Его студентка
Часть 19 из 25 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Больше трех лет. — безэмоционально отзывается Ева. — Собственно, у нас хорошо-то было лишь первые полгода.
Она выглядит такой хрупкой и несчастной, что сердце предательски режет.
— Тогда почему ты терпишь? — поглаживаю ее по щеке, пытаясь немного расслабить, — Не проще просто уйти?
— Есть обстоятельства.
Кажется, я даже догадываюсь какие. Материальные. Она неработающая студентка последнего курса, и, судя по моим наблюдениям, вряд ли может похвастаться тем, что скопила приличную сумму за годы, проведенных с мужем. Потому что такие, как он редко, напрягают зад, чтобы дать своей семье лучшее.
Даю себе еще немного времени на раздумья, и, не найдя конфликта с собой, твердо предлагаю:
— Ева, я догадываюсь, что сейчас тебе не под силу снимать жилье, и я предлагаю тебе с этим помочь. — Ева сражает меня наповал голубым сиянием глаз, но я стараюсь не терять пришедшей в голову мысли. — Я бы соврал, если бы сказал, что готов попробовать жить вместе, но в будущем такой возможности не исключаю.
Я ловлю ее уткнувшийся в грудь подбородок и тяну к себе.
— Ты должна согласиться. Мы можем видеться каждый день, смотреть кино до ночи и устраивать трах марафоны, пока кровать не развалится. Нам хорошо вместе, и мы оба это знаем.
Губы златовласки начинают трястись и по щекам крупными каплями льются слезы.
— Я не могу так, Ник.
— Почему? — переспрашиваю как можно спокойнее, хотя Бог свидетель, она только что словно двинула мне по яйцам.
— Я не могу принять от тебя помощь.
— Ева. Только слепой не увидит, что ты несчастна в браке. Я знаю, что девочкам часто внушают, что мужчина — это навсегда. Но, черт возьми, тебе всего двадцать два, а жизнь одна.
— Мне двадцать три, Ник. — поправляет Ева.
— Пусть так. Сколько ты еще готова терпеть? Я понимаю, что тебе страшно. Да, черт, даже мне было страшно порвать с Дженной, хотя эта стерва уж точно того не стоила. Просто наберись смелости сделать шаг в другую жизнь, и, уверяю тебя, оглянувшись назад через полгода, ты задашься вопросом, как вообще могла в этом существовать. Ты и так потеряла слишком много времени. Лично я не слишком этим опечален, потому что в противном случае бы не встретил тебя. Но ты… Тебе должно быть эгоистично жаль потерянных впустую лет. Только ты в конечном итоге решаешь, что лучше для тебя. Не твоя мама, ни твой муж, ни я. Жизнь одна. Просто вдумайся в эти слова. Она, мать твою, одна. Сегодня тебе двадцатью, а завтра уже тридцать, через неделю — сорок. Никто не выдаст тебе маховик времени, чтобы вернуться назад.
Ева трясется от всхлипываний, но я настолько на взводе, что все же решаю довести начатое до конца:
— Я дам тебе денег. Собирай вещи и уезжай. Тебя ничего не держит возле твоего олуха Джейка, кроме твоего страха и нерешительности.
— Ты ничего обо мне не знаешь, Ник. — рявкает Ева сквозь слезы. — И я собираюсь уйти от Джейка. Но прямо сейчас я этого сделать не могу, так же как и взять твои деньги. Мне не нужна твоя благотворительность.
Я прекрасно знаю, что она сейчас делает. Откладывает проблему в долгий ящик, как привыкла делать все эти годы.
— Ева, ты…
— Ник, — перебивает златовласка, вытирая слезы. — Отвези меня домой. Нам больше не стоит видеться.
Грудь раздирает так, словно ее полили кислотой. Блядь, вот это сценарий.
— Ты просто трусиха, Ева.
Ева не пытается возражать. Просто согласно кивает, и я молча везу ее к дому.
Я не нахожу себе покоя целые сутки. Не могу спать и есть. Впервые за столько лет я встретил женщину, с которой готов попробовать большее, нем просто секс, и тут такой поворот. Кто-то должен быть умнее и вытащить Еву из этой трясины, если у нее у самой не хватает духу.
В течение пары часов я выясняю ее точный адрес и еду к ее дому. Я сам поговорю с ее благоверным. Мудак? Да. Но черт знает, когда я еще в своей жизни встречу такую златовласку. Вероятнее всего, никогда, а разбрасываться уникальными возможностями я не привык.
Нажимаю на кнопку звонка и просто жду. Хорошо бы тюфяк был один дома, и мы могли бы поговорить по-мужски. Хотя не уверен, что он на такое способен.
За дверью слышен топот шагов и дверь, наконец, открывается. На пороге стоит олух Джейк в домашних штанах и футболке.
— Чем могу помочь? — уточняет он, и по бесцветному тону становится ясно, что он совершенно меня не узнает.
Я не могу ему ответить, потому что впервые в жизни все слова покидают мой лексикон. Я как идиот таращусь в его колени, где к синей ткани трико розовой щечкой прижимается крошечная девочка. Светлые кудряшки и голубые глаза не оставляют шанса усомниться: передо мной дочь Евы. Моей златовласки.
— Мистер? — переспрашивает олух.
— Ошибся квартирой, — хриплю и на нетвердых ногах разворачиваюсь к лифту. Я убит.
25
Ева
— Ты скучала по маме, Камилла? — улыбаюсь, поправляя розовые резиночки на торчащих хвостика дочери. — Потому что я очень по тебе скучала.
Камилла издает смешные булькающие звуки и скалит маленькие зубки, дёргая меня за волосы.
— Скучала, — выговаривает на тарабарском языке, который понимаю только я.
Вот уже два дня как Камилла дома, и я с облегчением отмечаю, что ее приводящие в ужас приступы астмы пока не дают о себе знать.
— Папа, — бурчит дочка и нетвердо переставляя маленькие ножки, идёт к Джейку. — Папа, — повторяет, дёргая его за домашние трико.
Джейк отрывается от экрана ноутбука и с улыбкой усаживает дочку к себе на колени. По крайней мере, одна из нас способна вырвать его из компьютерной вселенной.
Я смотрю, как мило они воркуют друг с другом, и сердце больно сжимается. Эта картина — то, что стирает годы безразличия между мной и мужем. Моя дочь очень любит своего отца, и за это я со многим готова мириться. Была готова мириться.
— Я сварила кашу, — трогаю Джейка за плечо. — Мама передала какие-то органические хлопья. Говорит, что в них содержится большое количество пребиотиков, которые ей очень полезны. Надеюсь, ты уговоришь Камиллу их поесть.
Джейк кивает и целует меня в щеку. С сегодняшнего дня он в отпуске, чтобы присматривать за дочкой. Полгода назад мы волевым решением отдали Камиллу в детский сад, где ее хроническая бронхиальная астма неожиданно дала о себе знать страшнейшими приступами. Мы мотались по врачам и дорогостоящим процедурам, посещали даже детского психотерапевта, чтобы исключить психосоматику, но эффекта от лечения было мало. Так как Джейк постоянно был на работе, заниматься здоровьем дочери приходилось мне. Учеба отошла даже не на третий план, и я с трудом дотянула до конца семестра.
В конце концов, на семейном совете было решено отправить Камиллу во Флориду к родителям Джейка. Два года назад они купили небольшой дом на побережье, и врач, наблюдающий дочь, уверила нас, что несколько месяцев курортного климата пойдет ей на пользу.
Бросаю прощальный взгляд на Камиллу, задорно хохочущую у своего отца на руках, и не могу сдвинуться с места. Сердце жалобно ноет, прося побыть с ней ещё. Если бы человека можно было уменьшить и засунуть в карман, я бы без сомнения это проделала с моей малышкой. Она моя душа, моя радость, мое обезболивающее. Та, ради которой я, не задумываясь, убью.
Первая лекция — финансовые риски. У меня от чего-то дрожат руки, когда я вхожу в аудиторию. Мне страшно за свое сердце и свою реакцию при взгляде на него. Куда проще порвать все связи с человеком и больше никогда его не видеть, чем встречаться дважды в неделю и сгорать в огне чувств и воспоминаний.
Едва Ник входит в аудиторию, красивый и знакомый в каждом сделанном жесте, спазм предательски сжимает горло. Он швыряет портфель в кресло и здоровается со всеми присутствующими, но без привычной улыбки. Впервые за время нашего знакомства, обычно жизнерадостный Ник выглядит мрачным. Я стараюсь не разглядывать его, но это невозможно: он мощный магнит, а я маленькая скрепка, у которой нет ни единого шанса против него устоять.
В течение занятия Ник на меня не смотрит, но когда я поднимаюсь, чтобы покинуть аудиторию, мне на телефон приходит сообщение:
После занятий жду тебя на парковке. Нужно поговорить.
— У меня мало времени, Ник. — предупреждаю, когда залезаю в салон его внедорожника.
Он молча кивает и трогается с места.
Мы приезжаем в маленькую кафешку, в которой пару пили кофе. Ник помогает мне выйти, и мы, по-прежнему сохраняя молчание, прохожим за дальний столик.
Едва официант, принявший заказ уходит, Ник устремляет на меня тяжёлый взгляд из-под бровей.
26
Ева
Месяц спустя.
Я не нахожу себе места. Зубы стучат друг о друга как шарики в детской погремушке, когда я думаю о том, что собираюсь сделать. Шагнуть в неизвестность. Обрубить веревки, привязывающие меня к прошлому.
Я встав шесть, когда Камилла еще мирно сопит в своей кроватке и иду на кухню. Картина, которую я застаю, настолько знакома, что я могу нарисовать ее по памяти с закрытыми глазами. Джейк, впившийся глазами в экран ноутбука и кружка с кофе, стоящая с ним рядом.
Замираю в дверном проеме, давая себе еще немного времени подумать, ведь сейчас я принимаю решение не только за себя одну.
Муж сидит ко мне лицом, и хотя я смотрю на него дольше минуты, совершенно меня не замечает. Это и становится финальной подсказкой: я навсегда останусь для него лишь размытым фоном, обоями в квартире, к которым он привык настолько, что даже не помнит, какого они цвета.
Джейк, наконец, отрывает глаза от экрана и посылает мне небольшую улыбку:
— Доброе утро, малыш. Камилла еще спит?
Киваю и шагаю к столу, опускаясь напротив, пока муж продолжает сосредоточенно смотреть в экран, активно щелкая мышкой.
— Нужно поговорить, Джейк.
Я жду несколько секунд, после чего протягиваю руку и захлопываю крышку ноутбука. Сосредоточенное выражение на лице мужа сменяется непониманием и подобием раздражения.
— Ева, я почти закончил… — начинает он, снимая наушники.
— Нам нужно поговорить, Джейк. — повторяю, стискивая ладони в кулаки.
Она выглядит такой хрупкой и несчастной, что сердце предательски режет.
— Тогда почему ты терпишь? — поглаживаю ее по щеке, пытаясь немного расслабить, — Не проще просто уйти?
— Есть обстоятельства.
Кажется, я даже догадываюсь какие. Материальные. Она неработающая студентка последнего курса, и, судя по моим наблюдениям, вряд ли может похвастаться тем, что скопила приличную сумму за годы, проведенных с мужем. Потому что такие, как он редко, напрягают зад, чтобы дать своей семье лучшее.
Даю себе еще немного времени на раздумья, и, не найдя конфликта с собой, твердо предлагаю:
— Ева, я догадываюсь, что сейчас тебе не под силу снимать жилье, и я предлагаю тебе с этим помочь. — Ева сражает меня наповал голубым сиянием глаз, но я стараюсь не терять пришедшей в голову мысли. — Я бы соврал, если бы сказал, что готов попробовать жить вместе, но в будущем такой возможности не исключаю.
Я ловлю ее уткнувшийся в грудь подбородок и тяну к себе.
— Ты должна согласиться. Мы можем видеться каждый день, смотреть кино до ночи и устраивать трах марафоны, пока кровать не развалится. Нам хорошо вместе, и мы оба это знаем.
Губы златовласки начинают трястись и по щекам крупными каплями льются слезы.
— Я не могу так, Ник.
— Почему? — переспрашиваю как можно спокойнее, хотя Бог свидетель, она только что словно двинула мне по яйцам.
— Я не могу принять от тебя помощь.
— Ева. Только слепой не увидит, что ты несчастна в браке. Я знаю, что девочкам часто внушают, что мужчина — это навсегда. Но, черт возьми, тебе всего двадцать два, а жизнь одна.
— Мне двадцать три, Ник. — поправляет Ева.
— Пусть так. Сколько ты еще готова терпеть? Я понимаю, что тебе страшно. Да, черт, даже мне было страшно порвать с Дженной, хотя эта стерва уж точно того не стоила. Просто наберись смелости сделать шаг в другую жизнь, и, уверяю тебя, оглянувшись назад через полгода, ты задашься вопросом, как вообще могла в этом существовать. Ты и так потеряла слишком много времени. Лично я не слишком этим опечален, потому что в противном случае бы не встретил тебя. Но ты… Тебе должно быть эгоистично жаль потерянных впустую лет. Только ты в конечном итоге решаешь, что лучше для тебя. Не твоя мама, ни твой муж, ни я. Жизнь одна. Просто вдумайся в эти слова. Она, мать твою, одна. Сегодня тебе двадцатью, а завтра уже тридцать, через неделю — сорок. Никто не выдаст тебе маховик времени, чтобы вернуться назад.
Ева трясется от всхлипываний, но я настолько на взводе, что все же решаю довести начатое до конца:
— Я дам тебе денег. Собирай вещи и уезжай. Тебя ничего не держит возле твоего олуха Джейка, кроме твоего страха и нерешительности.
— Ты ничего обо мне не знаешь, Ник. — рявкает Ева сквозь слезы. — И я собираюсь уйти от Джейка. Но прямо сейчас я этого сделать не могу, так же как и взять твои деньги. Мне не нужна твоя благотворительность.
Я прекрасно знаю, что она сейчас делает. Откладывает проблему в долгий ящик, как привыкла делать все эти годы.
— Ева, ты…
— Ник, — перебивает златовласка, вытирая слезы. — Отвези меня домой. Нам больше не стоит видеться.
Грудь раздирает так, словно ее полили кислотой. Блядь, вот это сценарий.
— Ты просто трусиха, Ева.
Ева не пытается возражать. Просто согласно кивает, и я молча везу ее к дому.
Я не нахожу себе покоя целые сутки. Не могу спать и есть. Впервые за столько лет я встретил женщину, с которой готов попробовать большее, нем просто секс, и тут такой поворот. Кто-то должен быть умнее и вытащить Еву из этой трясины, если у нее у самой не хватает духу.
В течение пары часов я выясняю ее точный адрес и еду к ее дому. Я сам поговорю с ее благоверным. Мудак? Да. Но черт знает, когда я еще в своей жизни встречу такую златовласку. Вероятнее всего, никогда, а разбрасываться уникальными возможностями я не привык.
Нажимаю на кнопку звонка и просто жду. Хорошо бы тюфяк был один дома, и мы могли бы поговорить по-мужски. Хотя не уверен, что он на такое способен.
За дверью слышен топот шагов и дверь, наконец, открывается. На пороге стоит олух Джейк в домашних штанах и футболке.
— Чем могу помочь? — уточняет он, и по бесцветному тону становится ясно, что он совершенно меня не узнает.
Я не могу ему ответить, потому что впервые в жизни все слова покидают мой лексикон. Я как идиот таращусь в его колени, где к синей ткани трико розовой щечкой прижимается крошечная девочка. Светлые кудряшки и голубые глаза не оставляют шанса усомниться: передо мной дочь Евы. Моей златовласки.
— Мистер? — переспрашивает олух.
— Ошибся квартирой, — хриплю и на нетвердых ногах разворачиваюсь к лифту. Я убит.
25
Ева
— Ты скучала по маме, Камилла? — улыбаюсь, поправляя розовые резиночки на торчащих хвостика дочери. — Потому что я очень по тебе скучала.
Камилла издает смешные булькающие звуки и скалит маленькие зубки, дёргая меня за волосы.
— Скучала, — выговаривает на тарабарском языке, который понимаю только я.
Вот уже два дня как Камилла дома, и я с облегчением отмечаю, что ее приводящие в ужас приступы астмы пока не дают о себе знать.
— Папа, — бурчит дочка и нетвердо переставляя маленькие ножки, идёт к Джейку. — Папа, — повторяет, дёргая его за домашние трико.
Джейк отрывается от экрана ноутбука и с улыбкой усаживает дочку к себе на колени. По крайней мере, одна из нас способна вырвать его из компьютерной вселенной.
Я смотрю, как мило они воркуют друг с другом, и сердце больно сжимается. Эта картина — то, что стирает годы безразличия между мной и мужем. Моя дочь очень любит своего отца, и за это я со многим готова мириться. Была готова мириться.
— Я сварила кашу, — трогаю Джейка за плечо. — Мама передала какие-то органические хлопья. Говорит, что в них содержится большое количество пребиотиков, которые ей очень полезны. Надеюсь, ты уговоришь Камиллу их поесть.
Джейк кивает и целует меня в щеку. С сегодняшнего дня он в отпуске, чтобы присматривать за дочкой. Полгода назад мы волевым решением отдали Камиллу в детский сад, где ее хроническая бронхиальная астма неожиданно дала о себе знать страшнейшими приступами. Мы мотались по врачам и дорогостоящим процедурам, посещали даже детского психотерапевта, чтобы исключить психосоматику, но эффекта от лечения было мало. Так как Джейк постоянно был на работе, заниматься здоровьем дочери приходилось мне. Учеба отошла даже не на третий план, и я с трудом дотянула до конца семестра.
В конце концов, на семейном совете было решено отправить Камиллу во Флориду к родителям Джейка. Два года назад они купили небольшой дом на побережье, и врач, наблюдающий дочь, уверила нас, что несколько месяцев курортного климата пойдет ей на пользу.
Бросаю прощальный взгляд на Камиллу, задорно хохочущую у своего отца на руках, и не могу сдвинуться с места. Сердце жалобно ноет, прося побыть с ней ещё. Если бы человека можно было уменьшить и засунуть в карман, я бы без сомнения это проделала с моей малышкой. Она моя душа, моя радость, мое обезболивающее. Та, ради которой я, не задумываясь, убью.
Первая лекция — финансовые риски. У меня от чего-то дрожат руки, когда я вхожу в аудиторию. Мне страшно за свое сердце и свою реакцию при взгляде на него. Куда проще порвать все связи с человеком и больше никогда его не видеть, чем встречаться дважды в неделю и сгорать в огне чувств и воспоминаний.
Едва Ник входит в аудиторию, красивый и знакомый в каждом сделанном жесте, спазм предательски сжимает горло. Он швыряет портфель в кресло и здоровается со всеми присутствующими, но без привычной улыбки. Впервые за время нашего знакомства, обычно жизнерадостный Ник выглядит мрачным. Я стараюсь не разглядывать его, но это невозможно: он мощный магнит, а я маленькая скрепка, у которой нет ни единого шанса против него устоять.
В течение занятия Ник на меня не смотрит, но когда я поднимаюсь, чтобы покинуть аудиторию, мне на телефон приходит сообщение:
После занятий жду тебя на парковке. Нужно поговорить.
— У меня мало времени, Ник. — предупреждаю, когда залезаю в салон его внедорожника.
Он молча кивает и трогается с места.
Мы приезжаем в маленькую кафешку, в которой пару пили кофе. Ник помогает мне выйти, и мы, по-прежнему сохраняя молчание, прохожим за дальний столик.
Едва официант, принявший заказ уходит, Ник устремляет на меня тяжёлый взгляд из-под бровей.
26
Ева
Месяц спустя.
Я не нахожу себе места. Зубы стучат друг о друга как шарики в детской погремушке, когда я думаю о том, что собираюсь сделать. Шагнуть в неизвестность. Обрубить веревки, привязывающие меня к прошлому.
Я встав шесть, когда Камилла еще мирно сопит в своей кроватке и иду на кухню. Картина, которую я застаю, настолько знакома, что я могу нарисовать ее по памяти с закрытыми глазами. Джейк, впившийся глазами в экран ноутбука и кружка с кофе, стоящая с ним рядом.
Замираю в дверном проеме, давая себе еще немного времени подумать, ведь сейчас я принимаю решение не только за себя одну.
Муж сидит ко мне лицом, и хотя я смотрю на него дольше минуты, совершенно меня не замечает. Это и становится финальной подсказкой: я навсегда останусь для него лишь размытым фоном, обоями в квартире, к которым он привык настолько, что даже не помнит, какого они цвета.
Джейк, наконец, отрывает глаза от экрана и посылает мне небольшую улыбку:
— Доброе утро, малыш. Камилла еще спит?
Киваю и шагаю к столу, опускаясь напротив, пока муж продолжает сосредоточенно смотреть в экран, активно щелкая мышкой.
— Нужно поговорить, Джейк.
Я жду несколько секунд, после чего протягиваю руку и захлопываю крышку ноутбука. Сосредоточенное выражение на лице мужа сменяется непониманием и подобием раздражения.
— Ева, я почти закончил… — начинает он, снимая наушники.
— Нам нужно поговорить, Джейк. — повторяю, стискивая ладони в кулаки.