Егерь Императрицы. Граница!

Наконец по дорожке послышался глухой стук каблучков, и в беседку впорхнула она! Минутная заминка, Маша потянулась вперед, и он, обняв ее, прижал крепко к себе.

— Я думала, что никогда уже тебя не увижу, Алешка! — прошептала молодая, красивая женщина. — Ну а потом был этот страшный год с пришедшей из Москвы чумой. Мы сидели безвылазно в поместье, а я скучала там как дура. Ни тебе приемов, ни танцевальных балов и встреч с интересными людьми, одна эта угрюмая деревенская глушь и провинциальное дурачье вокруг. Мы только пару раз выбирались в Калугу к папенькиному другу из князей Салтыковых, и я там в упоении танцевала все эти вечера. Но все равно это же так скучно и убого, там даже не было приличного светского общества. Представляешь, даже и поговорить не с кем было!

— Зато сейчас вон сколько блистательных кавалеров и сиятельных дам вокруг, — усмехнулся Алексей, кивнув в сторону дворца.

— Хм, — хмыкнула Маша. — Ничего ты не понимаешь! Это для тебя, провинциального мальчишки, все они сиятельные и блистательные, а для меня, знаешь, так уже себе, одна сплошная серость! Во всяком случае, вот это все никак не сравнить с высшим петербургским обществом. Вот где, Лешка, настоящая роскошь и блеск!

— Да куда уж нам вас понять, — покачал головой Егоров. — Мы, сиволапые мелкопоместные дворяне, вообще в этом ничего не смыслим!

— Ну чего ты?! — толкнула его Мария. — Я тебя принимаю таким, какой ты есть, не обижайся на мои слова! А вообще, это даже интересно, мой друг юности — такой дикий и кровожадный солдат, который даже танцевать не умеет и вообще не разбирается в живописи и парижской моде!

— Офицер, — хмыкнул Лешка. — Офицер, и причем уже в майорском чине, сударыня, хотя, вообще-то, ты права, я действительно дикий и кровожадный. Не умею танцевать и вообще не разбираюсь в парижской моде. Со мной даже, пожалуй, и поговорить не о чем. Ты лучше рассказывай сама. Что там дальше было? Прости, перебил я тебя.

— Ну а что дальше? А дальше появился Владимир, чума как раз закончилась, и он вырвал меня из этой дыры, — вздохнула Маша. — Пусть он немолод и некрасив, но он смог мне дать то, чего я так хотела и чего заслуживала по своему статусу. И вот теперь я могу ни в чем себе не отказывать! Ты же не обижаешься на меня, что я так быстро тебя забыла? Ну сам пойми, Алексей, это все детство, все вот эти вот розовые обещания, вздохи, ахи и поцелуи. Это так глупо! Ну что ты мне вообще мог дать? Жизнь в маленьком съемном домишке, переезды из гарнизона в гарнизон! Ну не смеши меня! Ты правда так думал?! — и она мелко, прикрыв рот рукой, рассмеялась. — Лешенька, не будь смешным, все в этом мире имеет цену, а моя для тебя была слишком заоблачной в статусе жены. Но вот как очень, очень близкой женщины — тут все вполне даже может и быть. У тебя ведь нет никого на примете? Знаешь, а это ведь сейчас так модно в высшем свете и при дворе. Да и мой муж, я ведь его вообще по полгода, бывает, что не вижу. Он все время в своих длительных отлучках и занят этими самыми «государственными делами»! — произнесла она так иронично, как будто кого-то передразнивала.

Внутри у Алексея словно бы начали провисать такие натянутые ранее до самого предела душевные струны. Это была не его Маша! Той девочки, которую он любил своей первой юношеской горячей любовью, попросту не было, она давно умерла, пусть даже только у него в душе. Перед ним была красивая, холодная, коварная и расчетливая женщина. Пять лет прошло, как они расстались. И как же они повзрослели. А ведь он все эти годы пестовал и хранил в душе образ той милой, доброй, чистой и нежной девицы. Только одна Анхен смогла его отодвинуть. Вот кто действительно был милым, искренним и чистым человеком. Перед глазами промелькнул образ погибшей невесты, потом почему-то всплыло лицо Катарины, и он резко выдернул свою руку из горячих ладоней Воронцовой.

— Графиня, прошу вас меня простить. Извините, но я вынужден вас покинуть. Совсем забыл, мне завтра поутру убывать, и еще ждут «государственные дела». Прощайте! Честь имею! — Егоров вскинул руку к картузу и резко, так что волчий хвост хлестнул его по плечу, развернулся.

— Алексей! — позади раздался удивленный и обиженный оклик, а он уже шел в сторону выхода из парка.

Целый кусок с корнями был вырван сейчас из книги его жизни. «Ну почему мне так не везет с этими Машками?!» На душе было пусто и легко!



— Так, вот вам коробка с медалями для нижних чинов, пересчитайте их, сто семьдесят девять штук всего здесь должно быть, учитывая, что одну ваш егерь уже получил. Вот вам новое предписание и прогонные документы как лицу, состоящему в восьмом классе табеля о рангах, — адъютант московского генерал-губернатора пододвинул Алексею листы бумаги, заверенные большой гербовой печатью.

— Сто восемьдесят? Почему сто восемьдесят медалей? Так у меня в роте всего полторы сотни из нижних чинов по штату? — Егоров непонимающе уставился на штабного офицера.

— Господин премьер-майор, мое дело маленькое — это выдать вам все что положено и дальше продолжать работать, — вздохнул адъютант. — Там за дверью два десятка людей своей очереди дожидаются, причем даже в чинах полковников люди есть. Мы ведь вас и так вперед всех сюда пропустили. Вы лучше то, что вас сейчас интересует, в каком-нибудь другом месте уточняйте, хорошо? А наше дело маленькое. Да, и вот тут, тут и еще вот тут, во всех этих журналах распишитесь.

— Хорошо, хорошо, — кивнул Алексей. — Извините меня за эту задержку.

— Ничего страшного. И еще одно, Алексей Петрович, будете сейчас выходить, зайдите в коридоре в третью дверь справа, — офицер махнул в сторону выхода. — Там у вас вроде тоже какие-то формальности еще остались.



— Разрешите! — громко хлопнув дверью, Алексей с ходу заскочил в небольшую комнату и замер на ее пороге. Перед ним, вальяжно развалившись на широком стуле, сидел нога на ногу барон фон Оффенберг.

— Чинов наполучал. Саблю и кольцо, можно сказать, из рук самой императрицы принял. Все новые, только что начеканенные медали тоже себе заграбастал. А еще чуть ли не целый казенный тульский завод по выпуску штуцеров под себя подмял, — перечислял все последние Лешкины «грехи» Генрих Фридрихович. — Ты не обнаглел ли, майор Егоров?! Совесть-то хоть немного поимей!

— Ваше высокородие! — заорал восторженно Лешка. — Я тоже рад вас так видеть! Господин бригадир! Генрих Фридрихович, а я ведь искал вас! Поблагодарить, поздравить с этим самым бригадирством хотел! — Алексей чуть ли не пританцовывал от радости возле начальства.

— Но-но, Егоров, это что это за нежности! — барон отодвинулся подальше за стол. — Медали, вон, уронишь! Положи их на стол! И хватит уже тут козлом скакать! Ах ты лис! Ла-адно уже, садись давай, вижу, что искренне мне радуешься! Давай рассказывай, как у тебя там дела на Буге и вообще как тебе в отпуске живется? Ты же вроде у нас теперь господин землевладелец, — с хитрым видом подколол он егеря.



— Так вот он, весь наш участок общей длиной где-то около двадцати пяти — тридцати верст. Местность там в основном ровная, сплошной, голой степи нет, все в основном перелесками, густым кустарником, плавнями и зарослями камыша вокруг покрыто, — подводил итог своему рассказу Алексей. — Мы его условно разделили на пять примерно равных участков. На каждом из них начали создавать по одному малому земляному укреплению. Объезжаем, оглядываем, стараемся держать все как можно плотнее, но-о надежно все прикрыть своими людьми мне вряд ли удастся, господин бригадир.

— Что, совсем сырой этот Бугский казачий полк? — Генрих Фридрихович внимательно разглядывал самодельную карту пограничной линии, представленную Алексеем.

— Как боевая единица он, конечно, того, — вздохнул Алексей. — Совсем даже слабый. В боевых действиях во время войны участия почти не принимал, так, больше армейские наши тылы прикрывал, да дезертиров по степи ловил. А тут напротив нас двадцать восемь тысяч регулярного турецкого войска стоит. Мы и мявкнуть не успеем, если они на нас вдруг полезут.

— А для большего вы там и не нужны, — тихо, словно сам с собою, проговорил барон. — Только мявкнуть и быстрей откатиться. А дальше с противником будет уже регулярная полевая армия воевать. Вот какое дело, Егоров, этот мир был нам нужен так же остро, как и туркам. Поэтому, договариваясь с ними, и пришлось нам пойти на определенные уступки, пусть даже по второстепенным вопросам. Думаешь, чего это самый ближайший пехотный полк да и вся полевая армия стоит от вас за сто верст? А вот того, потому как договоренность такая была, что мы отведем, кроме ограниченных пограничных сил, все свои остальные войска от Буга. И выполнять мы ее будем, ибо нам пока нужно хорошо укрепиться после этой недавней изнурительной войны. Но, с другой стороны, нужно не допустить сношения гарнизона Очакова с татарами Крыма и выхода на наш левый берег Буга османских дозоров. А там, в Крыму, ситуация, Алексей, совсем не простая, — и он тяжко вздохнул. — Позиция нынешнего российского ставленника хана Сахиб Гирея очень слабая. В полную силу мы ему там помогать не можем и, дабы не слыть оккупантами, свои войска большей частью из полуострова вывели, оставив их только лишь в нескольких ключевых крепостях. И сейчас там идет ожесточенная внутренняя борьба, вмешаться в которую на этом этапе России было бы неразумно. Всему свое время. А пока вы должны держать эту линию и не давать проскакивать через нее татарам из Крыма и, соответственно, туркам из Очаковской крепости. Тут всего-то две с половиной сотни верст по прямой. На своей земле вы вольны бить чужаков насмерть, если что, мы вас тут обелим. Но на противоположную сторону лезть категорически запрещаю! Как бы вас там ни провоцировали. Ты меня, надеюсь, понял?

— Так точно, господин бригадир! — кивнул головой Алексей. — Я так разумею, что кроме тех трех десятков нижних чинов, коими вы расширили мою роту, больше нам подкрепления ждать не придется, и казачий новонабранный полк так и останется единственным усилением на всей этой пограничной линии?

— Совершенно верно, — подтвердил барон. — Правильно понимаешь, майор. Поставь мы сюда целый егерский батальон или еще один полк казаков, и жди тогда скандала на самых высоких дипломатических уровнях. Либо вообще открывать боевые действия на Буге придется. Для нас это пока, Алексей, совершенно непозволительно. Так что воюйте там тем, что у вас есть. Но, повторюсь, только лишь на своей территории и локально! Чтобы можно было представить свои действия как строго оборонительные.

— Понятно. План «А» по усилению пограничной линии не прошел, значит, приступаем к плану «Б», — тихо проговорил Лешка.

— Ты, блин, стратег доморощенный, а ну говори быстро и без всяких подколок, чего еще тут надумал?! — навис над ним бригадир.

— Ваше высокородие, никакое новое воинское подразделение мы ставить на этой линии не можем, — констатировал факт Егоров.

— Не можем, — подтвердил его умозаключение Генрих Фридрихович.

— Ну, тогда остается только увеличить кратно боеспособность уже имеющихся, — пожал плечами Алексей.

— Вот, я, собственно, так и думал, что с тобой обязательно до этого сейчас дойдет, — покачал укоризненно головой барон. — У тебя ведь и так в роте самое лучшее оружие и обеспечение. Ну вот чего тебе еще не хватает? Может, еще сотню-другую штуцеров в Николаевское подбросить?

— Да зачем, ваше высокородие? — усмехнулся Алексей. — Вы же сами говорили, что матушка императрица мне вот только недавно аж целый казенный оружейный завод из своей высочайшей милости пожаловала? А если серьезно, то как-нибудь пока и без них обойдемся. Я сейчас вовсе не за себя, я сейчас за своих соседей переживаю. Командир там, в общем-то, офицер неплохой и даже весьма боевитый, но вот кадрового костяка у него там, в этом казачьем полку, пока нет. Дисциплина среди личного состава сильно хромает, вооружение совсем слабое, да и обеспечения нормального тоже нет. Банда арнаутов какая-то, а не строевой казачий полк! А без них нам с поставленной вами задачей одним не справиться. Легкая кавалерия хороша своей оперативностью, которой пешим войскам как раз таки не хватает. Маневр, наскок, сшибка, отход, быстрое патрулирование и преследование — вот это все как раз-то и будет про них. Если нельзя добавить войска на линию, то переформируйте сам полк. Пять сотен донских казаков, влитых в его состав, из опытных и прошедших войну рубак, и вы вообще не узнаете его. Там господам офицерам даже не придется особо вмешиваться. Урядники, приписные и подхорунжие сами кому надо там быстро морду набьют. А кто-то из оголтелых безобразников вдруг с лошади неудачно упадет и шею себе случайно свернет. Так что порядок они там наведут, вы даже в этом не сомневайтесь!


— Хм, дончаки из боевых полков, говоришь, — усмехнулся барон. — А что, а ведь это хорошая мысль, Алексей. Ладно, подумаем, что можно сделать, это я обещаю. Но на все нужно время, казачки сейчас по родным станицам горилку глушат, песни орут да казачат делают. Им тоже отдохнуть от большого похода нужно. Так, еще немного, и мне нужно будет идти по делам. Давай, подводим итог. В июле следующего года ты проездом к себе заедешь в Елисаветград. Новым губернатором Новороссийской провинции назначен главный квартирмейстер фельдмаршала Румянцева генерал-майор Денисов. Засвидетельствуешь у него свое почтение, подашь вот этот конверт и пройдешь радостно туда, куда тебя их превосходительство пошлет. Надеюсь, он будет с тобой милостив, учитывая, сколько ему пришлось тебя прикрывать на Дунае. Большой надежды на него ты теперь не возлагай, у него ведь сейчас и своих забот море, а тут еще ты со своей Бугской линии на его плечи садишься. В общем, послали — улыбаемся и уходим. А вот при выходе тебя отзовут для обстоятельного разговора другие люди, вот им ты уже можешь жаловаться, клянчить и рассказывать все свои хотелки. У них уже будут на руках определенные и сильные бумаги. Поэтому тебя выслушают и чем-нибудь, но, думаю, сумеют помочь. Ну а потом ты двигаешь в Николаевскую и вешаешь на Буг большой амбарный замок с табличкой: «Прохода нет, господа османы, пограничная стража стреляет без предупреждения!». Ну, вроде бы пока все. Давай, Алексей, удачи тебе! Держись, мы в тебя верим!





Глава 5. Хозяйские хлопоты




— Ляксей Петрович, господин капитан! — инвалиды-ветераны наперегонки спешили к подъехавшей бричке. — Ой-е! — Потап, оглядывая командира, остановил взгляд на его новом, сверкающем золотом офицерском горжете.

— Здравья желаем, ваше высокоблагородие! — рявкнул первым сообразивший Карпыч. — Это вы, никак, в майорство в Первопрестольной вступили?

— Спасибо, Карпыч, вступил, потом все расскажу вам, — кивнул Алексей. — Вы распорядитесь, чтобы нам баньку затопили, мы с Васькой за эту неделю пути насквозь все пропотели и пропылились. И мужиков позовите, вон, Афанасьев им покажет, какие мешки захватить.

— Васька, а чего это у тебя за медаль такая антиресная? — Карпыч с любопытством оглядывал ромбовидной формы награду на яркой Георгиевской ленте.

— Дык сама амператрица мне ее в Москве пожаловала, — ответил старому солдату рыжеволосый Афанасьев. — Носи, говорит, Василий, новую награду, только самым справным моим солдатам я ее даю. Во, погляди-ка, чего на обороте у нее написано.

— По-бе-дите-лю! — медленно, по слогам прочитал Зубов.

— Видал? — Василий гордо расправил плечи.

— Видал, — подтвердил ветеран. Красивая, носи на здоровье, тебе еще служить и служить. Эхх. Не то что вот нам с Потапкой.

— Да ладно, ну чего ты, дядька, грустишь? Вам же тоже командир такие привез. Кажному егерю, кто в боях участвовал, говорит, самолично такую вручу. Нам их целых осемнадцать десятков по царскому указу выдали. Сама матушка амператрица о том повелела. Пущай, говорит, егеря особливой роты все до единого ее наденут. Потому как геройские они солдаты. А всем остальным пусть их позже дают. Во как!

— Однако! Ценят нас! Приятно, — покачал головой Карпыч. — Это у меня чего, четвертая уже в ряду будет?



— Озимые все уже давно сжали, Алексей Петрович, а после Ильина дня и за яровые взялись, — рассказывал при объезде полей обширного поместья Потап. — Урожай нонче у нас хороший. Серпов и кос в достатке. Пяток лошадок и еще два десятка коров, как вы уехали, я на ярмарке прикупил. По мельнице весь лес под ее стройку к нам завезли, кажную доску и брус мы с Карпычем там самолично руками ощупали. С четверть из всего, что притащили и что гнилым было, я наотрез отказался принимать. По нашему ряду ведь полный расчет с поставщиками только опосля всего завоза должен был быть, так что ужом они вертелись, но все одно не смогли ничего дурного нам подсунуть. Все самое лучшее только здесь оставили. Сейчас дерево пока сохнет, а потом, чего не успеет в стройку уйти, то мы прикроем от дождей. Так что, бог даст, и до следующего года здесь пролежит, ничего с ним не случится. Алексей Петрович, а чего это вы такое антиресное из Москвы привезли? Семена, че ли, какие?

— Семена, — подтвердил Егоров. — Жаль, к концу лета они ко мне в руки попали. Так бы и по весне их уже посадили, а теперь нужно будет до следующей посевной хранить. С хорошим человеком я, Потап, в Москве познакомился. Грамотный и с любовью к своему делу относится господин Болотов. Пару пудов семенного картофеля из голландских сортов и из своих личных запасов мне дал, около пуда семечек подсолнечника, ну и еще немного семян овощей и сортовой пшеницы. У нас, вон, до сих пор в полях одно- и двузернянку полбу продолжают традиционно сеять. Понятно, что эта самая полба — культура древняя и что она испытана временем. Вон, скажем, к той же засухе бывает устойчива. Но уж больно она низкоурожайная, если брать в сравнение с новыми сортами. Сведущие люди, которых зовут агрономами или же ботаниками, проводили постоянный отбор зерна из самых лучших растений и примечали при этом, у какого из них более прочный колос, а где и само зерно гораздо крупнее. Как оно вообще переносит засуху или, напротив, излишнюю влажность и, скажем, тот же холод. Устойчива ли культура к полеганию и не болеет ли она своими особыми болезнями. Да много чего умные люди себе на заметку брали, и в итоге, через несколько поколений они получили хорошие сорта пшеницы и прочих зерновых. Вот и мне этот ученый человек дал по небольшому мешку пшеницы мягкого ярового сорта «Русак», твердую «Черноуску» и под озимые посадки «Белоколоску». Там еще всякие семена, в основном из овощей, и самое главное — это три его книги, вернее, одна книга самого Болотова Андрея Тимофеевича под названием «О разделении полей». Ну и еще две брошюрки Императорского Вольного Экономического Общества по выращиванию картофеля и о произрастании всяких культурных растений в «частных российских наместничествах» тоже имеется. Будете теперь долгими зимними вечерами их с Карпычем читать.

В конце августа в поместье приехал выпускник Академии художеств по классу зодчества Владимир Долгов. Осмотрев выбранное под мельницу место и весь подготовленный строительный материал, он остался весьма доволен.

— Земная порода под будущим сооружением твердая, и сильно ее уплотнять или вообще закладывать там большой фундамент я смысла не вижу. Ветер здесь будет дуть в основном в одном направлении, а при его смене с нашей поворачиваемой башней поймать его будет несложно. Завтра же нужно нанимать артель плотников и приступать к строительству. Я к вам сюда на три месяца приехал. В начале декабря должен буду вернуться в Москву и приступить к планированию строительства дворцового ансамбля в Царицыно под руководством аж самого Баженова. Так что, Алексей, нам нужно будет здесь поспешать. Основную конструкцию мы должны будем отстроить уже до зимы, а вот самый ее верх, там, где надобна установка механизмов для поворота башни, нам придется отложить на более поздний срок. Сам понимаешь, на такой мельнице, как у тебя, потребуется подгонка особых металлических изделий для лучшей передачи энергии ветра и для вот этого самого точного ее поворота. Чертежи и подробные описания всех этих вот самых механизмов у меня с собой. Спасибо первому секретарю Вольного Экономического Общества Нартову Андрею Андреевичу, помог мне найти подробные описания и проекты лучших конструкций, уже работающих в Голландии и Франции. Так что теперь здесь дело только за нами. Я даже готов вам помочь деньгами, Алексей, если вдруг вы стеснены в средствах. Потом при случае отдадите, как только сумеете. Не забыли, какую большую премию мне матушка императрица пожаловала за наш проект на Ходынке? Если бы тогда не ваши подсказки, то такого успеха точно у меня не было бы. А сейчас меня зовут в десятки имений строить князьям и графам их дворцы. Но ваша просьба о помощи у меня на самом первом месте, я вам это уже летом говорил. Не забыли, надеюсь, наше с вами условие?

— Я помню, — улыбнулся Алексей. — Что-то вроде лучшей свойской еды и чистого воздуха?

— Да, совершенно верно, — кивнул зодчий. — А вообще, сознаюсь, есть в этом вашем проекте и моя частичка корысти. Если у нас все здесь получится, то позвольте мне упоминать этот ваш проект и предлагать его к строительству и у других состоятельных землевладельцев? Уверяю вас, на этом можно будет очень неплохо заработать. Как вы сами, господин майор, не будете против?

— Да нет, конечно, предлагайте и стройте на здоровье эти мельницы, — махнул рукой Егоров. — Здоровая конкуренция есть двигатель прогресса и мастерства. А у нас здесь, в Козельском уезде, я полагаю, в любом случае будет хорошая фора против всех остальных.

Прошла уборочная страда. Урожай был хороший, и, как обычно, большую его часть отдали оптовым зерновым скупщикам. Выходить на розничную или на мелкооптовую торговлю было хлопотно, для этого были необходимы нужные связи и вообще требовался опыт в таком деле.

— Потап Савельевич, Иван Карпович, все хозяйство мы здесь с вами будем перестраивать на новый лад, внедряя в полеводство не только новые сорта зерновых, но и вообще новые культуры, — ставил своим управляющим задачу Егоров. — Озимую «Белоколоску» мы уж в августе посеяли, а весной еще заложим те два небольших участка на том опытном поле возле Малиновки, которые только недавно выбрали. Там же и под подсолнечник, и под голландский картофель будет отведена земля. Весь урожай с них вы следующим летом собираете и закладываете на семя, и только со следующего года можно будет отбирать его уже на продажу. К тому времени у нас уже будет работать мельница, поэтому всю выходящую муку разделяете и продаете отдельно. А я вернусь в роту и предложу переехать к вам сюда нашему Курту. Думаю, он не откажется, учитывая, что мы ему отстроим здесь хорошую мастерскую и предоставим все условия для работы и для жизни.

— По зерновым и даже по новым огородным культурам нам все понятно, Ляксей Петрович. А чего с цветком этим, с подсолнечным, вы прикажете делать? — поинтересовался Карпыч, поглаживая свой протез. — Неужто только для красоты мы его тут станем выращивать али чтобы бабы энти самые семечки щелкали на завалинках?

«Вот что значит отсутствие знаний и опыта в сельском хозяйстве, — думал с досадой Егоров. — Знал бы наперед, что такое ему пригодится, так кучу бы книг по этой теме перечитал».

А так, что у него вообще осталось в голове из перспективных культур, пригодных для выращивания в средней полосе России?

Сахарная свекла — вполне себе даже интересное растение, учитывая, что сахар сейчас весь ввозной, тростниковый. Он стоит бешеных денег, и близко не являясь конкурентом для меда. Но только вот незадача — как самостоятельной технической культуры сахарной свеклы еще пока нет, и если он не ошибается, то нужно еще около полстолетия, чтобы она появилась. Какой-то там ученый пруссак над этим вроде как должен был уже начинать работать, но то, что сейчас есть на руках, это лишь жалкое подобие настоящей сахарной свеклы, и этого самого сахара из нее при всем желании пока еще никак не получишь. Хотя, конечно, сама по себе мысль интересная, и на заметку, на перспективу ее взять можно.

Далее, махорка, или деревенский табак. Ее уже и сейчас выращивают у себя голландцы, и со временем она попадет в Россию, где после нехитрой подготовки в виде ферментации и сушки будет недорогой курительной смесью для любого простолюдина. Можно ли на этом заработать? Можно. Но не хочется. «Не мое это — дрянь всякую на Родину тащить. И так найдутся те, кто и без меня это сделает», — отверг саму мысль о выращивании махорки Алексей.

Так, что у нас еще есть в запасе? Ну, вот, скажем, картофель, из него очень хороший и достаточно недорогой в производстве крахмал получается. Да и как пищевой продукт его тоже можно внедрять, но так, чтобы не «напрягать» при этом сильно людей. А то потом скажут, что их барин «земляным чертовым яблоком» своих крестьян травит. Неспешно действовать надо, разъясняя все достоинства этого овоща и показывая, как его вообще нужно правильно готовить. Да хотя бы даже пока что скотине его скармливать, предварительно перед тем отваривая. Так, что там еще у нас есть?

Кукуруза. Вон как в Валахии и в Румелии ее активно выращивают. И у нас эта культура тоже, конечно, уродится, только, опять же, все это сопутствующий и малоприбыльный продукт. Большие деньги на ней никак не сделаешь.

И вот он, последний и главный козырь его послезнания — подсолнечник. Алексею Егорову из 21-го века несказанно повезло, что его бабушка и дедушка по отцовской линии были родом с Белгородчины, из города Алексеевка. Именно в этом городе в тридцатых годах девятнадцатого века крепостной крестьянин графа Шереметьева Даниил Семенович Бочкарев и начал добывать масло из этого самого подсолнечного цветка. Раза два Лешке довелось бывать в том местном музее, которым так гордились Алексеевцы, и все, что рассказывали ему экскурсоводы, мальчишка прекрасно запомнил.

Родина подсолнечника — Северная Америка. Индейцы добывали из него красители, а инки даже поклонялись ему как священному цветку. В Европу этот «солнечный цветок» завезли испанцы, и он долгое время был сугубо декоративным растением, радуя глаз и произрастая на клумбах и в палисадниках.

В Россию подсолнечник попал в начале восемнадцатого века. Вроде бы как сам царь Петр, обучаясь в Голландии корабельному делу, заприметил невиданный им ранее яркий цветок и приказал взять его семена с собой да и посеять в своем государственном аптечном огороде. Уже через три десятилетия он рос почти в каждой помещичьей усадьбе и служил там украшением. Потом его распробовали крестьяне и начали грызть его семечки.

Первым, кто увидел в нем не только украшение для палисадников, но и сельскохозяйственную культуру, был академик Севергин. Он предлагал делать из него местный заменитель кофе, использовать как корм для попугаев и даже давить масло, или, как он это называл, «растительный жир».

Ну и, собственно, сам родоначальник масляного подсолнечного производства — это крестьянин Даниил Бочкарев. Подсолнухи в девятнадцатом веке росли во многих палисадниках вместе с остальными цветами и были очень популярны у местных крестьян. Их любили и взрослые, и дети, лузгая вечерами на деревенских завалинках. Даниилу тоже очень нравилось грызть обжаренные семечки, и, будучи от природы человеком весьма любопытным, но и в то же время практичным, он заодно размышлял: «А как же можно еще и извлечь из них пользу?».