Эксгумация

Она никогда не пропустила бы похороны отца и не могла представить себе, как пропустит похороны Авы.

Но на похоронах ее отца была Ава. Женщина, которая была ей ближе всех на свете; единственная женщина, любившая ее отца так же сильно, как она сама. Мать тоже любила отца, но она любила его за то, что он заботился о ней, за то, что он ее любил. По крайней мере, так Анне всегда казалось.

— Подумай сама, как огорчился бы твой отец, услышь он, что ты якобы не можешь взять на работе пару отгулов, чтобы помочь похоронить его родную сестру, — сказала миссис Шварцман своим фирменным, не допускающим возражений тоном.

Анна вздохнула. Ей стыло стыдно.

Стыд. Любимый инструмент ее матери. И главное, такой действенный — ведь она никогда не разочарует отца… Пальцы, державшие телефон, дрожали.

Она не поедет. Ее отец знал, почему она не могла.

Но это была Ава. Милая, добрая Ава…

Как она могла не поехать? Хотя бы ради того, чтобы увидеть ее в последний раз, прикоснуться к тому, что осталось от любимой тети…

Как могло случиться, что она никогда больше не увидит Аву? По крайней мере, похоронив ее, она подвела бы некую черту, выполнила бы свой долг…

Анну поглотило ужасное чувство потери. Авы больше нет. Почему она не звонила ей? Почему не позволила себе опереться на тетю? Разве не этого хотела Ава?

— Аннабель Шварцман, — строго произнесла мать.

Анна прочистила горло.

— Прости, мама.

— Не могу поверить, что вырастила дочь, которая пропустит похороны родной тетки… Кстати, тут тебя ждет масса дел. Как ты думаешь, кто унаследует дом Авы? Ее вещи? Что я должна делать? Это ведь твоя работа.

Унаследует дом? В Чарльстоне? У Авы больше никого не было. Она крепко обнимала Анну на похоронах отца. Взяла с нее слово, что та приедет к ней. Старый дом на Митинг-стрит, в котором жили бабушка и дедушка Анны. Дом, где она пряталась после выкидыша, планируя закончить медицинский факультет. Как ей хотелось остаться там надолго… Если б только Спенсер не был так близко! Но теперь, без Авы, что ей делать с домом в Чарльстоне?

Мать издала невнятный звук. Было что-то еще. Что-то, чего она не говорила.

— Мама?

— Ты должна знать, что она… — Миссис Шварцман как будто подбирала слова. — Ее смерть не была естественной.

— Не была естественной? — повторила Анна.

Мать ничего не ответила. Раздался звуковой сигнал — звонили по другой линии.

— Мама, ты хочешь сказать, что ее убили?

— Ненавижу это слово.

Убили. Аву убили.

Горе пульсировало, словно по нему пробегали электрические волны.

Спенсер.

Прижав телефон к уху, Анна подтянула колени к груди и попыталась сжаться в комок, как будто тем самым могла оградить себя от новой реальности, заставить ее исчезнуть. Но реальность никуда не делась. Есть ли лучший способ заставить ее вернуться в Южную Каролину, чем убить любимую тетю?

— Позвони мне, как только забронируешь билет, Аннабель. Сию же секунду, как только сделаешь это.

— Мама, ты не слушаешь. Я не…

Но линия была мертва. Ее мать бросила трубку. Шварцман прижала телефон к груди и какое-то время держала так.

У нее рак груди.

Из-за нее погибла молодая женщина.

Ава мертва.

Из-за нее.

Она потеряла Аву. Они даже не успели попрощаться.

Будет ли Спенсер и дальше убивать людей, пока она не вернется домой? Будет ли выбирать жертву из числа тех, кому она небезразлична? Стоит ли бороться с ним?

Она может прекратить борьбу. Вернуться домой и остаться со Спенсером. Пусть он занимается ее раком и ее операциями. Она готова жить в желтом аду. По крайней мере, тогда никто не пострадает, пока будет длиться эта игра.

Но в конце концов она наскучит ему. Он устанет от жены, которая не может быть идеальной. Он просто задался целью вернуть ее. Если она уступит, то он станет победителем. Если она вернется домой, возможно, он просто разведется с ней. Ведь что еще им остается?


По телу пробежала дрожь.

Все эти годы Анна боролась за то, чтобы сбежать. Она врач. У нее своя жизнь. И она не вернется в Южную Каролину. Спенсер не может вынудить ее это сделать. Рак — это не смертный приговор. В отличие от поездки в Южную Каролину. Вот это действительно конец. Неужели, по его мнению, погибло мало людей?

Интересно, кто будет проводить вскрытие Авы? Или оно уже сделано? Анне хотелось быть там, чтобы посмотреть и убедиться, что ничего не упущено. Чтобы присматривать за ней.

В комнате для допросов Хейли, Хэл и Мэйси встали из-за стола. Они закончили. Шварцман пропустила конец допроса, но, судя по лицу Мэйси, все будет в порядке.

Однако ей в любом случае придется соблюдать дистанцию. В ее жизни не было места ни для кого. Рак и тень Спенсера были ее единственными спутниками.

Анна выскользнула из комнаты наблюдения и нырнула в туалет в конце коридора. Заперлась в кабинке и постаралась взять себя в руки.

У нее есть время разобраться во всем. Она могла бы пойти в морг, но сейчас от нее там не будет никакого толка, поэтому лучше почитать про рак и способы его лечения. Затем она позвонит в полицейское управление Чарльстона, выяснит, что случилось с Авой. И составит план игры.

Она, как всегда, будет двигаться вперед, но сначала отдаст себе утро и постарается отвлечься, решая простые жизненные задачи. Забрать из химчистки пару брюк, пополнить на рынке съестные припасы. Можно купить чашку кофе, почитать газету, выполнить мелкие домашние дела. Если ей повезет, это займет пару часов.

Шварцман прошла по коридорам, не встретив никого из знакомых, и вышла на улицу, сразу же испытав желание оказаться в умиротворяющей тишине морга.

На небе наконец-то сияло солнце. Лестница, ведущая в отделение, была мокрой, в воздухе пахло недавним дождем.

— Доктор Шварцман!

К ней подбежал запыхавшийся Кен Мэйси.

— Я рад, что поймал вас. Хэл сказал, что вы наблюдали за допросом.

Анна ему верила. Возможно, было бы легче наоборот, но она верила. Не то чтобы это что-то изменило. Но теперь все было иначе.

— Спасибо, что были здесь, — сказал Мэйси, сверля ее взглядом.

Анна не выдержала и отвернулась.

— Не стоит, — сказала она и полезла в сумочку, чтобы найти ключи от машины. — Я ничего не делала.

— Неправда. — Он потянулся к ее свободной руке, той, что лежала на ремешке сумочки. Шварцман застыла на месте.

— Спасибо, — сказал Кен, мягко сжимая ее руку. — Надеюсь, вы позволите мне в знак благодарности угостить вас ужином.

— В этом нет необходимости.

— Я и не говорил, что она есть. Я напишу вам позже на неделе.

Анна не сказала ему «нет». Ей понравился их ужин. Неужели он был менее двух дней назад?

Как же сильно все изменилось с пятницы…

Кен зашагал назад в здание. Даже после допроса его походка оставалась легкой и уверенной. Было видно, что он не потерял бодрости духа. Мэйси обернулся, не сбавляя скорости, и улыбнулся ей. Он ей нравился.

Стоя одна на лестнице, Анна не могла избавиться от неловкого ощущения, что она у всех на виду устроила сцену. Но когда огляделась, то увидела просто людей, каждый из которых занимался своим делом. Одни куда-то шли по своим делам, другие на ходу строчили эсэмэски, разговаривали по телефону или курили. Бездомный просил денег у группы женщин, которые собрались неподалеку от входа.

Шварцман была для них незаметной, силуэтом в окружении темных теней. Она вновь повернулась к зданию. Сама мысль о морге и ожидающих ее телах дарила чувство умиротворения. Морг — единственное место, где ей по-настоящему спокойно.





21




Гринвилл, Южная Каролина

Напоминалка в календаре прожужжала в понедельник утром в десять сорок пять, за пятнадцать минут до назначенного времени.

Она уже наверняка сидит на телефоне, ждет его звонка. Он развернул итальянское кожаное офисное кресло и посмотрел в окно. Небо было голубым. Ветерок нежно колыхал листья на деревьях вдоль улицы. Типичный день.

Но больше всего он обожал этот вид не за небо и не за город, а за баптистскую церковь — историческое здание с римскими колоннами и ступенями, не уступавшими мемориалу Линкольна.

Он смотрел вниз, на зеленый шпиль с перекрещенными стрелами и прихожан, которые каждую неделю спешили сюда, словно привлеченные медом муравьи.

Он мог бы занять угол над парком. Его партнеры думали, что он сошел с ума, не выбрав его, ведь право первого выбора было за ним. Но он выбрал вид на церковь.

Некоторые считали, что причина тому — строгое баптистское воспитание. Более того, даже его собственная мать назвала именно эту причину, когда пришла посмотреть на место его работы.