Элементали

Индия, к удивлению Люкера, сразу же освоилась в Бельдаме, редко говорила о Нью-Йорке и никогда не выражала желания поскорее туда вернуться. Она даже сказала, что с радостью останется на заливе до Дня труда[7], потому что в следующую среду после него ей нужно идти в школу. Сам Люкер, давно привыкший к поздним посиделкам и широкому кругу знакомств, ожидал, что начнет выть от одиночества в Бельдаме не меньше, чем его дочь. Но он адаптировался так же легко, повторяя прошлые ленивые летние месяцы, проведенные здесь. Он ничего не делал и ни о чем не думал, и даже не чувствовал себя виноватым за то, что не работал. Когда Большая Барбара спросила, может ли он позволить себе такой длинный отпуск, Люкер ответил:

– Черт возьми, за день до отъезда я сделаю фотографий на пару пленок, и потом вся поездка окупится с одного подоходного налога.

– Но пока ты здесь, ты ничего не зарабатываешь.

– В этом году я могу попасть в налоговую категорию пониже, – он пожал плечами. – Не беспокойся обо мне, Барбара. Если я окажусь на мели в сентябре, я приду просить милостыню.

Ли всегда была счастлива в Бельдаме – как и везде и при любых обстоятельствах. Но для нее это стало одной из самых приятных передышек, последовавшей так скоро после смерти свекрови. Против Мэриэн Сэвидж Ли теперь не говорила ни слова – в конце концов, женщина мертва и больше никогда не сможет ее сломить.

Дофин, вероятно, больше всех выигрывал от уединения в Бельдаме: вдали от своих дел, вдали от Большого дома, вдали от неуклюжих попыток друзей утешить его горе. Мэриэн Сэвидж по-настоящему оплакивал только один человек – ее сын, хотя у него и не было причин так сильно ее любить. Мэри-Скот никогда не притворялась, что привязана к Мэриэн Сэвидж, и в тринадцать лет дала обет Богу, что если не выйдет замуж к моменту окончания колледжа, то пойдет в монастырь. Она отказалась от двух предложений на первом курсе и приняла постриг на свой двадцать третий день рождения.

Люкер удивился, обнаружив, что Бельдам не так сильно напоминает Дофину о Мэриэн Сэвидж, как Большой дом в Мобиле, на что Ли ответила:

– Были времена, когда Дофин приезжал сюда без нее, и у меня такое чувство, что он считает, будто она еще жива там, в Мобиле, а он просто наслаждается небольшим отпуском вдали от нее. Ты заметил, что он не привез Нэйлза. Нэйлз стал бы слишком сильным напоминанием о смерти Мэриэн.

Но какими бы ни были мысли и мотивы Дофина, его настроение заметно улучшилось за пару недель, и к его уравновешенному темпераменту и мягкости добавилось что-то вроде бодрости.

Сколько-нибудь страдала только Большая Барбара, и было это из-за отсутствия алкоголя. Она не впадала в истерику, но иногда поздно вечером у нее возникали позывы зарыться в песке, как дервиш, или исцарапать кожу осколками ракушек из-за невозможности выпить. В редкие моменты гнева она становилась несколько угрюмее и громче, чем обычно. Большая Барбара была раздражительной, нетерпеливой, беспокойной и всегда голодной. И лишь с большой неохотой она признала, что чувствует себя намного лучше, чем несколько месяцев назад. В момент крайней слабости она пообещала, что, когда откроют клетку и позволят ей улететь обратно в Мобил, она продолжит воздержание, «хоть я и знаю, что все в городе будут говорить, будто я поехала в Хьюстон просить доктора ДеБейкери изъять стакан у меня из руки…»

Одесса оставалась Одессой, и изо дня в день не высказывала ни пожеланий, ни жалоб, но всегда была довольной и спокойной.





Глава 13




На самом же деле и весь Бельдам в течение этих недель был довольным и спокойным, но его обитатели поняли это лишь тогда, когда спокойствие нарушилось – однажды утром в четверг, в конце июня. Именно тогда, как раз в то время, когда Индия пила первую чашку кофе, среди них появился Лоутон МакКрэй, прибывший не на «Джипе» или «Скауте», а на небольшой лодке, арендованной в Галф-Шорс. С собой он привез высокого толстого человека в больших очках и помятом костюме из жатого ситца. Лоутона встретили с легким удивлением, так как его визита вовсе не ожидали, а к его спутнику обращались с небрежной вежливостью, за исключением Дофина, который был искренне рад каждому.

Да и приехали-то они проведать Дофина; и Дофин, Лоутон и человек в помятом костюме – его звали Сонни Джо Блэк – сразу же заперлись в гостиной Сэвиджей.

– Должно быть, средства Лоутона на исходе, – сказал Люкер своей матери на веранде дома МакКрэев. – Ли, – обратился он через плечо к сестре, – тебе нужно сказать Дофину, чтобы он не давал Лоутону ни цента. Давать ему деньги – что псу под хвост.

– А что если Лоутон выиграет! – воскликнула Большая Барбара.

– Тогда Дофину придется учиться жить с чувством вины за то, что он помог избраться такому человеку на должность в правительстве, – ответил Люкер.

Спустя полчаса Лоутон МакКрэй в одиночестве пересек двор. Накрапывал легкий дождь, так что даже взъерошенный белый песок, изрешеченный и покрытый ракушками, казалось, впитывал в себя серость неба. Лоутон сел на качели рядом с женой.

– Лоутон, – заметила Большая Барбара, – мы и не ждали тебя сегодня!

– Если бы вы провели сюда телефон, я бы позвонил. В Гаске есть телефоны, можно было бы и здесь поставить.

– Дофин не хочет портить вид телефонными столбами, – сказала Ли, – и я с ним согласна. У нас здесь никогда не было телефона, и, сдается мне, мы сможем еще немного потерпеть.

– Барбара, – обратился к жене Лоутон, – как дела?

– Я в порядке.

– Как у нее дела? – спросил Лоутон сына.

– Она в порядке, – угрюмо ответил Люкер.

Лоутон всегда портил Люкеру настроение.

– Она в порядке! – воскликнули Ли и Индия, прежде чем их спросили.

– Кто этот человек, которого ты сюда привез? – спросил Люкер. – Что ему нужно от Дофина?

– Да так, – ответил Лоутон МакКрэй, – обсуждают дела, просто обсуждают дела.

– Какие дела, папочка? – спросила Ли.

Лоутон МакКрэй медленно пожал широкими мягкими плечами и вместо ответа на вопрос дочери сказал:

– Я хотел поговорить со всеми вами кое о чем. Недолго. Сейчас, я почти уверен, вы провели здесь уже как раз столько времени, сколько нужно, – он оглядел серый дождливый пейзаж, открывавшийся в Бельдаме в тот день, – и мне было бы очень приятно, если бы вы все задумались о возвращении в Мобил к Четвертому июля. Там будут встречи и вечеринки, и все такое, и мне абсолютно не повредит, если ты, Барбара, сходишь со мной на парочку из них.

– Ты уверен, что доверяешь мне настолько? Не боишься, что меня вырвет прямо на соседа по столику?

– Я вижу, Барбара, что у тебя здесь все очень здорово получается. Люкер и Ли – они хорошо о тебе позаботились. И это сильно тебя изменило. Я был бы признателен, если бы ты вернулась на несколько дней – четвертого, во вторник, и помогала бы мне с субботы по среду, например. На некоторые мероприятия ты сможешь пойти со мной, а на некоторые – одна.


– О, Лоутон, – улыбнулась Большая Барбара, и в ее голосе прозвучала застенчивая благодарность, – конечно, я приеду. Ты хочешь, чтобы Ли и Дофин тоже там были?

– Не помешает. Никогда не помешает иметь Дофина рядом – все о нем такого высокого мнения. И о Ли тоже. Никто в Мобиле не располагает столькими деньгами и уважением, как Дофин. Вы хорошо держитесь после смерти Мэриэн, не так ли? – спросил он свою дочь.

– Все нормально, – ответила Ли.

– Когда поступят деньги?

– Еще не знаю, – сказала Ли. – Дофин должен съездить через несколько дней, чтобы разобраться с завещанием.

– Разве ты не хочешь, чтобы Люкер тоже тебя представлял? – вежливо спросила Индия Лоутона.

– Ага, – засмеялся Люкер, – мы с Индией проведем для твоей кампании небольшой урок «нью-йоркости». Как тебе такое?

– Спасибо, Люкер, – тяжело ответил Лоутон. – Очень ценю, Индия. Я рад получить любую помощь, но, скажу вам, что, если вы предпочтете остаться в Бельдаме, я не буду умолять вас. Я знаю, что вы редко бываете здесь, и нет причин, по которым вам нужно было бы участвовать в выборах, к которым вы на самом деле не имеете никакого отношения…

– Вот что я тебе скажу, Лоутон, – перебил Люкер, – однажды мы приедем в Белфорест, и я сделаю рекламное фото, на котором ты стоишь в куче удобрений.

– Очень ценю это, Люкер, – серьезно ответил Лоутон. – Поживем – увидим, – он потянул за рукав рубашки, намокшей от воды, что капала с крыши на перила крыльца и разлеталась оттуда брызгами. – Ну же, видите – я вот-вот здесь утону. Пойду внутрь, подожду, пока Сонни Джо закончит говорить с Дофином. Барбара, хочешь зайти и поговорить со мной пару минут?

Слегка нервничая, Большая Барбара согласилась и последовала за мужем в дом.

– Этот человек выводит меня из себя, – сказал Люкер дочери и сестре.

– Не позволяй ему так тебе докучать, – ответила Ли. – Он всегда был таким.

– Индия, посмотри в окно – ты видишь, куда они пошли?

– Поднялись наверх, – ответила Индия, уже наблюдавшая за ними.

– Он не хочет, чтобы мы слышали, – вздохнула Ли. – Мама чувствовала себя так хорошо – надеюсь, он не скажет ей ничего, что ее расстроит.

– Одно его прибытие ее расстроило, – сказал Люкер. – Разве не видишь, какая она нервная.

Ли кивнула.

– Иногда папа расстраивает ее, даже не желая этого.

– Папа – засранец, – наконец сказал Люкер. Он вспомнил, сколько раз в детстве видел, как Лоутон сопровождал Большую Барбару в их спальню; они оставались там на час, и Люкер мог слышать сквозь стены их голоса, загадочные, низкие и серьезные. Большая Барбара выходила в слезах и хотела выпить – независимо от времени суток. Казалось, что ничего не изменилось; но теперь, когда ему исполнилось тридцать три, Люкер имел некоторое представление о том, что говорилось в спальне наверху.

Люкер, Индия и Ли молча сидели на крыльце; цепи качелей скрипели во влажном воздухе. Залив был серебристо-серым, чистым и холодным, а волны – выше, чем обычно. Время от времени ветер приносил обрывки слов, сказанных наверху Лоутоном или Барбарой.

– Ненавижу, когда они вот так уходят наверх, – сказала Ли, и Люкер знал, что она помнила то же, что и он.

Прикрыв голову газетой, Одесса прошла через двор от дома Сэвиджей и поднялась на крыльцо. Она села на стул немного поодаль от других, вытащила Библию из бумажного пакета и заметила:

– Сегодня и делать нечего, кроме как читать…

– Они все еще там разговаривают, Дофин и тот человек? – спросила Ли.

Одесса кивнула.

– О чем они говорят? Ты что-нибудь слышала? – спросил Люкер.

Одесса кивнула.

– Слышала. Я убиралась наверху и слышала, о чем они говорили. Я слышала, что сказал мистер Лоутон и тот другой человек.

– И что они сказали? – снова спросил Люкер, чей интерес только возрос от нерешительности Одессы.

– Мистер Лоутон пытается заставить мистера Дофина продать Бельдам… – сказала Одесса, поджав губы.

– Что?! – воскликнула Ли.

– Вот дерьмо! – с отвращением выдохнул Люкер.

– Нефть, – сказала Одесса. – Они говорят, что здесь есть нефть, – она неопределенно показала на серую воду, – и им нужно все это место для установки аппаратуры. Они хотят снести дома.

– Черт бы побрал этого ублюдка, – тихо сказал Люкер своей дочери, и она кивнула в знак согласия с проклятьем.

– Дофин не станет продавать, – сказала Ли брату. – Он не позволит Лоутону себя уговорить.

Индия встала и указала на лагуну Сэнт-Эльмо.