как там Роз. А вы ведите себя хорошо, придурки!
– Ох и н-натворили мы дел… – выдохнул Орсон, едва за Джеримэйном закрылась дверь.
– И не говори! – Элмерик кусал губы. – В голове не укладывается.
Здоровяк потоптался на месте, прочистил горло:
– Знаешь, он всегда помогал. Если бы не Мартин, меня бы из Соколов уже давно выгнали. А я ведь даже не лгал тогда – всего лишь не прочитал условия. Поставил подпись и укатил из дома навстречу подвигам. А никому и в голову не пришло, что сын лорда может быть грамоте не обучен. Меня вообще немногому учили.
– А почему так вышло-то?
Прежде Элмерику было неинтересно, а сейчас вдруг захотелось поговорить о чём-нибудь отвлечённом, чтобы не бередить свежие раны.
Орсон подошёл к окну, вздохнул, и, не глядя на барда, заговорил:
– Учителя говорили, что я слишком глуп. А отец и не настаивал – говорил: мол, успеется ещё. А не выйдет, так и не надо. Главное – толкового управляющего найти, которому можно доверять. Он ведь и сам замковые дела забросил после смерти матери.
– А с ней что случилось?
– В родах умерла. – Голос Орсона стал тише. – Я не знал её. Но, говорят, именно в тот день замок Трёх Долин покинула радость.
– Какая печальная история…
Мда, от таких бесед легче не становилось. Бард подтянул одеяло повыше, укрывшись почти с головой, и вдруг его осенило: и как он умудрился прежде не заметить?
– Слушай… ты ведь почти не заикаешься! Раньше и двух слов связать не мог – и вдруг такое красноречие! Откуда?
А вдруг он тоже подменыш? Сейчас Элмерик уже ничему бы не удивился.
Проснувшиеся подозрения Орсон развеял смущённой улыбкой – первой за этот вечер.
– П-правда? Я очень стараюсь… Нужно только побороть страх.
– Чего ты боишься? – Элмерик приподнялся на кровати. – Говорить?
Орсон мотнул головой и понизил голос до шёпота:
– Хозяина Лесов.