Эхо между нами

– Да ладно. Ты король, и ты это знаешь. И я нравлюсь королю, – последнюю часть она пропевает, будто ей пять. – Я нравлюсь Сойеру.

Она игриво толкает меня ногой, и мое сердце замирает. Такие реакции для меня странные, и это сбивает с толку. В ее великолепных голубых глазах пляшут смешинки, и я удивляюсь, как провел рядом с ней столько лет и никогда не замечал таких глаз и завораживающего голоса.

– Ребята, осталось пять минут, – напоминает миссис Гарсия, и Вероника улыбается мне, прежде чем открыть свой блокнот и начать писать.

Я потираю затылок, потягиваюсь и с ужасом обнаруживаю, что мое сердце бьется быстрее.

Возьми себя в руки, Сазерленд. Возьми себя в руки.





Вероника





– Ты не можешь впустить ее, – шепчет мама мне на ухо, и ее предупреждение заставляет мою кровь заледенеть. Сегодня вечер понедельника, и я наблюдаю на мониторе записи камер, как Глори входит в фойе дома и начинает подниматься по лестнице.

Те же горожане, которые думают, что я просто странная, ее считают сумасшедшей. Но это не мешает им приходить к ней домой и отдавать деньги за сеанс ясновидения. Может быть, ее и не приглашают на самые шикарные вечеринки в городе, но смех Глори слышен всю дорогу до банка, куда она идет, чтобы обналичить их чеки.

– Если ты ее впустишь, – говорит мама, – она заставит меня уйти.

Мой взгляд устремляется к маме, и в ее глазах появляется страх.

– Зачем ей это?

– Потому что именно для этого Бог дал Глори ее дар видеть духов. Она должна привести тех из нас, кто задержится в этом царстве, к следующему. Вспомни, что я тебе говорила, Ви. Будь осторожна с теми, кого приглашаешь в свой дом. Смерть, приглашенная однажды, становится слишком сильна, чтобы остановить ее в следующий.

Я подпрыгиваю, когда раздается стук в дверь. Не хочу, чтобы мама уходила. Мне нужно, чтобы она была здесь, со мной, но…

– Может, тебе лучше уйти? То есть я не хочу, чтобы ты уходила, но не будешь ли ты счастливее на небесах?

Во мне теплится надежда, которая почти душит: я так отчаянно хочу, чтобы она сказала, что смерть не страшна.

Мама наклоняет голову, потом протягивает руку и гладит меня по щеке.

Я закрываю глаза от этого кроткого мягкого прикосновения и жалею, что не могу обнять ее. По какой-то причине мы можем легко прикасаться друг к другу, но не можем обняться. Это одна из вещей, по которым я скучаю больше всего, – по ее крепким надежным объятиям. Она всегда пахла розами и детской присыпкой, и, как бы холодно ни было снаружи, с ней было тепло.

– Почему я должна хотеть оставить тебя и твоего отца? Нет такого места, где я предпочла бы быть без вас.

Глори стучит снова, и мой пульс учащается, когда она кричит:

– Я знаю, что ты там, Ви, прекрати тянуть время и открой дверь.

– Что же мне делать? – спрашиваю я.

– Игнорируй ее.

– Глори не может заставить тебя уйти, не так ли? Разве ты не можешь остаться, если хочешь?

Еще один стук, но на этот раз громче:

– Взгляни на камеру, Ви, и я обещаю, что ты откроешь дверь.

Глори поднимает какую-то толстую, замотанную палку, и моя мама начинает мерцать. Честное слово, мерцать. Как будто она здесь, а потом ее нет, и это вызывает панику, которая стремительно разливается по моим венам.

– Мне сказали воспользоваться этим, если ты не откроешь эту дверь, – кричит Глори.

– Открой дверь, – беспокойство в голосе мамы усиливает мое, – но заставь ее уйти. Быстро. Она будет лгать, чтобы получить то, чего хочет. Инстинкты заставляют ее прогонять духов, но она не понимает, что некоторым из нас нужно остаться.

Затем мама исчезает, и эта внезапность заставляет мои легкие сжиматься. Я оглядываю комнату – никого, и это делает меня странно опустошенной. Раздаются шаги на лестнице, и я снова обретаю способность дышать. Она не ушла, просто куда-то переместилась.

Я отпираю замки и открываю дверь. У Глори длинные, песочно-светлые волосы, мелкие натуральные кудряшки. На ней длинная многослойная светло-голубая юбка и белая блузка с открытыми плечами. В руках она держит сверток, а на сгибе руки – плетеную корзинку для пикника.

– Привет, Ви, – говорит Глори. – Ты собираешься впустить меня?

Я не хочу этого делать, но…

– Конечно.

Глори входит и настороженно оглядывает мой дом.


– Ты пропустила наш ежемесячный сеанс исцеления. – Она пронзает меня своим пристальным взглядом. – Дважды.

– Прошу прощения. Я была очень занята.

– Хм-м-м, – Глори проходит дальше в комнату, с каждым шагом все более неуверенно, чем прежде, – ты мне все время снилась.

– Только в хороших снах, верно? – Моя улыбка кажется фальшивой, и я держу пари, что так она и выглядит.

– Нет.

Дерьмо.

– Ты знаешь, что это? – она поднимает пучок травы, который держит в руке.

Не уверена. Она использовала его и раньше, когда я приходил к ней домой для психического исцеления, и когда она очищала мою ауру.

– Какая-нибудь дорогая трава?

– Шалфей, и он используется, чтобы избавить твое тело и твой дом от нежелательной негативной энергии.

– Звучит неплохо.

Глори идет к эркерному окну, и у меня внутри все сжимается, когда она проводит рукой по подушкам любимого места мамы. Затем она переводит взгляд на пианино. Мамино пианино. Там, где мама сидела до того, как Глори подошла к двери.

– Я помню, когда мы впервые встретились, ты все время играла на пианино. Красиво, если память мне не изменяет.

Я играла. Мама научила меня. Музыка принадлежала мне и ей. Но после того, как мама умерла, я перестала.

– Мне любопытно, – продолжает Глори, – почему в моих снах ты окуриваешь этот дом, и когда делаешь это, то очень напугана?

– Окуриваю? – невинно спрашиваю я.

Она машет палкой в воздухе.

– Акт сжигания трав, чтобы избавить дом от духов. А теперь скажи мне, почему я видела то, что видела?

– Понятия не имею.

– А еще лучше ответь на вопрос: почему сегодня утром ко мне явился ангел и сказал, что ты выбрала очень опасный путь? Путь, который повлияет на твое здоровье, твою семью и вмешается в духовное?

Мы пристально смотрим друг на друга. Я пытаюсь не выглядеть виноватой. А она с неодобрением смотрит на меня.

– Выкладывай, – требует Глори, и мои плечи опускаются.

– Ничего особенного в этом нет. Я пишу свою выпускную работу на тему, существуют ли призраки или нет.

Глори морщится и, пока корзина для пикника скользит от сгиба ее локтя к запястью, спрашивает:

– И как же ты собираешься осуществить этот проект?

– Я собираюсь провести кое-какие исследования и, – я нервно тереблю пальцы, – побывать в местах с привидениями.

– Чтобы пообщаться там с ду́хами?

Я киваю. Глори треплет меня по голове, как маленькую, а потом идет на кухню и ставит корзину на стол.

– С того самого момента, как встретила тебя, я говорила тебе быть осторожнее с ду́хами.

– Технически, – я поднимаю палец вверх, – ты сказала мне избегать первого этажа, и я это делаю.

По крайней мере, до недавнего времени делала.

– Потому что ты антенна, – разочарование просачивается в ее тон, – ду́хи тянутся к тебе, и, когда ты начинаешь общаться с ними, то приглашаешь их присоединиться. И не все ду́хи – хорошие люди. Некоторые вообще не ду́хи, а демоны. Ты не обучена понимать разницу. И что ты будешь делать, когда что-то негативное прилипнет к тебе, и ты притащишь его домой?

– Позвоню тебе?

– Конечно же да. Но тебе не стоит больше ничего тащить в этот дом. Тот, кто живет на первом этаже, любит играть с людьми в игры. Вы с отцом защищены, я позаботилась об этом, но та сущность привлекает восприимчивых людей, а затем использует их слабости. Последнее, что тебе нужно, – еще больше негативной энергии в этом доме и, возможно, такая ситуация, которую я не смогу контролировать.

– Не думаю, что ду́хи внизу так плохи, как ты считаешь.

– Ты говоришь так, потому что думаешь, что это ребенок.

– Я знаю, что это ребенок.