Экстремальная археология

Это наконец подтолкнуло ее к началу очередного разговора:

– Знаешь, что я сейчас хочу сделать?

– Наконец-то меня накормить?

Я всерьез спросил. Есть хотелось так сильно, что вот-вот, и взвою. А между тем вопрос с питанием так и оставался открытым, что волновало все сильнее и сильнее.

Даже прошлой зимой, когда нас с Мелконогом хобгоблины загнали на обледенелую скалу, разбив перед этим до нулевой прочности все мои умертвия, я голодал не так долго. Сумели разобраться с проблемой за одну ночь и утро.

У меня молодой организм, отягощенный горой навыков и атрибутов. Мне необходимо питаться полноценно.

Старуха покачала головой:

– Нет, Гер, я скорее гадюку своей пустой грудью покормлю, чем тебя, змееныша ингарметовского. Как же хорошо нам жилось, пока знать не знала о твоем существовании. Вот и думаю: а может, и правда тебя утопить? Воды в канале много, а Бобо хороший мальчик, он порадуется такому. Сафи только жаль, огорчится. Ты ей понравился. Она же помешана на Ингармете, а ты его шпион. Ну да, девочки, тем более такие мелкие, головой думать не умеют. Вот повзрослеет и поймет, что ты не человек, ты сама чума.

– Я не чума, я наоборот. Я даже доказать это могу.

– Что ты можешь доказать? Да ты хоть знаешь, что нам тебя даже топить не придется? Подклановые шавки сильно интересуются, не видел ли кто в городе паренька, на тебя похожего. Говорят, с корабля такой свалился. Как там его… с «Зеленой чайки». Мешок черного риса за него обещают дать. А мешок риса – это очень много риса. Сейчас время такое, что и за жменю убить могут, а уж за мешок-то…

Куба откровенно привирала. Сомневаюсь, что команда «Чайки» не поверила в мою смерть. Спектакль выглядел красиво и правдоподобно: тварь, вылетающая из воды; я на ее пути; кровавый фонтан; и вот уже мы оба скрываемся в пучине морской. Искать после такого зрелища выжившего – это как-то чересчур оптимистично.

Разве что те, кто держит город, что-то заподозрили. Или сопоставили с отчетами стражи на стенах. Там ведь прекрасно видели, как красиво я на берег выбираюсь. Но это маловероятно, по-моему, они больше о пари думали, чем обо мне.

Старуха между тем продолжала:

– Я и сама не знаю, почему до сих пор тебя не сдала. Мы, живущие здесь, своих не выдаем. Но ты никакой не свой, ты чума залетная, а мешок риса – это мешок риса. Если поторговаться, если сказать, что шпион у нас живой сидит, может, и добавят чего-нибудь. Вот почему ты до сих пор не у стражи? А? Я ведь и рис получу, и Лентам радостно будет, что тебя сдали. Почему ты еще здесь? И почему сбежать не пытаешься? Тебя ведь не держали, ты сто раз мог уйти. Отвечай давай! И хватит уже мне честные глаза показывать, бесстыжее ты создание!

Да уж, серьезно завелась, шуточками тут не отделаешься. Придется отвечать серьезно.

– Ну, вы же понимаете, что все это время я не только вашей неземной красотой восхищался. Я интересовался, я слушал людей. Про вас, может, и немного узнал, но достаточно. Вы женщина неглупая, но вам не повезло с местом рождения. Да и со временем рождения тоже не повезло. Вы старались, как могли. Вы были отзывчивой. Вы заботились о детях, потерявших родных. Вас за это многие уважают. Вам помогают, чем могут. Но сейчас отзывчивым выживать трудно. У вас тут что-то вроде частного сиротского приюта. Соседи подкармливают, вы им тоже помогаете, да и сами кое-как о себе заботитесь. Не всегда законно, ну да не будем придираться к мелочам. Однако как вы ни стараетесь выкрутиться, а жизнь трудна и с каждым днем труднее. И просвета в ней вы не видите. И тут внезапно в ней оказываюсь я – уверенный в себе, много чего умеющий, что-то знающий, загадочный. Вы не просто умны, у вас женская интуиция работает. Да, она тоже ошибается. Например, в том, что я шпион. Но это тоже мелочи. Главное – это то, что вы догадываетесь: я именно тот, кто способен обеспечить тот самый просвет в тяжкой жизни. И знаете что? В этом вы совершенно правы.

Куба покачала головой:

– Тебя заносит. Даже не знаю, что делать: Бобо звать или стражу…

– А может, я для начала все же докажу, что я не чума?

Старуха снова покачала головой:

– Да хоть голый срам показывай, меня уже давно ничем не удивишь. А срамом коротким так тем более…

– Давайте поспорим на хороший обед, что я смогу вас удивить?

– Ну а как не удивишь, чем расплатишься?

– Пойду в канал и сам утоплюсь. Или сдамся клановым за мешок риса. На ваш выбор.

Старуха кивнула:

– Утопить я и сама тебя могу, сдать тоже. Но раз утруждаться не придется, валяй, договорились, удиви меня.

– У вас чертовски болят суставы. Вы смирились с этой болью, вы давно живете с ней. Она стала частью вас. Каждый ваш шаг это мучение. Да что там шаг, каждое движение пальца вызывает боль.

– Это ты меня так удивить вздумал? – невесело усмехнулась Куба.

– Нет, это я просто разминаюсь. А вот сейчас начинаю удивлять.

И я протянул руки.

Мои лекарские навыки, даже урезанные маскировочным амулетом, способны на многое. Да, чудес от них ждать не приходится, но, если требуется оперативно снять боль, прекрасно справляются даже во многих запущенных случаях.

А этот случай явно запущен. Куча хронических болячек, которые никто и не думал лечить. Или с ними пытались справиться дешевыми, неэффективными методами.

Но я не дешевка, я кое-что умею. Люди с лекарским навыком, приподнятым всего-то на пятерку, для обитателей трущоб все равно что высшие силы.

Такие же недоступные, вызывающие шок, а то и ужас благоговейный. Ведь на развитие такой специальности приходится затратить столько, сколько весь этот нищенский район не стоит.

Но я здесь. Я доступен. И навыки у меня прилично выше даже в урезанном амулетом состоянии.

Спустя неполные три минуты я прекратил водить руками над многострадальным телом Кубы и, глядя в ошеломленные глаза старухи, заявил тоном, не подразумевающим возражения:

– Пока что все. Когда пообедаю, поговорим о ваших древностях. Только, пожалуйста, ни слова больше о шпионах. Огорчусь.






Глава 27

Когда проясняется мрак




Бородатого коротышку звали Дыроколом. После того, что я наблюдал этим утром, вряд ли когда-нибудь напутаю с его прозвищем.

Уж не знаю, на какие рычаги надавила Куба, но после предметного разговора именно любитель досок с гвоздями привел человека, который, по ее словам, в городе знал каждый камень и кирпич независимо от размера и расположения. Если кому-то что-то известно по интересующей меня тематике, он стопроцентно в их числе.

Дырокол появился далеко после полудня. Без церемоний зашел в лачугу, красноречиво покосился в сторону замаскированного люка в подпол и лаконично отчитался перед Кубой:

– Он здесь.

Та протянула ему жменю монет. Бородач их принял, но при этом заметил нехорошим голосом:

– За городскую медь сейчас даже плевок не продадут.

– Так и ты не особо утрудился, – заметила на это Куба и указала на меня: – Это ты к нему его привел, не ко мне. Ему все и говори.

Дырокол повернулся, посмотрел на меня как на предмет мебели и спросил без интереса:

– Говорят, тут за какого-то паренька мешок черного риса дают. Очень на тебя похож.

– И что? – спросил я голосом человека, отвечающего без малейшего интереса к теме, просто чтобы не молчать.

– Да так, ничего, просто так сказал. Мы тут людей за рис не продаем. Мы вообще раньше шкурами и горшками занимались. Шкуры Данто нам теперь не отдает. Раз нет шкур, не надо выделывать кожу, вот и горшки стали ненужными. Нам другим заниматься пришлось. Воровать иной раз приходится, это случается. Но людьми мы не торгуем. Помни это.

Я молча кивнул, а бородач продолжал:

– Того, кто тебе нужен, зовут Гасэт. Мы его просто Гасом называем. Выпить любит, дурную травку любит. Да он все любит, от чего люди дуреют. Но и с дурной головой руки у него хорошо работают. Зевнешь при нем, он зубы твои украдет и пропить успеет, прежде чем рот захлопнешь. А ты даже не заметишь. Учти это.

Я кивнул:

– Благодарю, Дырокол. И я тоже людей за рис не продаю. Хочу, чтобы и ты это знал.

Бородач, уже выходя, обернулся:

– Ты мутный пацан, но Куба за тебя поручилась. А Кубу у нас уважают. Мы помогаем тебе только поэтому. Смотри, не подводи ее.



– Хаос меня побери, ну как же выпить охота. Язык к зубам присох. Куба, ты бы плеснула чего-нибудь. У тебя гость дома, а ничего не налито.

– Гас, ты воды хочешь? Сходи к каналу, там ее много.

– Ох, Куба-Куба, ты когда-нибудь видела, чтобы я воду пил?

– Гас, а ты, случайно, не заметил, что в городе жрать нечего? Хотя бы ради этого на денек останься трезвым. Никогда такое чудо не видела, очень хочется посмотреть.

– Эх, Куба-Куба, до чего ж ты дожилась. Да и я тоже. Малец, а может, у тебя есть что-нибудь жидкое?

Я, глядя на Гасэта, отчетливо понял, что на его счет Дырокол предупреждал не зря. Руки у этого невзрачного мужичонки существовали отдельно от тела. Так и ощупывали все вокруг, норовя оторвать, открутить, стащить и спрятать в недра изрядно потрепанного одеяния. Только то, что он находился на верхнем уровне лачуги, где не хранилось ни намека на ценности, уберегало этот дом от тотального разворовывания.

Покачав головой, я ответил твердо:

– Для тебя у меня есть только вопросы. Если сумеешь ответить, тогда и насчет остального поговорим.

– Так чего тебе надо? Спрашивай давай, не молчи. Меня дела ждут. Важные.

– Я уже спросил. Ты знаешь в городе места, где есть остатки чего-то древнего?

– Что за вопрос? Ты о чем вообще? Вон сходи к Гнилой стене, там по пути много развалин старых, тебе понравятся. Так что там насчет выпить?

Я снова покачал головой:

– Они недостаточно старые. Я ищу очень древнее место. Располагается оно под землей. Это может выглядеть как подвал со стенами из больших камней. Из очень больших камней. Древние на их размерах не экономили.

– Слышь, пацан, зачем тебе камни? Камни выпить не нальют. Куба, что с этим мелким горшком не так? Он больной, что ли? Зачем меня к такому привели?