Эксгумация

— Не возражаете, если я сяду?

— Конечно. Прошу вас, садитесь.

Хэл отодвинул в сторону квадратную подушку, украшенную черными и коричневыми геометрическими фигурами, и уселся в углу дивана. Диван был узким, с низкой спинкой, которая не доходила ему даже до лопаток, но подушки были упругими, а ткань — дорогой. Он закинул нога на ногу, но обнаружил, что диван слишком низкий, чтобы на нем было удобно сидеть в такой позе, поэтому переставил ногу на коврик, а блокнот положил на колени. При его росте было великой редкостью найти в чужом доме удобную мебель. Почти всегда вещи оказывались слишком маленькими и тесными.

Особенно это касалось домов одиноких женщин.

Хэл открыл блокнот.

— И давно вы живете здесь?..

— Почти пятнадцать лет.

Хэл сделал пометку.

— Давно. Не возражаете, если я спрошу, сколько вам лет, мисс Флетчер… извините, Кэрол.

Она улыбнулась.

— Тридцать четыре.

Хэл мысленно произвел подсчет и удивился.

— То есть вы живете здесь с девятнадцати лет.

— Отец купил мне квартиру после смерти мамы. Своего рода утешительный приз с его стороны. Он ушел от нас, когда мне было три года.

Выдержав уважительную паузу, Хэл снова взялся за ручку.

— Когда мисс Стайн переехала сюда?

— Примерно месяца четыре назад. После Нового года.

— Вы знаете, где она работала?

— Кажется, она говорила, что работает в банке… — Мисс Флетчер умолкла. — Я даже не могу вспомнить, в каком именно. Точно не в «Уэллс Фарго»[4]. Во всяком случае, банк перевел ее сюда, в их новый филиал. Я не знаю подробностей.

Хотя Хэл и предвидел ответ, он все равно спросил:

— Насколько хорошо вы ее знали?

— Я была у нее пару раз, когда заходила выпить бокал вина. В основном мы просто следили за квартирами друг друга. Она кормила мою кошку, когда я в марте уезжала на неделю, а я поливала ее растения, когда она пару раз была в поездках по работе.

— У вас есть ключ от ее квартиры?

— В данный момент — нет. Она давала мне ключ, когда путешествовала или когда ей было нужно, чтобы я кого-то впустила.

Признаков взлома не было. У того, кто проник в квартиру, имелся ключ.

— Когда вы в последний раз впускали кого-то в ее квартиру?

— Где-то в феврале там был сантехник. Думаю, это последний раз.

— К мисс Стайн часто приходили гости?

— Трудно сказать, наши графики не совпадают.

— Вы работаете по ночам? — уточнил он.

— Вообще-то по утрам, — поправила она. — Я встаю около четырех и обычно работаю до двух или трех часов дня. После этого делаю свои дела и встречаюсь с друзьями. Обычно я ложусь в семь или восемь.

С четырех до двух — десятичасовой рабочий день. Да, те, что живут за счет трастового фонда, обычно так не вкалывают… Плюс необычный график работы.

— Понятно, — прокомментировал Хэл. — Не совсем соответствует стереотипу геймера, о котором мне подумалось.

— Я часто это слышу. Но большинство проблем с играми происходит рано утром, когда люди играют в течение длительного времени.

— Тогда вам точно пора спать.

— Я проснулась, когда мне позвонила сестра Виктории. Потом, когда она нашла свою сестру… после этого я уже не могла уснуть. — Ее взгляд остановился на стене.

— Значит, вчера вечером у вас не было гостей?

— Ко мне редко кто-то приходит. Мой бойфренд живет далеко, а я не большая любительница развлекать гостей.


Хэл отметил про себя дорогую мебель. Она не слишком подходила хозяйке. Возможно, мебель уже была в квартире, когда мисс Флетчер сюда переехала. Возможно, таков был вкус ее отца.

— Я понял. — Хэл тоже был не любитель принимать дома гостей, но в основном потому, что его квартира была размером со здешнюю кухню. — Имелись какие-то намеки на то, что Виктория была чем-то обеспокоена?

Кэрол, поджав губы, покачала головой.

— Нет. У нее все было хорошо, и я никого не видела.

— Вы случайно не в курсе, что прошлой ночью все камеры видеонаблюдения в здании были выключены?

— Нет, но меня это не удивляет. — Кэрол вздохнула. — В здании установлена совершенно устаревшая система. Она вырубается по нескольку раз в месяц.

Хэл сделал пометку. Даже если система видеонаблюдения вырубалась по нескольку раз в месяц, это совпадение ему совершенно не нравилось.

— Зданием управляет сторонняя компания?

— Нет. В здании работает около пяти консьержей. Самый новый — высокий, рыжий. Кажется, его зовут Лайам. Они работают посменно и, как мне кажется, неполный рабочий день. После трех здесь никого нет, вот почему Виктория попросила меня впустить ее сестру.

— Значит, ее сестра позвонила вам в домофон?

— Да, ее зовут Терри. Она приехала из Лос-Анджелеса, живет где-то там… Когда она приехала, то позвонила в домофон, и я впустила ее в здание.

— Но у вас не было ключа от квартиры Виктории? — уточнил Хэл, просматривая свои записи.

— Нет. У Терри был свой ключ. Я лишь впустила ее в здание. Я собралась снова лечь в постель, когда услышала крик. Терри вошла в спальню и увидела свою сестру. Это было ужасно…

— Не сомневаюсь. Дайте мне знать, если вам понадобится минутка.

Кэрол посмотрела на свой чай и покачала головой.

— Когда Виктория должна была быть дома?

— Не раньше завтрашнего дня. У нее была тренировка в Сакраменто, и она должна вернуться около полудня.

Ее внимание вновь переключилось на ковер. Хэл по опыту знал этот взгляд. Она вспоминала тело. Люди, не привыкшие к смерти, часто реагировали именно так — отстраненный, рассеянный взгляд, скрещенные на груди руки, напряженная поза. Похоже, он выжал из нее столько, сколько мог.

Хэл встал, вытащил из заднего кармана бумажник и протянул свою визитку.

— Буду признателен за телефонный звонок, если вы вспомните что-нибудь полезное.

Кэрол взяла карточку.

— Конечно. Сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь.

Хэл поблагодарил ее за уделенное время и направился обратно в квартиру Виктории Стайн. Допрос получился так себе. Впрочем, удивляться нечему. Люди не знают своих соседей так, как раньше. Свидетели стали менее надежными. В начале его карьеры люди чаще обращали внимание на то, что делали их соседи; сейчас же почти все уже где-то записано — в «Фейсбуке» или «Инстаграме», — но никто больше ничего не видит и не знает.

В некоторых случаях Интернет существенно облегчал работу, но только не здесь. Этот случай явно потребует старомодных методов.

Вернувшись в квартиру жертвы, Хэл застал Роджера сидящим на корточках рядом с громоздким футляром, в котором хранился его набор для исследования места преступления. Пластиковая коробка была фута три с половиной в ширину и два в высоту; ее внешняя сторона была ярко-оранжевой, с черными ручками, которые защелкивались на каждом конце, удерживая крышку на месте.

В какой-то момент Роджер — или скорее кто-то из его детей — приклеил сбоку большой стикер с надписью «Сан-Франциско джайантс»[5]; судя по царапинам и потертостям на наклейке, она относилась к Мировой серии двухлетней давности.

Оттуда, где стоял Хэл, верхний свет падал на макушку лысой головы Роджера и отражался в ней, словно солнце.

Он страдал от универсальной алопеции — на его теле не было ни единого волоска. Раньше, ожидая результатов по тому или иному делу, Хэл не раз слышал, как Роджер объяснял свою проблему всем, кто входил в лабораторию и выходил из нее. И хотя тот никогда не стеснялся своей лысины, Хэл подумал, что эта тема должна была здорово ему надоесть, а потому отрыл где-то наклейку для бампера с надписью: «Кому нужны волосы, когда есть такое тело?».

Эта наклейка и по сей день красовалась на рабочем месте Роджера в лаборатории.

— Роджер, чувак, — сказал Хэл, подходя к нему. — Мне нужны темные очки.

Роджер, не поднимая глаз, рассмеялся.

— Это галогенные светильники, дружище. Отлично отражаются от лысины, не так ли?

Хэл погладил свою лысую голову.

— Думаю, да. Как я выгляжу?

— Боюсь, тебе до меня далеко, приятель, — сказал Роджер. — Чтобы это действительно работало, нужно быть одновременно полностью лысым и очень бледным. У тебя же есть только лысина.

— У меня есть несколько фоток, на которых я сияю довольно ярко. — Хэл прошел через комнату и встал рядом. — Нашел что-нибудь интересное?

Роджер кивнул.