Егерь Императрицы. Граница!

— Чаво, болит, да, Савельич? Ну извиняй, не хотел я тебя тормошить, — вздохнул огорченно Кузьма.

— Да не болит, — отмахнулся в сердцах Елкин. — Говорю же — ноет она, и, ты знаешь, так ведь ноет, как будто бы вся стопа у меня там на месте. Вот кажный пальчик я на ней прямо сейчас чувствую. Но лучше уж так, Кузя, чем бревном на нарах лежмя лежать али на одной ноге или, вон, на костылях скакать. Ничего, приноровлюсь еще, всего-то десятый день ведь, как мне его сладили. А с тросточкой я прям как господин, такой важный. Сам ведь Ляксей Петрович меня ею одарил! Ох, и золотые руки же у нашего немца, Кузь! Вот бы и Карпыча еще найти, он и ему, говорит, тоже протезу на его руку сделал.



— Ну, как вы разместились? Теплого достаточно, может, еще надо пару полушубков принести? — беспокоился за Милорадовичей Егоров.

На предпоследних санях сидел с вожжами сам дядька Михайло, а за его спиной примостились сестренки.

— Алексий, садитесь к нам? — озорно сверкнув глазами, выкрикнула бойкая Милица. — Нам тут в тулупах жарко, это вы, вон, все ходите на морозе. Пойдемте к нам, а Катарина вас согреет, у нее вон какой большой тулуп. Да ее саму и без того изнутри хорошо греет! — и она громко ойкнула, получив от старшей сестры подзатыльник.

— Ну коли вы тут шутки шутите, значит, не замерзнете на морозе. Шутка — она превосходно кровь гоняет, — усмехнулся Лешка и зашагал в хвост колонны. Здесь седлал коней сборный десяток под предводительством поручика Бестужева.

— Александрович, ну все, как мы раньше и договаривались, одна пятерка идет впереди нас верстах в пяти по дороге. Пусть оглядывают там все вокруг. Татар здесь, конечно, уже не будет, но все равно держим ушки на макушке. Сам знаешь, в лихое время разбойничков всегда много бывает. Где-то беглые дезертиры в стаю сбились, а где-то и местные могут шалить, оружия-то полно после войны здесь осталось. На кровь люди за эти годы вдоволь насмотрелись, и для них она все равно что водица стала. Сами вы никуда не лезьте, действуйте только лишь как разведка. А мы, если что, в полторы сотни стволов потом любого непонятливого убедим, чтобы он поперек нашего пути не вставал. Обед перекусываем на ходу, ну, или на малом привале, а вот для ночлега нужно будет хорошее место уже выбирать. Если доброе селение по пути есть, то договаривайтесь в нем о постое и о домашнем горячем ужине, за него мы платим, не скупясь, серебром. У селян и скотина, и зерно должны быть. Им и на ярмарку ничего не надо везти, все мы купим у них и так по доброй цене. Если же надежных селений по пути нет, то ищите место под открытым небом. Лишь бы оно от ветра было защищено, ну и дрова рядом с ним были. Если нашли, то костры зажигаете и ждете нас там. А там дальше все сообща ужин готовим и на ночлег устраиваемся.

— Да, все, как и обговаривали, — кивнул Бестужев и отдал команду своему десятку садиться в седла.

— Вроде бы все готово, ваше высокоблагородие, — Алексей подошел к группе провожающих.

— Документы и предписание с собой? Провиант и деньги на питание и на обустройство сполна получены? — фон Оффенберг внимательно оглядел колонну.

— Так точно, господин полковник, — подтвердил Егоров. — Яков Семенович все, что полагается, нам выдал, и даже более того. Новое обмундирование мы пока надевать не стали, это и так за такую долгую дорогу все поизносится. Вот на Буге-то мы все и переоденемся. А так-то оно и сейчас добротное, хотя, конечно, и подштопанное весьма.

— Ну ты и плут, Егоров, — усмехнулся Генрих Фридрихович. — А кто мне давеча все уши прожужжал, что у твоих солдат после Балкан вообще носить нечего и они, как оборванцы арнауты, у тебя ходят?

Лешка покраснел и опустил глаза в землю.

— Вы мне его в интендантство отдайте, господин полковник, — хмыкнул Филиппов. — Вот ведь из кого добрый тыловик получится, зря он тут в егерях прозябает. Я здесь прошелся по саням, и чего там только у него нет! В них уже и на вторую роту, небось, оружия и всякой амуниции хватит.

— Ну ладно, давайте прощаться, а то морозец вон как щеки щиплет, застудите еще людей! — Генрих Фридрихович пожал крепко руку капитана. — Помни, Алексей, нам этот Бугский рубеж крепить очень надежно надо. Чтобы ни один конный разъезд турок к нам за реку заскочить с правого берега не мог! По тому, как вы его держать в руках будете, так о всех нас судить османы станут. На своей земле ты бей их смело, потом, если что, предъявим трупы османскому начальству. Но вот на чужой берег вы сами не лезьте и на провокации не поддавайтесь, дабы вас в невыгодном свете потом не выставили. Ну ладно, ты все инструкции уже сполна получил. Начальства на новой земле, как такового, устойчивого пока еще нет, а как только его назначат, так соответствующие бумаги о вас и оно получит. Командиру бугского казачьего полка премьер-майору Касперову все указания по совместной службе с вами уже отданы. Ну ты и сам там на месте постарайся уж с казаками добром поладить, вместе ведь службу придется нести. Все, давайте уже трогайте, легкой дороги вам!

Лешка быстро обнялся с Митей, Милюткиным Сергеем, еще с парой офицеров и побежал к своей колонне.

— Пятерка Лужина, вперед! — скомандовал Бестужев и пристроился сам с другой в хвост колонны.

— Рота, марш! — крикнул Алексей, и строй егерей колыхнулся.

«Тысяча верст пути, — думал он, оглядывая своих людей. — Не шутки. И успеть на место нужно до марта месяца. Если вдруг какая задержка случится, едва ли легко до Буга доберемся». Уже недели через три начнет хорошо теплеть, а потом и вообще может дождь пойти. Ладно хоть в этом времени чуть прохладнее, чем в далеком 21-м веке. Но все равно нужно постараться идти как можно быстрее. И дней пять держать про запас.

Урзичени, Фокшаны, Бырлад, Хуши шел обоз по зимнему валашскому пути. Не доходя десяток верст до Прута, передовую пятерку обстреляли из густой буреломной рощи. В старших был Федор Лужин, егерь опытный и сторожкий. Он и сам не понял, почему остановился перед опушкой и почему не повел свой дозор по узкой лесной дороге. Упала шапка снега с раскидистого куста, мелькнула какая-то тень, и в сторону пары посланных для проверки всадников ударило из-за деревьев несколько выстрелов. Егеря резко развернулись и подскакали к Цыгану.

— Данилка, к капитану с вестью, быстро! Прошка, отводи лошадей, чтобы не побили, — отдал он команду. — Боря, Ваня, вы со штуцерами за мной!

И вскоре хлестко ударили нарезные стволы. Через четверть часа подоспевшая рота россыпью вошла в лес. На снегу, под деревьями лежало три трупа, да еще пара кровавых следов уходила в самую чащу.

— Десятка три всего их было, — докладывал Лужин. — Мы по следам на пару верст в лес за ними зашли, но догнать так и не смогли. Вы же сами не велели далеко от дороги отрываться. А так бы можно было всех, кто там был, к ногтю прижать.

— Да зачем на них время тратить, еще и пулю шальную ловить? — кивнул капитан на уложенные в рядок трупы. — Довольно, проучили немного, теперь это уже забота для турок будет. И не определишь ведь, из каких они сами. Тут сейчас так всего понамешано! Ладно, до реки пара часов пути всего осталось, нужно ее засветло миновать, а на левом берегу мы на ночевку вставать будем. Трогаем, — распорядился он для всех. — Пластуны идут россыпью по придорожным кустам. Оружие всем держать наготове! Колонна, вперед!

Река Прут была скован льдом, и к вечеру обоз ступил ногой на молдавский берег. Передовой дозор уже скакал к нему обратно от небольшого, всего в несколько изб, селения.

— Ваше благородие, все грязное там, бедное, вот только трех баранов смогли у молдаван сторговать, да еще большой круг сыра и пару караваев, — доложился Лужин. — Может, ну их, эти дымные избы, господин капитан? Лучше уж здесь, у реки, заночевать? Там вон, в шагах трехстах у небольшого леска низинка одна хорошая есть, мы уже ее оглядели. Ежели там лагерь свой поставим, то ветром нас точно продувать не будет. Дровишки совсем рядом, лед топорами раздолбим, так что и из ручья можно будет воду набирать.

— Веди, — кивнул капитан, и обоз отклонился от тракта чуть вправо.

Располагались, как обычно, защищенным бивуаком. Все у егерей за этот долгий путь было давно отработано, и каждый из них знал свое дело. По внешней стороне лагеря ставились десять саней, а между ними размещали связанные между собой рогатины. В центре разжигали костры и устраивали временные укрытия из натянутых на колья парусиновых пологов. На кострах, в медных котлах кипела наваристая баранья похлебка, а рядом травяной отвар. Уставшие люди ужинали и, укрывшись пологами, прижимались друг к другу.

— Алексий, а расскажи нам, как там, в Руссии? — попросила Милица. — А то Катарина, вон, стесняется, а нам ведь это так интересно! Правда, что у вас из-за сильных холодов и метелей народ весь год ходит в шубах, а на площадях и перекрестках каждый день вешают людей и рубят им головы? Что все сплошь безграмотные, а с утра, как только встали, и перед ночным сном все, и даже женщины с детьми, пьют крепкое хлебное вино, чтобы только не замерзнуть?

Лешка замер, немного не донеся ложку ко рту.

— Ну да, а еще у нас по улицам медведи свободно гуляют, а курицы золотые яйца несут.

Девчонки открыли широко глаза и замерли в изумлении.

— Мифы это все, сказки и выдумки, — усмехнулся Егоров. — Россию из-за ее огромности традиционно боятся и не любят, а для невежественных людей специально рассказывают всяческие небылицы. Вы ведь сами культурные дамы? Вот даже и сейчас, пока Живан нас не слышит, мы с вами на турецком языке разговариваем. А ведь я самый что ни на есть необразованный из всех наших офицеров. Один у меня учитель-француз был, да и то он от такого вот ученика через три года сбежал. Вы приняли Российское подданство и едете в огромную, великую страну, которая уже сейчас стала для вас новой Родиной.

Развею для начала ваши мифы. Круглый год в шубах у нас никто не ходит, ибо с апреля месяца в большинстве российских губерний в них просто-напросто запаришься, и надевать их снова можно будет лишь в ноябре, а все это время между вот этими самыми месяцами стоит обычная теплая погода. Ну, она, может, чуть-чуть только прохладнее, чем у вас в Сербии. В южных наших губерниях произрастают виноград, персики, абрикосы, ну и прочие теплолюбивые культуры. Наше место за Бугом как раз вот таким и будет. Казни в Российской империи — явление крайне не распространенное. В последний раз массово рубили головы во время стрелецкого бунта при Петре I, а было это аж чуть ли не сто лет назад, ну, пусть даже немного меньше. За великое какое злодеяние, такое как, например, убийство, злодея казнить, конечно же, могут, но и то после искреннего раскаянья его, скорее всего, отправят в Сибирь на вечную каторгу. Матушка императрица у нас — монарх просвещенный и очень не жалует казни. В отличие, кстати, от Европ, где пачками вешают или рубят головы. У нас для такого приговора это еще сильно постараться нужно, чтобы получить. По грамотности вы и сами уже, наверное, все поняли. Среди людей вольных уровень образования у нас очень высокий, мало какой дворянин не знает несколько языков, на которых он и писать, и читать, и грамотно изъясняться может. Но вот с низшим сословием, таким, например, как крестьянство, тут, конечно же, все хуже. Хотя, сдается мне, в наше время практически всюду простолюдины не блещут большой грамотностью. Вы возьмите вот ту же Османскую империю, в которую Сербия входит в качестве провинции. Или, вон, соседнюю Австрию. Везде ведь все одинаковое.

Ну а по поводу пития крепкого хмельного — это уже и вовсе, я вам скажу, грубый навет. Царские кабаки в стране есть, и, соответственно, пьяницы тоже имеются, но вот подавляющая масса народа к хмельному почти не притрагивается. Только лишь на самых больших праздниках, да и то взрослые мужики, вошедшие в самую силу, чарку-другую только позволить себе могут. Для молодежи из народа это и вовсе непозволительно. Ну, в дворянстве, конечно, немного по-другому, хотя тоже чрезмерного пьянства нет. Я, вон, первый раз только лишь после полгода службы позволил себе выпить хмельного, да и то когда мне первый офицерский чин дали. Хорошая страна — Россия, дорогие дамы, великая, красивая, и народ в ней добрый. Вы примите ее как свою Родину, и самим же тосковать не придется по Сербии.

К костру подошел Живан и на практически идеальном русском языке выразил возмущение:

— Я требую говорить все время только на русском. Все со мной соглашаются и за моей спиной сами же бурчат на чужих языках. А кто-то из тех, кто сам же меня в этом и поддержал, им еще в этом и потакает! Ай-я-яй, как же нехорошо! — укоризненно покачал он головой, поглядывая на Лешку. Тот покраснел, извинился и, сославшись на необходимость проверки караулов, быстро ушел от костра Милорадовичей.


— Эх, Живан, Живан, — вздохнула Милица. — Ну, говори нам теперь сказка перед сном на русский. Ты выгнал такой хороший жених, — и она, фыркнув, закрыла губы ладошками.



В Кишиневе, стоявшем примерно на половине пути, сделали большую двухдневную остановку. Людям нужно было отогреться, помыться и просто отдохнуть в жилье после двух недель дороги. Да и лошади тоже требовали передышки.

Пожалуй, меньше всего удалось передохнуть тыловой команде Ускова. Помимо устройства людей им требовалось запастись провиантом для людей и кормом для лошадей. Их тут удалось прикупить по случаю еще целых одиннадцать голов.

— Видать, с наших кавалерийских полков были ворованы, — кивнул Лужин на стертые клейма. — Вона какое тавро у них на шкурах было выбито.

— А ты почем знаешь, Федька, что они с наших? А можа, они с татарских али даже вообще из турецких табунов, — возмутился Усков. — Чай тут ведь тоже басурмане аж целыми алаями проскакивали, а на их лошадях ведь тоже всякое тавро ставили. Нам, Федя, без подменной тяги совсем худо скоро придется. Сейчас вот припекать солнышко начнет, и скотина тогда быстро из сил станет выбиваться. Чаво, сам, что ли, за оглоблю возьмешься?

— Надо будет, так и возьмусь, и хомут конский на свою шею надену, чтобы все дотащить, — буркнул, насупившись, пластун. — Да ладно, все правильно, Степан, чай далеко уже от большого начальства будем. Не придерется оно к этим клеймам. А нам на кордонной линии хорошо могут лошадки пригодиться.

Восьмого февраля ротный обоз вышел из Кишинева по восточной дороге и уже через два дня переправился через Днестр. Теперь ему было нужно сделать большой полукруг, огибая турецкие владения перед Очаковым. Совсем рядом было море, и, на счастье переселенцев, пока что дул северный ветер, прилично выстужая землю. И только в двадцатых числах февраля перед переправой через реку Телегул он сменился на юго-восточный, и сразу же пахнуло по-весеннему. Время ночевок пришлось сократить, и к Бугу сани подкатили по уже сырой и оплывшей от большой влаги дороге.

— Ну что, Макарович, поглядели, можно будет переправляться? Какой там лед? — спросил у опытного унтера Егоров.

— У берега он со всю ладонь шириной, вашбродь, — доложился старший сержант. — А вот у середки промоины есть, и в нескольких местах там ледок ну совсем уж тонкий. Пешему-то пройти с осторожностью вполне себе можно, а вот с гружеными санями будет рискованно. Опасаюсь я, Ляксей Петрович, можем мы потопить там все. Хуторок рыбацкий чуть выше по течению стоит, так я Федюню к нему послал. Местные же там люди. Неужто на тот берег санями они не ездят? Должны они знать все удобные здесь пути, и где лед понадежней, и где промоин, опять же, на нем нет.

Переправа заняла времени гораздо больше, чем ранее планировалось. Седоусый дед в рваном своем полушубке и в старой овчинной шапке от серебра отказался наотрез и ткнул пальцем в ружье на плече у Данилки.

— Ого-о, а можа, ты еще и штуцер запросишь! — возмутился Лужин.

Дед равнодушно пожал плечами и развернулся в сторону своего хутора.

— Подожди, отец, будет тебе ружжо, — усмехнулся капитан и кивнул Ускову. — Давай, Степан, тащи сюда старую фузею. Да знаю я, что у тебя в заначке пара десятков стволов там имеется. Так что не жмись, главное, это нам надежно переправиться, а себе мы еще хороших стволов потом добудем.

Дед вел обоз по Бугу уверенно, даже и не оглядываясь себе за спину. А за ним с большой дистанцией друг от друга разобравшись в длинную россыпную колонну, следовали егеря и гражданские. На санях остались лишь только возничие. Лед скрипел под полозьями и даже слегка потрескивал, но все обошлось, и на противоположный берег выбрались без происшествий. Дед на благодарность капитана ничего не ответил и только лишь кивнул головой. Затем он оглядел ствол фузеи, сноровисто открыл полку ударного замка, щелкнул курком и, так же молча перекинув ружье через плечо, пошел по речному льду на свой берег.

— Ох ты птица-то какая важная! — фыркнул Федька и вскочил в седло.

Два последних дня этого долгого пути отряд шел к югу под мелкие струйки дождя. Как обмолвился ранее интендант, теперь впряглись в сани все. Как такового снега уже в степи не было, и полозья шли по жидкой серой каше с натугой. Двадцать восьмого февраля, к обеду отдельная особая рота егерей, наконец-то, достигла станицы Николаевской. Теперь можно было размещаться на новом месте и начинать пограничную службу.





Часть II. Бугская линия




Глава 1. На новом месте




— Вон там наши старшие сидят, — встреченный на околице казачий урядник в грязной и изношенной одежде указал на единственный в станице большой каменный дом.

Лешка в сопровождении Живана и ротного интенданта пошлепал по дорожной каше к нему. По дороге им встретилось несколько групп разномастно одетых казаков. Вид они имели весьма невзрачный, многие были навеселе. На отношение к военным людям указывало лишь наличие у многих сабель и засунутых за пояса пистолей. На крыльце дома стоял высокий худощавый офицер в форме пикинерского конного полка.

— И найдите мне уже этого борова, — орал он, потрясая кулаком перед двумя казаками. — Ежели через час вы его сюда, живого или мертвого, не доставите, можете до следующего Рождества все про свое жалованье забыть! Распоясались вконец!

— Ваше высокоблагородие, разрешите представиться, капитан Егоров, отдельная рота егерей, — Лешка, заметив на офицерском горжете золотой ободок, вскинул ладонь к картузу.

Майор внимательно, молча осмотрел его с ног до головы и вскользь пробежал глазами по сопровождавшим.

— Ну вот, хоть в первый раз за долгое время людей, похожих на настоящих военных, вижу, — буркнул он и козырнул в ответ. — Премьер-майор Касперов Сергей Федорович, командир Новонабранного Бугского казачьего полка. Была бумага о вас, но, честно говоря, ждал прихода не раньше лета. Пошлите в дом!

— Вино будешь? — майор налил из глиняного кувшина с узким горлом в четыре кружки и пододвинул их ближе к егерям. — Давайте, что ли, за знакомство!

Лешка хмыкнул и, пригубив, поставил свою кружку на место. Живан с Усковым к своим даже и не притронулись.

— Вона как?! — Касперов пожевал губами и внимательно их опять оглядел. — Значится, за знакомство вы пить со мной не желаете. Ну-ну!

— Сергей Федорович, не обижайся, — улыбнулся примирительно Алексей. — Егерям хмельное не положено. Нам все время твердая рука и глаз нужны.

— Скажите на милость! — буркнул тот. — А мы что, пьяницы какие? Ладно, от меня чего хочешь? Сам знаю, что моему полку вы не подчиняетесь, особо о том в бумаге от высокого начальства обговаривалось.

— Да мы познакомиться, чтобы в ладу, по-соседски нам жить. Про вас говорили, что вы разумный, боевой офицер. Из Елисаветградского пикинерского полка сами вышли, — уважительно произнес Егоров. — Вместе же от османов нам эту линию дальше держать. А вы-то тут давно уже стоите, в отличие от нас. Всю округу, небось, от Ингула и до моря знаете.

— А то как же! — важно кивнул майор. — А ты про меня, я смотрю, все прямо знаешь, видать, ушлый не по годам, — то ли осуждая, то ли, наоборот, одобрительно проворчал он. — Было дело, эскадроном командовал в родном Елисаветградском. Да вот уже год как после ранения под Селистрией над этой бандой начальствовать поставлен, — поморщился он. — А как мне еще ее прикажешь называть, капитан? Банда — она и есть банда. Собрали этот полк еще турки в шестьдесят девятом из арнаутов христианского вероисповеданья: молдован, валахов, сербов, армян, греков и болгар. Уже через год он перешел на нашу сторону и особыми боевыми делами не блистал. Сейчас я набираю в него людей из ингульских казаков и из тех крестьян, которых разрешено выкупать у помещиков с верховьев Буга. Но их пока едва ли у меня половина будет. Порядка в нем никакого нет, форма единая еще не получена, доброго оружия мало, а жалованье в прошлом году вообще один раз только давали. Бардак кругом! — ударил он по столу кулаком. — Да ладно, чего уж там, офицеров и унтеров у меня настоящих совсем маловато, а с местными все равно никакого порядка не будет. Я к генерал-губернатору уже третий рапорт с просьбой о всем необходимом для службы отправил, но ты сам же знаешь, как у нас все такие дела решаются! Хорошо хоть турки себя покамест совсем тихо ведут. После заключения мира, как им за Дунаем по сусалам надавали, так они присмирели маненько, но все это, капитан, до поры до времени. Уж я-то их натуру хорошо знаю. Ну а теперь давай по нашим земным делам поговорим, — и Касперов с прищуром посмотрел на Алексея. — Вот этот дом, где мы сейчас сидим, я тебе, Егоров, не отдам. Хозяина и всю его семью еще в первый год войны здесь зарезали, а я его, как только сюда зашел, сразу же занял и из своих личных средств немного подлатал, пока местные все в нем вконец не раскурочили. Здесь у меня и полковой штаб, и жилье для моих старших офицеров. Станица эта большая. Так что найдется где вам в ней разместиться. А чтобы с вас втридорога не брали, ну и всякие там житейские вопросы проще было решать, дам я вам на пару дней своего интенданта. Он сам будет из местных, и на удивление честный, так что поможет во всем с обустройством. И мой вам совет — осмотритесь, обживитесь здесь пока, а как все просохнет к маю месяцу, вот там уже и начнете пограничную службу на линии нести. Микола! — вдруг громко выкрикнул он и потом, выйдя в коридор, опять несколько раз проорал это же имя. — Чтоб тебе пусто было! Куда опять запропастился?!