Элементали

– Может, это была взломщица.

– Из толстых женщин получаются посредственные взломщицы, Индия. И к тому же зачем взломщику появляться здесь тогда, когда вокруг много людей, а не тогда, когда совершенно безлюдно? Эти девочки кричали, но женщина даже не обернулась на них.

– И куда она делась? Что с ней случилось?

– Девочки сказали, что она просто завернула за угол и исчезла, и больше они ее не видели.

– Может, она забралась в окно с другой стороны. На следующий день кто-нибудь заходил в дом?

– Конечно же нет. Не было никакой женщины. Но девочки испугались. Они разбудили Большую Барбару, Одессу, Мэриэн Сэвидж, и все вернулись в Мобил той же ночью. И с тех пор мы никого не приглашаем в Бельдам. И из того, что рассказывала Большая Барбара, у меня сложилось ощущение, что большинство людей сюда не приедут, даже если их пригласят.

Занятые этой беседой, они подошли к дому Сэвиджей. Люкер остановился и указал на легкое движение в темноте, видимое в окне второго этажа.

– Одесса готовится к приезду остальных. Она приезжает сюда так же давно, как и все мы. Ей отвели спальню на втором этаже – как раз ту, что выходит на третий дом, но она отказалась. Вместо этого заняла третий этаж. Он весь в ее распоряжении, и она утверждает, что жара ее не беспокоит. Спустя тридцать лет полагаю, что и в самом деле нет.

Люкер остановился у дома, и Индии показалось, что он скорее бы продолжил разговор об Одессе, чем завершил бы обход Бельдама. Она потащила его мимо дома Сэвиджей к самому краю косы. Здесь заходящее солнце бликовало резкими штрихами на бьющихся друг о друга волнах.

– Я ничего не смыслю в морской геологии или как она там называется, – сказал Люкер, – поэтому я не могу сказать, что здесь происходит. Но, когда я был в твоем возрасте, пляж здесь был намного больше, а теперь все под водой, и осталась всего лишь какая-то песчаная отмель – к тому же не самая безопасная. На вид она безопасная, но я бы не стал доверять этому виду. Когда я был маленьким, дюна только начинала формироваться, и Мэриэн Сэвидж все ворчала про песок, клубившийся на крыльце третьего дома. Тогда мы еще не знали, что весь дом накроет. Каждый раз, возвращаясь, мы обнаруживали, что дюна стала чуть выше. А теперь смотри – сказал он, стоя спиной к воде, – отсюда почти ничего не видно за песком.

Индия смогла разглядеть лишь большую часть второго этажа дома и единственное окно наверху. Ее ослепило солнце, отражавшееся в уцелевших стеклах.

Она прыгнула вперед и наступила на основание дюны. Текстура здешнего песка заметно отличалась от пляжного, чтобы можно было говорить об «основании дюны».

– Что ты делаешь? – резко спросил Люкер.

– Я собираюсь забраться наверх и посмотреть в окна. Пошли! – она не без труда сделала пару шагов вверх.

– Нет! – закричал Люкер.

Индия обернулась и улыбнулась: она его проверяла. Его нежелание говорить о доме самому, без ее расспросов, было очевидным.

– Ты все еще боишься его, – сказала она. – Ты боялся, когда был маленьким мальчиком, но и сейчас все еще боишься, – она стояла на несколько метров выше, чем он, и ее ноги медленно уходили в рыхлый мелкий песок.

– Да, – ответил он, – конечно, боюсь. Спроси Ли, и она скажет, что тоже боится.

– А Дофин? И он боится третьего дома?

Люкер кивнул.

– А что насчет Большой Барбары и Одессы?

– А им чего бояться? – спросил Люкер. – Они начали приезжать в Бельдам, будучи уже взрослыми. Думаю, дом, скорее всего, действует только на детей. В нем нет ничего странного, нет никаких историй о привидениях или еще чего-то. Наверное, это оттого, что дом был пустым и на него поддувало песком, а здесь было настолько скучно, что не оставалось ничего лучше, чем пугаться, вот и все.

– Тогда заберись сюда со мной и давай заглянем в окна. Я хочу посмотреть, не попал ли песок внутрь дома.

– Это небезопасно, Индия.

– Черт побери, Люкер, это гребаные песчаные дюны, а ты на них уже достаточно насмотрелся на Файер-Айленд, разве нет?

– Да, – ответил Люкер. – Но на острове были постоянные дюны, они…

– Дюны непостоянны, – нравоучительно сказала Индия, – вот что делает их дюнами, и, к тому же, эта всего метров пять в высоту.

Не дожидаясь разрешения отца, она повернулась и быстро зашагала к вершине. Ступни в сандалиях вязли в мелком белом песке, и она с трудом поднимала их. Она остановилась, сняла сандалии и бросила их Люкеру. Он поднял их, постучал ими по бедру и нетерпеливо взмахнул, ухватив за ремешки.

Индия направилась к окну слева, чтобы заглянуть в комнату, которая была копией ее собственной. Песок доходил до второго из четырех рядов оконного переплета.

Босиком Индия добралась до вершины дюны. Она бы соскользнула вниз, если бы не схватилась за одну из геральдических лилий, украшавших фриз второго этажа. Она подтянулась прямо к окну, чтобы как следует рассмотреть комнату, повторяющую ее собственную.

Впоследствии она не могла сказать точно, чего именно ожидала, но какими бы ни были ее ожидания, то, что она увидела, их не оправдало.

Комната, идеально соответствовавшая ее собственной по пропорциям, деревянной отделке и украшениям, была оформлена в стиле, который она опознала как поздневикторианский. Там находились кровать из красного дерева с четырьмя высокими столбами, увенчанными резными ананасами, шкаф, комод и туалетный столик из того же дерева и украшенные в том же стиле. На полу были расстелены грубые циновки, а стены покрыты полосатыми зелено-черными обоями. С молдинга на стене свисало несколько гравюр в темных рамах, слегка покосившихся на своих треугольных подвесках. На столике у кровати стоял графин из рубинового стекла, накрытый перевернутым рубиновым стаканом. Индия видела, что в нем все еще налита вода. На туалетном столике валялась куча кистей и открытая коробка с зеркалом, которые, как она подозревала, были набором для бритья.

Солнце светило прямо в окно, ярко озаряя одну часть комнаты и оставляя другую в тени. Собственная черная тень любопытства Индии тянулась по полу, словно испуганный призрак последнего обитателя комнаты.

Через открытую дверь в холл она могла слабо различить перила лестницы, ведущей на второй этаж.

Индия была очарована. Теперь, всматриваясь в сумрак комнаты, она увидела следы насилия, что учинило над этим местом безжалостное время. Зеркало в коробке для бритья треснуло, и осколок, упавший на комод, отражал пятно солнечного света на стене. Одна из подвесок у гравюр оборвалась, и Индия видела угол сломанной рамы, лежавший в дальнем углу кровати. Толстый слой красной пыли покрывал циновку прямо под портьерами, где сгнила бахрома. Но комната была на удивление нетронутой. Она с недоумением повернулась к отцу.

– Индия, что там? – спросил он обеспокоенно и раздраженно.

– Люкер, ты должен подойти сюда и посмотреть, это…


Геральдическая лилия, благодаря которой она все еще держалась в зыбучем оседающем песке, обломилась в ее руках. Ахнув, Индия упала прямо на дюну. Руки и колени ушли в песок, и она удивленно посмотрела на отца, который не поднимался ей на помощь.

– Поняла, что я имел в виду? – сказал он. – Спускайся.

Она попыталась встать, но не смогла устоять на склоне. Ступни утопали в песке, и когда она изо всех сил пыталась их вытащить, ее правая нога случайно пробила одну из нижних секций окна.

Мысль о том, что какая-то ее часть теперь действительно находится внутри этой чудесно сохранившейся спальни, испугала Индию. Что-то, что пряталось у стены, вне поля ее зрения, теперь схватит ее за ногу и затащит в окно. Что-то, что…

Она резко отдернула ногу и поползла прочь.

– Индия, что случилось? – прошипел Люкер.

– Я нечаянно, – прошептала она, откинувшись на песок и чуть скользнув вниз. Она поправила широкополую шляпу, которая сдвинулась набок. – Я разбила одно из стекол в окне, я не хотела, я…

– Все нормально, – сказал Люкер. – Ты не порезалась?

Она вытащила ногу и повертела ею из стороны в сторону.

– Нет, – сказала она, сама удивившись, что не обнаружила крови.

Оконное стекло, должно быть, уже было треснутым, и легкое давление ступни, добавленное к натиску песка, просто выдавило его внутрь.

– Спускайся, – сказал Люкер. – Спускайся уже, а то заработаешь столбняк в первый же день. У меня нет…

Он внезапно осекся, услышав какой-то, незаметный для Индии, звук.

– Это «Джип», – сказал он, – остальные приехали. Спускайся давай, – он бросил ей сандалии и побежал мимо дюны к другим домам.

Индия подняла сандалии с песка, осторожно удерживая равновесие на склоне. Но вместо того чтобы спуститься вниз, она повернулась и снова подошла к окну. Она не желала поддаваться беспричинному страху Люкера перед третьим домом.

С легким трепетом она снова посмотрела в окно, и, увидев, что комната не изменилась, почувствовала успокоение. На циновке лежало несколько крупных осколков разбитого стекла, уже покрывшихся небольшой горкой песка, просыпавшегося через отверстие. Стоило ей чуть сдвинуть ногу, он посыпался быстрее. Она чувствовала себя виноватой в том, что из-за ее неуклюжести песок наконец смог ворваться в комнату, хотя до сих пор ограничивался лишь первым этажом. Кто знает? Если бы не ее глупая ступня, песок мог бы подниматься сантиметр за сантиметром снаружи и полностью накрыть дом, не найдя надлежащего входа. Комната, бывшая идеальной, теперь была на пути к разрушению – и все по ее неосторожности. У нее появился соблазн пнуть второе стекло, и, если бы не боязнь пораниться, она вполне могла бы это сделать.

Она снова оглядела комнату. Если ее засыплет песком, почему бы не вытащить оттуда вещи? Она подозревала, что именно страх, а не уважение к чужой собственности удерживал Люкера от присвоения чудесных вещей, находившихся в этой комнате – и, вероятно, в других тоже. Отвернувшись от окна, она решила предложить вывезти из дома все ценное, пока его полностью не захватила дюна. Графин из рубинового стекла и стакан на прикроватном столике отлично бы подошли к ее кровати на Семьдесят четвертой улице.

Смотря через окно на графин, она думала о доме и гадала, сколько времени пройдет, прежде чем она вернется туда. Песок с шипением просачивался через отверстие в окне и сыпался на пол. У ног Индии образовалась небольшая воронка, из любопытства она сняла ленту с полей шляпы, развязала ее и начала болтать над ямкой. Опустила ниже – и ленту засосало в воронку. Тянуло настолько сильно, что шелк выскользнул из пальцев. Она уставилась в окно и увидела, как внутри комнаты лента просочилась на вершину холмика, образовавшегося на циновке. Как будто комната превратилась в огромные, медленно заполнявшиеся песочные часы; Индия завороженно наблюдала, как утопает лента. Девочка была настолько сосредоточена на шипении песка по шелку, что не обратила внимания на другой шорох в комнате, но когда внезапно подняла глаза, то увидела, что дверь в коридор осторожно закрывается.





Глава 8




Люкер лежал во весь рост на материной огромной кровати из красного дерева и заснул бы, если бы Большая Барбара, распаковывая сумки, не говорила с ним без устали. Стопки ее нижнего белья были уложены ему на грудь и бедра и ожидали распределения в соответствующие ящички. Из спальни Большой Барбары нельзя было насладиться видом: треугольник залива в боковом окне и дом Сэвиджей в заднем. Зато сюда заглядывало утреннее солнце.

Люкер сказал:

– Вы как раз вовремя. Начался прилив. Я подумал, может, тебе придется подождать до завтра.

Свет за окном изменился и стал ярче.

– Нет, – ответила Большая Барбара, – нас разделяла всего какая-то лужица воды, и, я уверена, Ли построила бы плот, чтобы только добраться сюда сегодня вечером.

– Я и не знал, что она так волнуется.

– Она тревожится за Дофина. Надеется, что пребывание здесь поможет ему пережить смерть бедной Мэриэн. И то происшествие на похоронах. Мэри-Скот утешат монахини, а у Дофина есть только мы. А теперь, Люкер, – сказала она, прислонившись к комоду, чтобы разом закрыть два ящика, – я знаю, почему Дофин решил поехать в Бельдам, но мне неизвестно, что заставило тебя вернуться в Алабаму. Насколько помню, Мэриэн Сэвидж не была в числе твоих фаворитов, и, честно говоря, дорогой, в ее любимчиках ты тоже не числился.

– Я использовал похороны как повод, чтобы приехать в Бельдам.

– Но тебе не нужен повод, чтобы приехать в Бельдам. Я много лет умоляла тебя вернуться сюда ко мне и привезти Индию. Даже Дофин и Ли умоляли. Люкер, ты не был в Бельдаме с тех пор, как приезжал с той женщиной в шестьдесят восьмом. И знаешь, что она мне тогда сказала? Она сказала…

– Не хочу знать. Не хочу о ней говорить.

– Эх, если бы я могла убедить себя, что эта женщина мертва! Фотография ее надгробного камня сделает твою мать счастливой, Люкер! Счастливой!

– Нет, она не мертва, она… – Люкер повернул лицо к подушке и зевнул.

Большая Барбара повернула его обратно.

– Люкер! Не говори мне, что виделся с ней!

– Нет. Я не знаю, где она.