Эгоистка

Почему его обувь оказалась в прихожей, волновало меньше, чем то, почему он оказался в моей гостиной.

Вернее, почему он был в моей гостиной и теперь стоял у входа в неё, глядя на меня с лёгким беспокойством о моём самочувствии и сильным отвращением к языку, который я использовала в присутствии нашей дочери.

– Папа! – закричала Блэр, скидывая туфли и проталкиваясь мимо меня, чтобы броситься к нему в объятия. – Что ты здесь делаешь?!

– Удивляю мою принцессу, очевидно, – сказал он с теплотой, которая казалась невозможной, учитывая холодный взгляд, которым он смотрел на меня поверх её головы.

И он был холодным. Достаточно холодным, чтобы заморозить меня на месте, парализовать каждый дюйм меня, от моего разума до моих голосовых связок и ног.

Это было похоже на падение сквозь лёд. Шок от него был настолько внезапным и всеобъемлющим, что я не могла ничего сделать, кроме как уставиться на него. Воздух вокруг меня превратился в жидкость, заполняя мои уши, мой нос и мои лёгкие.

– Я так рада тебя видеть! – говорила Блэр, и я поняла, что она говорит, только потому что увидела, как шевелятся её губы. – Но… о нет.

Она подняла на меня глаза, её маленький лоб наморщился от беспокойства.

– Мы должны были устроить девичник.

Давид безмятежно улыбнулся, его глаза были устремлены на меня.

– Это была часть сюрприза, принцесса. Твоя мама не хотела, чтобы ты знала, что я приеду. Но она позаботилась о том, чтобы положить запасной ключ на то же самое место, чтобы я мог войти и подождать, пока ты вернёшься из школы.

Лицо Блэр просветлело.

– Правда?

Кто-то кивнул. Не знаю, кто это был, потому что я не помнила, как принимала решение об этом, но моя голова двигалась вверх-вниз, и это радовало Блэр.

– Действительно, – сказал Давид, – и это ещё не всё. У меня для тебя тоже есть особенный рождественский сюрприз.

Нет.

О, дьявол, нет.

– Давид, пожалуйста, – смогла задыхаться я.

Он посмотрел на меня.

– Это то, о чём мы договорились, моя дорогая.

Но это было не так. Это было совсем не то, о чём мы договаривались. Это было то, чего он хотел, и вместо того, чтобы играть по моим правилам, он создал свои собственные.

Он отправил деньги к концу недели, как и обещал, а я была настолько глупа, что даже не поняла, что он…

Он обналичивал деньги прямо сейчас.

И он делал это на глазах у Блэр, так что я не могла ничего сказать по этому поводу.

– На что ты согласилась? – заинтересованно спросила она.

Давид обнажил зубы в том, что, вероятно, было ухмылкой.

– Ну, принцесса, мы с твоей мамой решили сделать тебе сюрприз на Рождество в этом году. Как ты смотришь на то, чтобы встретить Рождество со мной, бабушкой, дедушкой и всей твоей семьёй, как ты хотела?

У неё отвисла челюсть.

– По-настоящему? – наконец, смогла вымолвить она. – Но я думала…

Она повернулась ко мне, лоб снова покрылся морщинами.

– Мама, как ты узнала, что я хочу остаться с папой на Рождество?

Я старалась изо всех сил, но не могла остановить жгучее ощущение слёз в глазах. Моё лицо исказилось, когда я попыталась улыбнуться.

– Я просто знала, милая, – солгала я.

Она нахмурилась ещё больше.

– И ты не возражаешь? Потому что я не хотела, чтобы ты думала, что я не хочу быть с тобой на Рождество.

– Вовсе нет.

Беспокойство не покидало её лицо.


– Но что ты собираешься делать?

Я не смогла придумать ответ на этот вопрос, но это и неважно. Мгновение спустя она приложила руку ко лбу и усмехнулась.

– Да. Ты ведь остановишься у мистера Артура, верно?

– Мистер Артур? – повторил Давид, подняв брови.

– Парень Эшли, – прошептала я, – она только что переехала к нему.

– Ясно, – сказал он неубедительно.

– Да, это отстой, – сказала Блэр, – потому что это мама Леоны, и теперь они больше не живут через дорогу, так что мы не сможем видеться так часто. Но это ничего, потому что она учится в моём классе в школе, а мистер Артур – её учитель по гитаре, так что мы можем больше играть, у него дома есть студия, и всё такое.

– Хм, – сказал Давид.

Блэр изучала моё лицо с гораздо большей интенсивностью, чем должна была быть способна для ребёнка её возраста, но не достаточно проницательно, чтобы понять, что она видит.

– Санта будет знать, где меня искать? – наконец спросила она. – Потому что если нет, то мне, наверное, лучше остаться здесь.

Давид поднял на меня бровь. Я посмотрела на него, желая собрать все силы для того, чтобы сделать хоть что-то, кроме самой большой улыбки, на которую я была способна.

– Я прослежу, чтобы он знал, где тебя найти, милая.





Глава 13




Она обещала звонить мне три раза в день.

Я не просила её об этом. Да и Давид, очевидно, тоже. Он пытался сказать ей, что три раза – это многовато, потому что я могу быть занята или спать, но Блэр была настойчива.

Она хотела звонить первым делом утром, потому что, если она не пожелает мне доброго утра, у меня может быть плохой день.

Около ужина, потому что каждый день за ужином мы должны были рассказывать друг другу о том, что нам больше всего понравилось за день, и мы не пропускали ни одного дня за последние месяцы.

И, конечно, прямо перед сном, чтобы мы могли спеть друг другу «спокойной ночи», «я люблю тебя» и «сладких снов», потому что у нас было правило не разговаривать перед сном.

Но однажды она заявила, что не разговаривать не значит не петь, и поэтому каждый вечер мы пели друг другу гораздо дольше, чем следовало, но я не могла заставить себя позволить этой привычке умереть, потому что она была моей маленькой девочкой, и однажды она больше не захочет петь мне.

Он обещал, что она будет в безопасности.

Несмотря на то, что он вломился в мой дом и манипулировал мной, чтобы я позволила Блэр собрать свои вещи, и она могла провести целую неделю вдали от меня впервые с тех пор, как он положил меня в больницу, он дал мне слово, что она будет в безопасности.

И, несмотря на то, что, если купить его слово за пять центов, можно было получить пять центов сдачи, я поверила ему.

Я имею в виду, я должна была. У меня не было выбора. Но я знала, что он говорит правду.

Он не осмелился бы рисковать больше, чем рисковал; я могла оказаться между молотом и наковальней, но он не стал бы заходить дальше.

В конце концов, он мог позволить себе лучших адвокатов, чем я, но записи были чёрно-белыми.

Так что ему пришлось балансировать, брать то, что он мог, таким образом, чтобы не дать мне возможности сопротивляться.

Потому что я сказала, что у него есть неделя. И я забрала его деньги.

И единственным человеком, который знал обо всём этом, была наша дочь, которая могла только видеть, что её отец – человек, с которым она хотела провести Рождество – явился, чтобы сделать ей сюрприз, и если бы я сказала, что она не может поехать…

Ну, и кто был бы плохим родителем?

Он обещал, что она вернётся через неделю, на следующий день после Рождества, с хорошим мнением обо мне и только счастливыми воспоминаниями в голове. Он обещал, что не будет играть с её разумом.

Он обещал, что не заставит её думать обо мне плохо.

Но я не собиралась ставить на это свои гроши.

Когда они ушли, я сидела в гостиной и смотрела на пляшущие на стене цвета. Они исходили от рождественской ёлки у окна, той самой, которую я поставила вместе с Блэр несколько недель назад.

Это была уродливая вещь, та ёлка. Дешёвая пластиковая ёлка, которую я купила в Target в первое Рождество, когда мы были вдвоём.