Его и ее

Среда 00.15



Ричард запирает дверь машины, и мы едем в темноте.

— Зачем ты это сделал? — спрашиваю я, стараясь голосом не выдать свой страх.

— Не знаю. Инстинкт? Когда поздно ночью я еду по этому лесу, у меня мурашки бегут по коже. А у тебя разве нет?

Я отвечаю не сразу.

— Ты сказал, что знаешь, где мы можем остановиться…

— Да. Уже так поздно, что даже пытаться найти другую гостиницу бесполезно. У родителей моей жены был дом недалеко отсюда, максимум десять минут езды. Они умерли пару лет назад. Риелтор сказал бы о таком доме, что он «нуждается в модернизации», но там есть кровати и чистые простыни, а у меня есть запасной ключ. Рискнешь?

Похоже, у меня нет особого выбора. Я не хочу приглашать его в дом своей матери, а настаивать сейчас на возвращении в Лондон немного эгоистично — когда мы туда приедем, нам почти сразу же надо будет ехать обратно.

— Ладно, — говорю я. От усталости я не в состоянии сформулировать более развернутый ответ.

Он включает подогрев сидений и радио, и, сколько бы я ни старалась не поддаваться, мои глаза на какое-то время закрываются.

Мне надо было бы научиться быть осторожнее с тем, где и когда я засыпаю.



Джек, который фотографирует нас пятерых, — одно из последних четких воспоминаний, оставшихся от празднования моего шестнадцатилетия. Остальной вечер прошел в лучшем случае как в тумане.

После его ухода мы выпили еще больше, это я помню. Затем причесали и накрасили друг друга. Зои принесла примерить кое-что из своих последних модных изделий, которые сшила на своей швейной машинке, — узкие платья, топики с глубоким вырезом и такие короткие юбки, что они скорее напоминали пояса.

Рейчел принялась работать над лицом Кэтрин Келли, словно над проектом по классу живописи. Она наложила толстый слой макияжа, разрисовала голые брови Кэтрин карандашом и приклеила накладные черные ресницы к ее светлым. Зои одолжила ей платье, а Хелен причесала волосы — она брызгала на них из бутылки с водой, которую моя мама использовала для глажки, чтобы распрямить белесые кудри. Сказав, что на расчесывание всех колтунов нет времени, она их срезала. Помню маленькие клочки волос на ковре.

Это было довольно примечательное преображение, и, когда они закончили, Кэтрин стало почти не узнать. Жизнь как лампочка накаливания — ее не так трудно поменять, как думают люди, надо только попробовать. Кэтрин выглядела красивой, она сама это понимала. Когда девочки подвели ее к зеркалу, она вся сияла, видя собственное отражение.

— Постарайся улыбнуться, но с закрытым ртом, никто ведь не хочет видеть эти безобразные брекеты, — сказала Рейчел. Кэтрин сделала, как ей велели. — Посмотри теперь на этот хорошенький маленький ротик. Мальчики тебя полюбят, — добавила она и потрепала ее по голове, словно домашнее животное.

Казалось, Кэтрин неудобно улыбаться по-новому.

Не знаю, о каких мальчиках говорила Рейчел, — мы ни с кем не тусовались — но, думаю, вид у меня был ревнивый, потому что она тут же предложила накрасить мне ногти. Она взяла мои руки и написала на ногтях красным лаком — на одной руке ХОРОШАЯ, а на другой — ДЕВОЧКА.

Я уже выпила гораздо больше, чем обычно, — комната начала кружиться, — но Рейчел, Хелен и Зои сказали, что пойдут на кухню и поищут еще спиртное, и оставили меня наедине с Кэтрин в гостиной.

— Ты рада, что пришла? — спросила я ее.

Она взглянула на меня из-под полуопущенных ресниц. Накладные ресницы усиливали эффект, и я еще раз восхитилась ее новым обликом. Затем она рассказала мне о себе то, чего я никогда не знала — не уверена, что кто-то вообще это знал. Возможно, потому, что никогда не спрашивали. Она также явно перебрала, и ее фразы перемежались с икотой.

— У меня была старшая сестра, мы тоже вместе наряжались, но она умерла. У папы была маленькая лодка, и иногда мы катались с ним в выходные. Там это и произошло. Но до этого мне нравилось ходить под парусом, и он учил нас, как плести разные узлы. Смотри, я тебе покажу. — Она вытащила шнурки из своих кроссовок со странным и неожиданным энтузиазмом. — Вот квадратный узел… а это восьмерка… — Ее руки очень быстро плели, завязывали и скрепляли шнурки вместе, а потом каждый раз поднимали их вверх. Как зачарованная, я растерянно наблюдала за происходящим. — Это удавка — именно такой ты использовала в браслетах дружбы, — а это булинь, который мне нравится больше, потому что можно контролировать, с какой силой затягивается петля… видишь?

Я пристально смотрела на последний узел.

— А как она умерла? Твоя сестра?

Сомневаюсь, что задала бы этот вопрос вот так в лоб, если бы не была настолько пьяна. Кэтрин развязала шнурки и начала вдевать их обратно в ботинки.

— Люди думают, что она утонула, потому что это случилось, когда мы шли под парусом, но мою сестру убил приступ астмы. Она забыла ингалятор. Папа винил себя, и родители очень горевали с тех пор, как она умерла, очень горевали. Он потерял работу, продал лодку, и теперь в нашем доме не очень приятно находиться. Наверное, поэтому никто со мной не разговаривает и никуда меня больше не приглашает. Кроме тебя. Спасибо.

— Пожалуйста, — прошептала я.

— Можно мне подержать? — спросила Кэтрин.

Я посмотрела на серого котенка, спящего у меня на коленях. Кит Кэт. Я так напилась, что забыла о нем.

— Конечно, — ответила я, подняла котенка и дала его Кэтрин.

Она держала его в руках и качала, как ребенка.

— Давайте, пора идти, — в дверях появилась Рейчел в пальто, в котором я никогда раньше ее не видела.

Оно было меховое и, похоже, искусственное. Я посмотрела на часы и увидела, что уже почти одиннадцать.

— А куда идти? — спросила я.

Она показала на меня, улыбнулась и запела.


— Если вечером пойдешь сегодня в лес, ждет тебя страна чудес[10].

— Я не хочу идти в лес. Темно, холодно и…

Рейчел проигнорировала меня и, показав на Кэтрин, пропела следующие строчки:

— Если вечером пойдешь сегодня в лес, маскируйся лучше, и никто тебя не съест!

За ее спиной появились Зои и Хелен, и все трое стали смеяться.

Днем мне никогда не было страшно в лесу, но в детстве казалось, что ночью лес перестает быть лесом и превращается в нечто темное и опасное, где может случиться плохое. Мы праздновали мой день рождения, но было ясно, что мои желания или нежелания в расчет не принимаются. Рейчел сняла фонарь моей матери с крючка у кухонной двери и пошла вперед. Из сада позади нашего дома прямо в лес вела тропинка, и она к тому времени знала это так же хорошо, как и я.

Помню звук наших шагов, когда мы шли по ковру из опавших листьев.

Помню холод.

И помню, что увидела четверых мужчин — они сидели на сколоченных из бревен скамьях в том месте, которое я считала нашим секретным уголком. В центре они развели небольшой костер, обложив его белыми камнями. Огонь мерцал, шипел и искрился.

При виде нас мужчины улыбнулись.

Я их не узнала. Даже после того, что случилось, я бы никогда не смогла описать их лица. В моих искаженных воспоминаниях о той ночи они все выглядели одинаково: тощие, каштановые волосы, четыре пары маленьких карих глаз с темными кругами под ними. Они были гораздо старше нас, может быть, им было плюс-минус тридцать, и они пили пиво. Много пива. На земле валялись смятые банки.

Сначала я испугалась, но Рейчел их явно знала, как и Хелен, и Зои. Они сразу подошли к мужчинам и сели к ним на колени.

— Это Анна. Она новенькая, и ей наконец исполнилось сладких шестнадцать лет[11]. Поздравьте же ее с днем рождения, — сказала Рейчел.

— С днем рождения, Анна, — произнесли мужчины, странно улыбаясь.

Казалось, их что-то забавляет.

Рейчел обвила рукой мое плечо, и я снова обратила внимание на ее меховое пальто. Возможно, потому, что сама мерзла в узком платьице, которое она заставила меня надеть.

— Тебе нравится мое новое пальто? — спросила она. — Это мне Зои сшила.

Зои всегда что-то делала для своих друзей: пеналы, чехлы для подушек, крошечные платьица. Она покупала на рынке самые интересные материалы, какие только могла найти, и создавала свои творения на швейной машинке матери, но я никогда не видела такого изысканного изделия, как это пальто. Оно выглядело как фирменное. Я глаз не могла оторвать от меха.

— Я дам тебе его поносить, если ты подойдешь к нашим новым друзьям и поздороваешься с ними, — сказала Рейчел. — Они ждали встречи с тобой.

Она взяла меня за руку и подвела к мужчине, сидевшему ближе всех. Затем велела мне сесть на ствол упавшего дерева рядом с ним. Мне этого не хотелось, но в то же время не хотелось и быть невежливой. И я села рядом с незнакомцем, от которого несло потом и пивом. Когда я начала дрожать, он потер мою ногу своей большой безобразной ладонью и сказал, что это поможет мне согреться.

Кэтрин Келли села рядом со мной. Судя по ее виду, она была так же напугана, как и я.

По кругу пустили бутылку водки и сигареты с непонятным привкусом. В костер подбросили поленья, и заиграла танцевальная музыка. Мне показалось это странным, поскольку никто не танцевал. Я решила, что мужчины должны Рейчел денег, потому что все они достали бумажники и дали ей пачку купюр. Я подумала, что они платят за таблетки, которые она вынула из кошелька, но платили они не только за это.

— Возьмите по одной, — сказала она, подходя к нам с Кэтрин.

У нее на ладони лежали две маленькие белые таблетки, похожие на мятные леденцы, но я знала достаточно, чтобы понять — это не леденцы.

— Нет, спасибо, — произнесла Кэтрин, и я тоже покачала головой.

— Ты ведь хочешь быть в нашей компании, Кэтрин? — спросила Рейчел.

Девочка подняла на нее глаза. Затем взяла таблетку и запила ее водкой прямо из бутылки.

— А ты ведь не хочешь быть новым изгоем, правда? — спросила Рейчел, глядя на меня.

Я тоже взяла таблетку. Она улыбнулась и поцеловала меня на глазах у всех, глубоко засунув свой язык мне в рот. Потом до меня дошло — таким образом она хотела убедиться, что я проглотила таблетку. Мужчины хлопали и подбадривали, наблюдая эту сцену.

Затем Рейчел сняла с меня кроссовки.

Я слишком опьянела, замерзла и отупела, чтобы спросить, что она делает.

Связав шнурки вместе, она закинула кроссовки на дерево. Они болтались на ветке, до которой я не могла дотянуться, и все снова засмеялись. Мне не нравилось, как они на меня смотрели.

— Теперь ты от нас не убежишь, — прошептала Рейчел мне на ухо.

Она захотела потанцевать, и начались танцы. Мы танцевали до тех пор, пока у меня не закружилась голова, и я не упала на землю. Даже когда я неподвижно лежала на земле, мне казалось, что лес продолжает кружиться вокруг меня. Я лежала в грязи на опавших листьях и изо всех сил старалась не закрывать глаза. Внезапно на меня навалилась страшная усталость. Рейчел стянула верх моего платья и задрала подол; помню, что раздался звук одноразового фотоаппарата.

Стук-постук. Стук-постук. Стук-постук.

Потом помню, что она целовала и гладила меня, а остальные смотрели. Все улыбались, глядя на нас, даже Кэтрин Келли, и совершенно неожиданно я почувствовала себя на удивление счастливой. Настолько, что мне стало все равно. Открыв глаза, я увидела Хелен, стоящую на коленях перед одним из мужчин. В кулаке он сжимал прядь ее черных блестящих волос. Другой мужчина запустил руку Зои под юбку, и я заметила, что сверху на ней ничего не было. Кэтрин лежала на земле, похоже, она вырубилась, и третий мужчина стягивал с нее одежду.

Рейчел положила руку мне на щеку и повернула мою голову к себе. Она снова поцеловала меня и провела пальцами у меня между ног. Мне было очень приятно, но тут меня стали трогать другие, грубые руки. Когда я снова открыла глаза, мужчина, с которым я сидела рядом, одной рукой сжимал мне грудь, а другой растирал себя. Я услышала чей-то плач и решила, что плачу, но тут увидела Кэтрин: совершенно голая, она лежала, уткнувшись лицом в грязь. Один мужчина был на ней, другой ждал своей очереди.

— Давай, не динамь, хотя бы пососи или сделай что-нибудь, — сказал мужчина, который трогал меня. — Мы все заплатили хорошие деньги, чтобы отпраздновать с тобой твой день рождения. Будь хорошей девочкой, как написано на твоих ногтях.