Кровь на камнях
Часть 20 из 29 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Так точно, ваше превосходительство, – позволил себе чуть расслабиться Егоров. – Три недели, как вернулись из-за реки. За Балканами были, турок там били!
– Молодцы! – воскликнул Суворов. – Там, где егеря горными тропами проскочили, потом пехотные полки наши пройдут! Главное, начало положить, давно в этих краях русский воин не бывал. Ничего, дай время, капитан, вышибем осман за проливы! Ну а у нас сейчас задача всё та же, что и раньше, твои стрелки, Егоров, весьма умелые и охочие до дозорной службы. Будете, как и раньше, идти впереди дивизии да примечать противника. Коли насядут на вас турки, так отходите в лес или к нашим полкам, а появится опять такая возможность, так снова вперёд продвигайтесь. Рядом с вами казачки и гусары разъездами будут скакать, вот с ними вы и дружите, всё примечайте и потом мне докладывайте. У полководца при хорошей разведке всегда преимущество, как у зрячего перед слепым. При наличии надёжных сведений можно загодя рассчитать, когда и где нужно штыковой удар колонной нанести, а где пушечную батарею выставить, чтобы подступающего врага картечью встретить. Вот вы и будете моими глазами. Ну всё, готовьтесь к переправе! Войска генерала Каменского уже её начали и вот-вот выйдут к Базарджику.
Глава 7. Козлуджи
– Первые заходят егеря особой роты, капитан Егоров, подводи своих к сходням! – крикнул командующий на временном причале майор. – Астраханский пехотный, не напирай, ваша очередь после гренадёров Козловского! Осаживай, осаживай назад, я сказал!
У реки стояла сутолока. Каждый командир старался переправить своих людей первыми, невзирая на утверждённый порядок очерёдности.
– Лёшка, друг, и вы тоже здесь?! – Из пехотных порядков выскочил капитан Троекуров. – Вместе, стало быть, опять воевать будем? Слышал я про твоё кавалерство и про новый чин, поздравляю, друг! Меня за компанию прошлого года вроде бы тоже на майорство представили, на батальоне вакансия открылась, да со столицы, из гвардейских, успел князёк заскочить. А-а-а, ничего, Шумлу возьмём, не уйдёт от меня новый чин!
– Отдельная рота Егорова, на погрузку! – донёсся крик от реки.
– Прости, Гриш, нас вон кличут, – развёл руками егерь. – Увидимся ещё, вместе же идём, поговорим! Побёг я!
– Давай, удачи тебе, Лёшка, береги себя! – хлопнул его по плечу земляк и нырнул в строй.
– Рота, на погрузку, вперёд! – крикнул, подбегая, Алексей. – Первая полурота с дозорным плутонгом на этот галиот. Вторая со всеми остальными на тот, что справа! Бего-ом!
Дум, дум, дум, дум, – застучали подошвы сапог о сходни. Через несколько минут первые два судна в сопровождении шхуны и двух канонерских лодок отошли от левого берега. На пристани пошла погрузка на суда и паромы гренадерского батальона. Чуть правее на больших казачьих лодках размещались мушкетёры из Черниговского и Суздалского полков.
Не доходя полсотни шагов до противоположного берега, шхуна и канонерки развернулись к нему бортом и, встав на якоря, ударили из всех своих орудий. Пара сотен турецких всадников, кучкующихся в месте предполагаемой высадки, развернули коней и с гиканьем устремились прочь. А вслед им пошла дальняя картечь.
– Рота, на берег! – Егеря выпрыгивали на мокрую гальку и сразу же разбирались в цепь. – Надеть штыки! Дистанция между парами три шага, вперёд!
Сто шагов этого берега были уже русскими.
– Стой! Положение стрельбы – с колена! То-овсь!
Конница турок, заметив новую цель и увидев, что артиллерия русских судов прекратила по ней бить картечью, выкатила из той редкой рощицы, куда она только что недавно зашла.
– Алга-а! – закричал высокий всадник с бунчуком, увлекая за собой в атаку акынжи.
– Дистанция четыре сотни шагов! – рявкнул Егоров. – Целься! Залпо-ом! Огонь!
Ба-ах! – по цепи раскатился залп из штуцеров и фузей.
– В каре! – рявкнул Егоров, забивая на ходу пулю в ствол штуцера.
Из-за спины стрелков послышались орудийные выстрелы, и над их головами прогудело несколько ядер. Шхуна с канонерками продолжили стрельбу, но картечью им сейчас бить возможности не было. Вполне можно было задеть на берегу и своих.
Поредевшие сотни накатывались с визгом и улюлюканьем.
– Огонь по готовности! Пли-и!
Четырёхугольник русских окутался пеленой от сгоревшего пороха. Полсотни ружей дали залп россыпью, выбивая передних всадников. Кони шарахались от гремящего выстрелами строя, ощетинившегося заточенными клинками.
Не-ет! Это были не беслы! Иррегулярная кавалерия, натолкнувшись на стойкого противника, развернулась и понеслась вспять. А на берег уже выскакивали гренадёры Козловского из подошедших судов.
– Ура-а! – под барабанный бой первая колонна русской пехоты пошла вглубь правого берега. Дивизия Суворова перешагнула через Дунай. Теперь ей предстояло совершить марш для соединения с дивизией генерала Каменского.
– Ваше благородие! Впереди деревенька небольшая, там вокруг выгон хороший, а на ём сотен пять конницы османов стоит, – докладывал Алексею Лужин. – Что, ежели мы их из леса обстреляем? Переполох знатный может получиться. Турка, похоже, ужо там к ужину готовится, котлы на костры расставила, коней стреножит. До темна-то часа с полтора всего осталось. Чаво им тут жировать, када у нас самих в брюхе бурчит?
Рота целый день после переправы двигалась ускоренным ходом на юг. Перекусили всухомятку на часовом привале, а потом опять двигались в сторону Базарнджика. Были две перестрелки с небольшими конными дозорами, но крупных сил перед дивизией не было. И вот сотен пять всадников. Это, конечно, не тысячный алай, но кровь пустить походной колонне или обозу своим неожиданным ударом они вполне смогут. «Да и опять же в животе бурлит», – хмыкнул про себя Алексей.
– Так, Федька, посылай десяток своего Шепелявого левее и чуть назад, – принял решение Егоров. – Там у малой речки гусарский эскадрон должен был в охват, в сторону Базарнджика идти. Пусть Бориска расскажет, коли на них там наткнётся, что он от меня, и вот эту записку старшему передаст.
Лёшка достал самодельный блокнот из кармана и, вырвав из него лист, чиркнул на нём пару строк карандашом.
– Если гусары к нам подтянутся, вместе сподручней ударить будет! А сам давай к тому лесу веди, из которого вы похлёбку османскую учуяли.
Турки действительно вели себя спокойно. Расположившись по-хозяйски на большом деревенском выгоне, они разбили полноценный полевой лагерь. Всюду там сновали люди, несли в бурдюках воду, ломали заборы у домов, тащили из сараев скотину и птицу.
– Шагов четыреста до первых костров будет, – пробормотал, присматриваясь, Егоров. – На самой предельной прицельной дальности расположились, а остальные так и вовсе не в убойной зоне. Так, если только попугать из леса маненько. Одно хорошо, с нашей стороны в лес они не лезут, возле себя по дрова шарят.
– А может, подползти шагов на двести, Алексий, – предложил Живан. – Тогда наверняка стрелять сможем?
– Ага, дадут они тебе подползти, дотемна ещё времени прилично, – покачал головой Егоров. – Тревогу караульные поднимут, и будем потом тикать к лесу обратно эти двести шагов. Лишь бы не посекли нас на открытом месте сабельками. Нет, будем пока ждать Бориску, а как гусары налетят, так и мы вместе с ними ударим.
Егеря второй час уже пускали слюни, глядя на костры конницы. Некоторые не выдержали и уже грызли пласты вяленого мяса вприкуску с сухарями. Начало вечереть, и видимость в лесу резко снизилась.
– Борька бяжит, Борька! – донеслось в стороне, и к командиру подбежал командир первого дозорного десятка.
– Вашбродь, нашёл, передал, всё, как велели, – доложился, заполошно дыша, егерь. – Чуть было не разминулся с эскадроном, хорошо, у них дозор краем проходил, чуть было не посекли нас вначале. А я им кричу: «Братцы, да русские мы, русские!» А они мне: «Какие вы русские?! На вас дранина какая-то сверху вместо мундиров!» – рассказывал Борька. – Ну я-то скинул свою лохматку, а под ей же егерский доломан, а медаль-то я с него не снял, горит моя медаля! «Командир отделения особой роты егерей главного квартирмейстерства армии!» – я им кричу. Ну всё-о, после того меня, значится, и признали наши.
– Молодец, сообразительный, – усмехнулся Алексей. – А сразу по-уставному доложиться не проще было? Ладно, что там дальше-то по гусарам?
– Ну-у, велели подождать там и к своим ускакали. Оттого-то времени долго и прошло, что ждали мы их охфицера гусарского. А потом поручик подъехал, он ещё вас, сказал, знает, бумагу взял, прочитал и нас ещё расспросил, как лучше на это село им будет выйти. «Бяги, – говорит – к Алексею Петровичу, передай капитану, что мы совсем скоро будем. Они от дороги намётом пойдут и, как только врубятся в первую заставу, просят, чтобы мы тоже сбоку по турке ударили. Говорят, не выдержат османы такого крепкого охвата, непременно они в панику ударятся.
– Всё понятно, – кивнул Алексей. – Хороший план, всё должно получиться. Поднимайте егерей, господа офицеры, будем растягивать длинную цепь.
Через несколько минут из леска по-пластунски выползло полторы сотни стрелков. В их задачу было сблизиться с противником на расстояние уверенного поражения стрелковым оружием, а для этого нужно было преодолеть две сотни шагов. На руку здесь было то, что вечерние сумерки размывали силуэты, да и у леса людские тени сейчас очень хорошо скрадывались.
В дали вдруг хлопнул один, второй, третий выстрел и послышалось дальнее ура! Турецкий лагерь тут же пришёл в движение, люди загомонили и забегали по поляне.
– Рота, встать! То-овсь! Це-елься! – отдал команду Егоров. – Залпо-ом, огонь!
Громыхнувшая выстрелами цепь послала первые полторы сотни пуль в турок.
– Заряжа-ай! – Алексей вырвал патрон и, скусив бумагу, сыпанул порох на полку. Сейчас нужна была быстрая стрельба. Через двадцать секунд он уже взвёл курок на своём штуцере. Многие его фузейщики тоже были готовы к стрельбе. – То-овсь! Це-елься! Ого-онь!
Залп за залпом посылали егеря пули к цели. В это время гусары, вырубив заставу и несколько оседлавших коней десятков, уже неслись по селу и поляне.
Стрелять больше было нельзя, на линии огня были свои. Егоров оглядел цепь егерей и отдал команду:
– Рота! Примкнуть штыки! В атаку! Ура!
– Ура-а! – заревели полторы сотни глоток, забегая османам во фланг. Прямого боя турки не приняли. Потеряв полторы сотни побитых пулями и порубленных, они, побросав всё, откатились по дороге на юг.
– Лёшка, привет! – обнимал Егорова высокий гусарский поручик. – Вот жизнь-то какая! Только два года назад с тобой на гауптвахте сиживали, а теперь во-он в одном бою были! Рассказывай, как ты! Да хотя слышал я про тебя! А-а-а, всё равно рассказывай! Пошли, я тебя к командиру представлю, он отчаянных храбрецов страсть как любит! Настоящий мой командир гусар, отчаянный, хотя и при штабс-офицерском чине!
Поручик Белозерский был таким же, как и два года назад, кипучую энергию, бесшабашность и весёлую удаль так и выплёскивало из него волной. Гусар, одним словом! Эту ночь Лёшка провёл в кругу отчаянных рубак. От их костров с наваристой османской похлёбкой уйти было невозможно. Вскоре сюда же подтянули и всех остальных офицеров егерей.
Второго июня 1774 года дивизия генерала-поручика Каменского взяла с боем Базарнджик и затем продолжила наступление вглубь османской территории. В направлении Шумлы от Гирсово шла и дивизия генерал-поручика Суворова. Оба этих генерала были людьми с характерами, и ни один из них не желал быть у другого в подчинении. Находясь на одной ступеньке Табеля о рангах, старшинство формально было за Михаилом Федотовичем Каменским. Ему второе генеральское звание было присвоено на год раньше, чем Александру Васильевичу. Но мы же знаем Суворова?! Чтобы я подчинялся этой бездарности?! Да ни за что!
Антипатия между этими полководцами будет сохраняться долгие годы. Один проведёт десятки победных битв и совершит переворот в военной тактике XVIII века. Он умрёт генералиссимусом на вершине своей славы, сокрушив французские армии в Италии и совершив фантастический прорыв через заснеженные Альпы. И это в семьдесят лет!
Другой в эти же годы получит чин генерала-фельдмаршала и, прибыв к воюющей с французами армии в 1806 году, уже через неделю отдаст неоправданный приказ к её отступлению, а потом и вовсе бросит свои войска, уехав в Россию. Только лишь из уважения к его возрасту и чину император Александр I не предаст Каменского суду.
Суворов будет драться до конца, не прогибаясь, и сохранит высшую честь и характер, даже находясь в опале. Он, физически надломленный последним Швейцарским походом, больной, оболганный и оклеветанный, сгорит в лихорадке в Петербурге, где до этого ему готовили торжественную триумфальную встречу.
«…Я готовлюсь отдать отчёт Богу, а о государе я теперь и думать не хочу…» – скажет он на смертном одре любимцу императора Павла I графу Кутайсову, который приедет, дабы потребовать отчёта о его действиях. Последние часы в горячечном бреду, по воспоминаниям современников, он вновь будет звать своих чудо-богатырей в атаку, в очередной раз прорываясь через Альпы.
Остроумный живчик невысокого роста, Каменский был храбрым и энергичным исполнителем, но никак не самостоятельным начальником. Он не знал меры в гневе. «Был груб и жесток, кусал своих солдат на маневрах, вырывая у них куски мяса зубами, велел раздевать пленных и обливать их водой, пока они не замёрзнут», – так вспоминал о нём историк Валишевский.
Русский мемуарист Вигель позже напишет, что из подражания Суворову «многие генералы гнались за оригинальностью, в том числе и граф Каменский, и этою юродивостью он ещё больше рождал в себе дурную славу».
С женою, как вспоминали современники, фельдмаршал обращался дурно, имея на её глазах любовниц. Московский его дом на Смоленском бульваре 17 «поражал соединением азиатской роскоши с европейской утончённостью и русской распущенностью».
Разные это были люди, да и умрут они по-разному. Граф Каменский будет убит в поместье, топором своего дворового, брата малолетней любовницы.
Но девятого июня 1774 года две дивизии генералов-поручиков встретились под Болгарской деревней Юшенлы. Дальше их путь на Шумлу лежал через небольшой городок Козлуджи. Перед ним находился большой Делиорманский лес, через который можно было проехать, только лишь минуя узкое дефиле.
Суворовские полки с марша вышли от деревни в сторону этого леса и расположились на бивуак. Перед ними туда проскакала дозорная казачья сотня. Обгоняя роту Егорова, для проведения рекогносцировки на местности в сопровождении гусарского и казачьего эскадронов проехал и сам Суворов со свитой своих штабных офицеров.
– Веселей, егеря, турки близко, разобьём их, потом отдыхать будем, а пока потерпите ещё, братцы! – подбодрил расступившихся на лесной дороге солдат генерал.
– Да мы-то что-о, вашпревосходительство! Мы-то к энтому делу уже привычные, это вон пяхота отстала! Видать, пока в деревне все колодцы не осушат, никак из неё не выйдут! – шутили в ответ егеря.
На лесной дороге дозорная казачья сотня столкнулась с турецким авангардом, шедшим по ней же навстречу русским. В узком дефиле завязался встречный бой. К месту сватки приблизился Суворов с бывшими у него под рукой двумя конными эскадронами. Казаки и гусары вступили в рубку, и турки даже немного в самом начале прогнулись, немного попятившись. Но тут к ним на помощь поспешило сразу несколько алаев сипахов, разом переломив в свою сторону всю эту сшибку. Началось стремительное отступление.
– В сторону! Турки ломят! Тысячи их идут! – прокричал скачущий первым казак, чуть не снеся головной дозор роты.
Вдали бахали выстрелы и слышались крики.
– Рота, все в лес! – отдал команду Егоров, и егеря, рассыпавшись из походной колонны, кинулись в заросли.
– Молодцы! – воскликнул Суворов. – Там, где егеря горными тропами проскочили, потом пехотные полки наши пройдут! Главное, начало положить, давно в этих краях русский воин не бывал. Ничего, дай время, капитан, вышибем осман за проливы! Ну а у нас сейчас задача всё та же, что и раньше, твои стрелки, Егоров, весьма умелые и охочие до дозорной службы. Будете, как и раньше, идти впереди дивизии да примечать противника. Коли насядут на вас турки, так отходите в лес или к нашим полкам, а появится опять такая возможность, так снова вперёд продвигайтесь. Рядом с вами казачки и гусары разъездами будут скакать, вот с ними вы и дружите, всё примечайте и потом мне докладывайте. У полководца при хорошей разведке всегда преимущество, как у зрячего перед слепым. При наличии надёжных сведений можно загодя рассчитать, когда и где нужно штыковой удар колонной нанести, а где пушечную батарею выставить, чтобы подступающего врага картечью встретить. Вот вы и будете моими глазами. Ну всё, готовьтесь к переправе! Войска генерала Каменского уже её начали и вот-вот выйдут к Базарджику.
Глава 7. Козлуджи
– Первые заходят егеря особой роты, капитан Егоров, подводи своих к сходням! – крикнул командующий на временном причале майор. – Астраханский пехотный, не напирай, ваша очередь после гренадёров Козловского! Осаживай, осаживай назад, я сказал!
У реки стояла сутолока. Каждый командир старался переправить своих людей первыми, невзирая на утверждённый порядок очерёдности.
– Лёшка, друг, и вы тоже здесь?! – Из пехотных порядков выскочил капитан Троекуров. – Вместе, стало быть, опять воевать будем? Слышал я про твоё кавалерство и про новый чин, поздравляю, друг! Меня за компанию прошлого года вроде бы тоже на майорство представили, на батальоне вакансия открылась, да со столицы, из гвардейских, успел князёк заскочить. А-а-а, ничего, Шумлу возьмём, не уйдёт от меня новый чин!
– Отдельная рота Егорова, на погрузку! – донёсся крик от реки.
– Прости, Гриш, нас вон кличут, – развёл руками егерь. – Увидимся ещё, вместе же идём, поговорим! Побёг я!
– Давай, удачи тебе, Лёшка, береги себя! – хлопнул его по плечу земляк и нырнул в строй.
– Рота, на погрузку, вперёд! – крикнул, подбегая, Алексей. – Первая полурота с дозорным плутонгом на этот галиот. Вторая со всеми остальными на тот, что справа! Бего-ом!
Дум, дум, дум, дум, – застучали подошвы сапог о сходни. Через несколько минут первые два судна в сопровождении шхуны и двух канонерских лодок отошли от левого берега. На пристани пошла погрузка на суда и паромы гренадерского батальона. Чуть правее на больших казачьих лодках размещались мушкетёры из Черниговского и Суздалского полков.
Не доходя полсотни шагов до противоположного берега, шхуна и канонерки развернулись к нему бортом и, встав на якоря, ударили из всех своих орудий. Пара сотен турецких всадников, кучкующихся в месте предполагаемой высадки, развернули коней и с гиканьем устремились прочь. А вслед им пошла дальняя картечь.
– Рота, на берег! – Егеря выпрыгивали на мокрую гальку и сразу же разбирались в цепь. – Надеть штыки! Дистанция между парами три шага, вперёд!
Сто шагов этого берега были уже русскими.
– Стой! Положение стрельбы – с колена! То-овсь!
Конница турок, заметив новую цель и увидев, что артиллерия русских судов прекратила по ней бить картечью, выкатила из той редкой рощицы, куда она только что недавно зашла.
– Алга-а! – закричал высокий всадник с бунчуком, увлекая за собой в атаку акынжи.
– Дистанция четыре сотни шагов! – рявкнул Егоров. – Целься! Залпо-ом! Огонь!
Ба-ах! – по цепи раскатился залп из штуцеров и фузей.
– В каре! – рявкнул Егоров, забивая на ходу пулю в ствол штуцера.
Из-за спины стрелков послышались орудийные выстрелы, и над их головами прогудело несколько ядер. Шхуна с канонерками продолжили стрельбу, но картечью им сейчас бить возможности не было. Вполне можно было задеть на берегу и своих.
Поредевшие сотни накатывались с визгом и улюлюканьем.
– Огонь по готовности! Пли-и!
Четырёхугольник русских окутался пеленой от сгоревшего пороха. Полсотни ружей дали залп россыпью, выбивая передних всадников. Кони шарахались от гремящего выстрелами строя, ощетинившегося заточенными клинками.
Не-ет! Это были не беслы! Иррегулярная кавалерия, натолкнувшись на стойкого противника, развернулась и понеслась вспять. А на берег уже выскакивали гренадёры Козловского из подошедших судов.
– Ура-а! – под барабанный бой первая колонна русской пехоты пошла вглубь правого берега. Дивизия Суворова перешагнула через Дунай. Теперь ей предстояло совершить марш для соединения с дивизией генерала Каменского.
– Ваше благородие! Впереди деревенька небольшая, там вокруг выгон хороший, а на ём сотен пять конницы османов стоит, – докладывал Алексею Лужин. – Что, ежели мы их из леса обстреляем? Переполох знатный может получиться. Турка, похоже, ужо там к ужину готовится, котлы на костры расставила, коней стреножит. До темна-то часа с полтора всего осталось. Чаво им тут жировать, када у нас самих в брюхе бурчит?
Рота целый день после переправы двигалась ускоренным ходом на юг. Перекусили всухомятку на часовом привале, а потом опять двигались в сторону Базарнджика. Были две перестрелки с небольшими конными дозорами, но крупных сил перед дивизией не было. И вот сотен пять всадников. Это, конечно, не тысячный алай, но кровь пустить походной колонне или обозу своим неожиданным ударом они вполне смогут. «Да и опять же в животе бурлит», – хмыкнул про себя Алексей.
– Так, Федька, посылай десяток своего Шепелявого левее и чуть назад, – принял решение Егоров. – Там у малой речки гусарский эскадрон должен был в охват, в сторону Базарнджика идти. Пусть Бориска расскажет, коли на них там наткнётся, что он от меня, и вот эту записку старшему передаст.
Лёшка достал самодельный блокнот из кармана и, вырвав из него лист, чиркнул на нём пару строк карандашом.
– Если гусары к нам подтянутся, вместе сподручней ударить будет! А сам давай к тому лесу веди, из которого вы похлёбку османскую учуяли.
Турки действительно вели себя спокойно. Расположившись по-хозяйски на большом деревенском выгоне, они разбили полноценный полевой лагерь. Всюду там сновали люди, несли в бурдюках воду, ломали заборы у домов, тащили из сараев скотину и птицу.
– Шагов четыреста до первых костров будет, – пробормотал, присматриваясь, Егоров. – На самой предельной прицельной дальности расположились, а остальные так и вовсе не в убойной зоне. Так, если только попугать из леса маненько. Одно хорошо, с нашей стороны в лес они не лезут, возле себя по дрова шарят.
– А может, подползти шагов на двести, Алексий, – предложил Живан. – Тогда наверняка стрелять сможем?
– Ага, дадут они тебе подползти, дотемна ещё времени прилично, – покачал головой Егоров. – Тревогу караульные поднимут, и будем потом тикать к лесу обратно эти двести шагов. Лишь бы не посекли нас на открытом месте сабельками. Нет, будем пока ждать Бориску, а как гусары налетят, так и мы вместе с ними ударим.
Егеря второй час уже пускали слюни, глядя на костры конницы. Некоторые не выдержали и уже грызли пласты вяленого мяса вприкуску с сухарями. Начало вечереть, и видимость в лесу резко снизилась.
– Борька бяжит, Борька! – донеслось в стороне, и к командиру подбежал командир первого дозорного десятка.
– Вашбродь, нашёл, передал, всё, как велели, – доложился, заполошно дыша, егерь. – Чуть было не разминулся с эскадроном, хорошо, у них дозор краем проходил, чуть было не посекли нас вначале. А я им кричу: «Братцы, да русские мы, русские!» А они мне: «Какие вы русские?! На вас дранина какая-то сверху вместо мундиров!» – рассказывал Борька. – Ну я-то скинул свою лохматку, а под ей же егерский доломан, а медаль-то я с него не снял, горит моя медаля! «Командир отделения особой роты егерей главного квартирмейстерства армии!» – я им кричу. Ну всё-о, после того меня, значится, и признали наши.
– Молодец, сообразительный, – усмехнулся Алексей. – А сразу по-уставному доложиться не проще было? Ладно, что там дальше-то по гусарам?
– Ну-у, велели подождать там и к своим ускакали. Оттого-то времени долго и прошло, что ждали мы их охфицера гусарского. А потом поручик подъехал, он ещё вас, сказал, знает, бумагу взял, прочитал и нас ещё расспросил, как лучше на это село им будет выйти. «Бяги, – говорит – к Алексею Петровичу, передай капитану, что мы совсем скоро будем. Они от дороги намётом пойдут и, как только врубятся в первую заставу, просят, чтобы мы тоже сбоку по турке ударили. Говорят, не выдержат османы такого крепкого охвата, непременно они в панику ударятся.
– Всё понятно, – кивнул Алексей. – Хороший план, всё должно получиться. Поднимайте егерей, господа офицеры, будем растягивать длинную цепь.
Через несколько минут из леска по-пластунски выползло полторы сотни стрелков. В их задачу было сблизиться с противником на расстояние уверенного поражения стрелковым оружием, а для этого нужно было преодолеть две сотни шагов. На руку здесь было то, что вечерние сумерки размывали силуэты, да и у леса людские тени сейчас очень хорошо скрадывались.
В дали вдруг хлопнул один, второй, третий выстрел и послышалось дальнее ура! Турецкий лагерь тут же пришёл в движение, люди загомонили и забегали по поляне.
– Рота, встать! То-овсь! Це-елься! – отдал команду Егоров. – Залпо-ом, огонь!
Громыхнувшая выстрелами цепь послала первые полторы сотни пуль в турок.
– Заряжа-ай! – Алексей вырвал патрон и, скусив бумагу, сыпанул порох на полку. Сейчас нужна была быстрая стрельба. Через двадцать секунд он уже взвёл курок на своём штуцере. Многие его фузейщики тоже были готовы к стрельбе. – То-овсь! Це-елься! Ого-онь!
Залп за залпом посылали егеря пули к цели. В это время гусары, вырубив заставу и несколько оседлавших коней десятков, уже неслись по селу и поляне.
Стрелять больше было нельзя, на линии огня были свои. Егоров оглядел цепь егерей и отдал команду:
– Рота! Примкнуть штыки! В атаку! Ура!
– Ура-а! – заревели полторы сотни глоток, забегая османам во фланг. Прямого боя турки не приняли. Потеряв полторы сотни побитых пулями и порубленных, они, побросав всё, откатились по дороге на юг.
– Лёшка, привет! – обнимал Егорова высокий гусарский поручик. – Вот жизнь-то какая! Только два года назад с тобой на гауптвахте сиживали, а теперь во-он в одном бою были! Рассказывай, как ты! Да хотя слышал я про тебя! А-а-а, всё равно рассказывай! Пошли, я тебя к командиру представлю, он отчаянных храбрецов страсть как любит! Настоящий мой командир гусар, отчаянный, хотя и при штабс-офицерском чине!
Поручик Белозерский был таким же, как и два года назад, кипучую энергию, бесшабашность и весёлую удаль так и выплёскивало из него волной. Гусар, одним словом! Эту ночь Лёшка провёл в кругу отчаянных рубак. От их костров с наваристой османской похлёбкой уйти было невозможно. Вскоре сюда же подтянули и всех остальных офицеров егерей.
Второго июня 1774 года дивизия генерала-поручика Каменского взяла с боем Базарнджик и затем продолжила наступление вглубь османской территории. В направлении Шумлы от Гирсово шла и дивизия генерал-поручика Суворова. Оба этих генерала были людьми с характерами, и ни один из них не желал быть у другого в подчинении. Находясь на одной ступеньке Табеля о рангах, старшинство формально было за Михаилом Федотовичем Каменским. Ему второе генеральское звание было присвоено на год раньше, чем Александру Васильевичу. Но мы же знаем Суворова?! Чтобы я подчинялся этой бездарности?! Да ни за что!
Антипатия между этими полководцами будет сохраняться долгие годы. Один проведёт десятки победных битв и совершит переворот в военной тактике XVIII века. Он умрёт генералиссимусом на вершине своей славы, сокрушив французские армии в Италии и совершив фантастический прорыв через заснеженные Альпы. И это в семьдесят лет!
Другой в эти же годы получит чин генерала-фельдмаршала и, прибыв к воюющей с французами армии в 1806 году, уже через неделю отдаст неоправданный приказ к её отступлению, а потом и вовсе бросит свои войска, уехав в Россию. Только лишь из уважения к его возрасту и чину император Александр I не предаст Каменского суду.
Суворов будет драться до конца, не прогибаясь, и сохранит высшую честь и характер, даже находясь в опале. Он, физически надломленный последним Швейцарским походом, больной, оболганный и оклеветанный, сгорит в лихорадке в Петербурге, где до этого ему готовили торжественную триумфальную встречу.
«…Я готовлюсь отдать отчёт Богу, а о государе я теперь и думать не хочу…» – скажет он на смертном одре любимцу императора Павла I графу Кутайсову, который приедет, дабы потребовать отчёта о его действиях. Последние часы в горячечном бреду, по воспоминаниям современников, он вновь будет звать своих чудо-богатырей в атаку, в очередной раз прорываясь через Альпы.
Остроумный живчик невысокого роста, Каменский был храбрым и энергичным исполнителем, но никак не самостоятельным начальником. Он не знал меры в гневе. «Был груб и жесток, кусал своих солдат на маневрах, вырывая у них куски мяса зубами, велел раздевать пленных и обливать их водой, пока они не замёрзнут», – так вспоминал о нём историк Валишевский.
Русский мемуарист Вигель позже напишет, что из подражания Суворову «многие генералы гнались за оригинальностью, в том числе и граф Каменский, и этою юродивостью он ещё больше рождал в себе дурную славу».
С женою, как вспоминали современники, фельдмаршал обращался дурно, имея на её глазах любовниц. Московский его дом на Смоленском бульваре 17 «поражал соединением азиатской роскоши с европейской утончённостью и русской распущенностью».
Разные это были люди, да и умрут они по-разному. Граф Каменский будет убит в поместье, топором своего дворового, брата малолетней любовницы.
Но девятого июня 1774 года две дивизии генералов-поручиков встретились под Болгарской деревней Юшенлы. Дальше их путь на Шумлу лежал через небольшой городок Козлуджи. Перед ним находился большой Делиорманский лес, через который можно было проехать, только лишь минуя узкое дефиле.
Суворовские полки с марша вышли от деревни в сторону этого леса и расположились на бивуак. Перед ними туда проскакала дозорная казачья сотня. Обгоняя роту Егорова, для проведения рекогносцировки на местности в сопровождении гусарского и казачьего эскадронов проехал и сам Суворов со свитой своих штабных офицеров.
– Веселей, егеря, турки близко, разобьём их, потом отдыхать будем, а пока потерпите ещё, братцы! – подбодрил расступившихся на лесной дороге солдат генерал.
– Да мы-то что-о, вашпревосходительство! Мы-то к энтому делу уже привычные, это вон пяхота отстала! Видать, пока в деревне все колодцы не осушат, никак из неё не выйдут! – шутили в ответ егеря.
На лесной дороге дозорная казачья сотня столкнулась с турецким авангардом, шедшим по ней же навстречу русским. В узком дефиле завязался встречный бой. К месту сватки приблизился Суворов с бывшими у него под рукой двумя конными эскадронами. Казаки и гусары вступили в рубку, и турки даже немного в самом начале прогнулись, немного попятившись. Но тут к ним на помощь поспешило сразу несколько алаев сипахов, разом переломив в свою сторону всю эту сшибку. Началось стремительное отступление.
– В сторону! Турки ломят! Тысячи их идут! – прокричал скачущий первым казак, чуть не снеся головной дозор роты.
Вдали бахали выстрелы и слышались крики.
– Рота, все в лес! – отдал команду Егоров, и егеря, рассыпавшись из походной колонны, кинулись в заросли.