Глазомер! Быстрота! Натиск!
Часть 11 из 26 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Эх, дядя Ваня, дядя Ваня, – вздохнул солдат. – Каши с хлебом через край – и под елью с нею рай. Каши с хлебом ни куска – и возьмет тебя тоска.
– Иди уже – тоска! – фыркнул повар. – Как всем остальным ведь порцион поклал, ничуть даже не меньше. Сам же знаешь: брюхо не мешок, кашу в запас не положишь.
– Шевелятся в последнее время турки, вылазку за вылазкой предпринимают, – проворчал капитан Кулгунин, следуя во главе роты. – Вы, господа, на стороже всегда будьте, – кивнул он полуротным командирам. – А ты, Федор, не чурайся к советам опытных унтеров прислушиваться. И все эти полковые пехотные замашки в гноблении солдат лучше бы выбрось. Это тебе не болванчики в строевых плутонгах, которые без окрика да команды капрала и шага сами не сделают. Тут стрелки-егеря, которые привыкли прежде головой думать и принимать самостоятельно решения в бою. А ты им палкой, вон, грозишь. Не принято так у нас. Уже ведь второй месяц как с Полоцкого пехотного к нам сюда перешел. Свыкнуться бы уже с порядками пора. Колокольцева, вон, мелкими придирками замучил, тот даже руки опустил, в рядовые опять просится.
– Понял я, Олег Николаевич. Учту, – ответил, поморщившись, подпоручик. – Ну а чего они? Караульную службу спустя рукава несут. Рвения в исполнении приказов никакого нет. Мундиры оборвались, а штопаны абы как. Слабинку солдату тоже никак нельзя давать, а то потом ни дела, ни послушания с него не будет. Это как в поместье: с крестьянина перестанешь со всей строгостью спрашивать, так он и барщину спустя рукава будет отрабатывать, ни дохода, а одни лишь крамольные пересуды начнутся.
– Ну смотри сам, подпоручик, – махнул рукой капитан. – Тебе полурота в командование отдана. Ладно, подходим уже, – кивнул он на вал, около которого суетились солдаты артиллерийской батареи.
Грязные, закопченные люди снимали с трех телег бочонки с порохом, какие-то кули и корзины с ядрами. Тут же, закинув ношу за спину, они шли цепочкой к насыпи. А наверху у пушек копошились другие. «Бам! Бам! Бам!» – периодически били в сторону крепости орудия. Изредка доносился ответный выстрел, и ядро било в землю или проносилось над головами.
– Эй, копченые, как повоевали? Сколько нонче пороху впустую сожгли? – с издевкой крикнул егозистый Демьян. – Ни одного пожара чевой-то у ворога сегодня не видать!
– Иди, иди давай дальше, балабол, – махнул рукой усатый фейерверкер. – Посмотрим, как ты тут навоюешь. Хорошо вам, вольным стрелкам, в легкую балакать.
– Первая полурота, ваша диспозиция – от лимана и до батареи, – расставлял личный состав капитан. – Андрей Сергеевич, вы там уже стояли, местность перед собой знаете. Утром вас солдаты четвертой роты поменяют.
– Ясно, Олег Николаевич, – кивнул подпоручик. – За мной, братцы! – и повел пять десятков за собой на левый фланг.
– Подпоручик Белов, а это, стало быть, ваш участок прямо перед батареей и на шесть сотен шагов правее, – махнул рукой командир роты. – Меняете здесь вторую, и потом уже глядите в оба глаза, Федор Семенович. Непростой здесь участок, косая балочка близко проходит. Вроде как кавалерии неприятельской не дает она быстро развернуться, но зато и пехоте подобраться к нам скрытно по ней можно. Так что постоянный пригляд здесь нужен.
– Олег Николаевич, я, пожалуй, с полуротой Белова тут останусь, – предложил младший Милорадович. – Огляжусь, потом караулы у обеих проверю.
– Ну, как знаешь, Радован, – пожал плечами Кулгунин. – Я в любом случае после полуночи и сам сюда прибуду. Ладно, выдвигайтесь, вон уже вторая рота обратно с поля выходит.
Разбившись на пары и тройки, егеря пристроились в выкопанных за эти недели окопчиках, за развалинами стоявших тут когда-то домов, в высохших балках и руслах ручьев. Погода стояла ясная, только что недавно был обед, и разморенным на солнцепеке солдатам было жарко.
– Много не пей, не пей, я говорю, Гераська! – прикрикнул капрал. – Ну чего ты булькаешь-то дурень, фляга-то ведь не бездонная, а нам еще до полуночи стоять. У товарищей будешь воду канючить? Коли совсем жарко, так влил в рот пару глотков, подержал ее там мененько, а уже потом и заглатывай.
– Так пить же шибко хочется, Евлампий Архипович, – пожаловался молодой солдатик. – Просто удержу никакого нет. А так с водицей хоть немного легче становится.
– У тебя на лбу чего? – спросил его ветеран.
– Так каски козырек, – пожал непонимающе плечами рядовой.
– Дурак ты, Герасим, – фыркнул капрал. – На лбу у тебя испарина. Вона, я и отседова ее хорошо вижу. А это что значит? А значит это то, что лишняя влага, которую ты в себя из фляги загоняешь, вот с этой самой испариной как раз обратно и выходит. Так что толку-то в себя на жаре ее вливать, ежели она все одно обратно наружу уйдет? Ты лучше перетерпи немного, свыкнись, рот прополощи, ну или голову полей немного и шею протри. Все лучше будет, чем вот так ее глохтать безмерно.
Сидящие по соседству егеря прислушивались к разговору. Капрал у них был служакой бывалым, десятый год он уже волчий хвост на головном уборе носил. И его знал по отчеству даже сам командир батальона. Так что рассуждения Архиповича заслуживали полного внимания. Отделение из четвертого плутонга перекрывало выезд из сухой балки. Прошло пока что два часа дежурства, и все было спокойно. Привычно бухали из-за спины с ретраншемента русские орудия, изредка им отвечали с предкрепостного вала османские.
– Подпоручик, подпоручик, братцы, идет! – глухо крикнул сидящий на бугорке наблюдатель. Егеря подобрались, отряхнули с мундира и сапог пыль и застыли с каменными лицами.
Белов остановился с недовольным лицом перед Герасимом и оглядел его с ног до головы.
– Не солдат, а чучело! – наконец бросил он. – Морда вся грязная, в каких-то подтеках. Мундир, небось, уже неделю не чищен, на гренадной сумке дыра на месте шва. Того и гляди из нее ручной снаряд выкатится. А у этого вообще погон истрепался, – кивнул он на соседа молодого егеря. – Сапоги аж белые от пыли. Мундир весь мятый. Даром что на каске волчий хвост, а выглядит как рекрут после палок. Непорядок в отделении, капрал, – посмотрел он на Зуева. – Будем с вами потом строевой в расположении заниматься. Надобно подтянуть солдат, а то, небось, уже и забыли, кто они такие на самом деле есть.
– Есть, ваше благородие, строевой заняться! – вытянулся по стойке смирно капрал.
– Внимание! – вдруг выкрикнул наблюдатель. – Вижу какое-то шевеление в балке. От османских укреплений пыль поднялась, и гуще всего она прямо у входа в нее клубится!
Солдаты подобрались и, стиснув ружейные ремни на груди, напряженно смотрели на господина офицера. «Ну же, командуйте, ваше благородие!» – словно бы говорил весь их вид. Белов же словно бы впал в ступор, не предпринимая вообще никаких действий.
– Ту-урки! – опять выкрикнул наблюдатель и разрядил свое ружье в ту сторону, откуда медленно, преодолевая неровности, выкатывался первый конный десяток.
– Отделение, к бою! – рявкнул капрал. – Бьем залпом и потом отбегаем к рогаткам! Ваше благородие, отходите! Идите, мы вас прикроем! – потянул он за руку подпоручика.
Белов попятился, ошалело вглядываясь в скачущих к ним всадников. Его рука судорожно потянула из ножен саблю.
– Пли! – выкрикнул Зуев, оттесняя спиной офицера. Четверо турок упали с коней, а их тут же обогнали десятки других.
– Евлампий Архипович, бяги-и! – крикнул егерь Емельян и, немного замедлившись, бахнул в ближайшего всадника из пистоля.
– Поздно уже, братцы! – побелевшими губами прошептал капрал.
Первый удар от турка он принял на свою фузею, увернулся от другого, а потом сразу двое резко рубанули его саблей. Уже падая на землю, помутневшим своим взором он все еще видел, как извивавшееся тело его подпоручика тащится по камням и песку за весело горланящим всадником на аркане.
– Вылазка! Турки наступают! – загомонили канониры, глядя, как выскакивают из балки турецкие всадники. Вот, срубив одного, второго егеря и взяв на аркан третьего, они подскакали к выставленному здесь заграждению из рогаток и плетней, спрыгнули с коней и начали их быстро разбрасывать, освобождая проход.
– Рота, ко мне! Ко мне все! – кричал Милорадович, стоя у подножия вала. Со всех сторон этого участка русской оборонительной линии к офицеру неслись солдаты в зеленых мундирах. – Ильюха, поспешай к командиру батальона, доложи ему о вылазке турок. Чую я, не обойдутся они сейчас одной лишь только конной атакой, вот-вот пехота попрет! Бего-ом! – и вестовой сорвался с места.
– Рота, в две шеренги становись! – скомандовал поручик. – Первая шеренга с колена, вторая стоя – то-о-овсь!
Семь десятков ружей перешли в боевое положение. Защелкали крышки ударных замков и курки.
– Выстрел прямой. Дистанция – сто шагов! Це-елься!
Столпившиеся у ограждений турки, наконец-то, разбросали их и начали выезжать в сторону русских позиций.
– Первая шеренга – пли-и!
«Ба-ах!» – раскатисто грохнул ружейный залп, и первый ряд османской кавалерии выбило из седел.
– Вторая шеренга – пли-и! – и опять по всадникам хлестнул град свинца.
– Заряжа-ай!
Егеря спешно орудовали шомполами, загоняя пули в ствол. Щелкали взводимые курки, а Радован, как и было положено в таких случаях, отсчитывал секунды зарядки:
– Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать.
Он и сам открыл полку замка с пороховой затравкой и отжал курок штуцера.
– Первая шеренга – пли-и!
– Вторая шеренга – пли-и!
Плотный прицельный огонь валил выезжающих из сухой балки всадников. Опомнившиеся пушкари развернули три ближайших орудия и сыпанули по наступающим картечью.
– Ваше высокоблагородие, османы завалы в сухой балке разобрали и оттуда в конном строю наступают! – докладывал Егорову подбежавший вестовой третьей роты. – Поручик Милорадович подмогу от вас просит, говорит, что за всадниками он и пехоту следом ожидает.
– Батальон, в ружье! Барабанщикам бить тревогу! – скомандовал подполковник, и над расположением егерей разнесся грохот барабанной дроби. Под него из шатров, палаток и со всех концов лагеря неслись солдаты в зеленых мундирах.
– Матвей, с докладом к их высокопревосходительству! – крикнул Егоров старшему вестовому. – Передай Александру Васильевичу, что турки на вылазку большими силами пошли и наше охранение вступило с ними в бой!
Батальон, выстроившись в колонну, бежал в ту строну, откуда слышались ружейные залпы и грохот пушек. Там стояла насмерть третья рота, держа оборону перед орудийной батареей.
Вот и вал! Конницы турок уже не было видно, а из широкой балки выбегала толпа янычар.
– Радован! На вал людей отводи! Бего-ом! Мы вас прикроем! – крикнул Алексей.
Поручик взмахнул рукой и что-то прокричал своим людям. Шеренги его стрелков внизу быстро рассыпались и бросились назад к русским укреплениям.
– Батальо-он, слушай мою команду! Первая рота с колена, остальные стоя, в три шеренги становись! – крикнул Егоров, вынимая свою Георгиевскую саблю из ножен. – К бою готовься!
По этой команде ротные офицеры расставили своих людей в длинные ряды, и егеря привели оружие в готовность. Третья рота уже лезла на вал, а янычары, вырвавшись из открытого прохода, бежали россыпным строем за ними. Русские отступают! Русские их боятся! Сейчас они выбьют их из этих укреплений и получат особую благодарность от паши!
– Це-елься! – скомандовал подполковник и поднял вверх клинок с георгиевской лентой. – Первая шеренга, залпо-ом – огонь! Вторая – огонь! Третья – огонь!
Пять сотен стволов били прицельно в приближающуюся пехоту турок. Сто шагов – не расстояние для хороших стрелков, и солдаты неприятеля валились на сухую очаковскую землю, орошая ее кровью. Наступающий порыв алая янычар был сбит, и, оставив две сотни трупов перед русскими укреплениями, они начали откатываться назад. В это самое время из-за спин егерей выбежала колонна гренадеров Фанагорийского гренадерского полка. В атаку ее вел сам генерал-аншеф Суворов.
– Вперед, стрелки! – крикнул он егерям. – Самое время паникой у неприятеля воспользоваться! В атаку!
Лешка бежал с россыпной цепи своих стрелков. Прямо как два десятка лет назад, свистели пули над головой, кричали «Ура» усачи-гренадеры и бил в нос этот особый запах большого сражения. Запах от сгоревшего пороха, от вздыбленной земли и крови.
– Ура, братцы! Ура! – ревели рядом сотни глоток его людей! Вместе с Алексеем бежали его вестовой и старший барабанщик. В руках у всех были ружья с примкнутыми штыками. «Вжи-иу!» – свистнула картечь, взбивая пыль перед атакующими.
– Чуток низко прицел взяли, олухи! – прорычал подполковник, падая на колено. – Внимание, прямо и вправо на три ладони орудийная позиция! – крикнул он, отжимая курок штуцера. – По канонирам огонь! – и сам, выцелив суетившегося у пушки топчу в яркой малиновой феске, плавно выжал спусковой крючок. «Бам!» – хлопнул выстрел. Облачко от сгоревшего пороха сдуло вбок, а турок уже лежал сбоку от колеса своего орудия.
«Бам! Бам!» – ударили следом выстрелы фузей Никиты и Матвея. Пальцы выхватили патрон из поясного патронташа. Скусив плотную бумагу, Лешка сыпанул порох в ударный замок, мимоходом, по привычке, ощупал зажатый губками курка кремень. Порядок! И захлопнул его крышку. Мимо с ружьями наперевес бежали его стрелки, а Егоров орудовал шомполом, загоняя обернутую в бумагу пулю в ствол.
– Ура-а! – подхватил он общий клич и, вскочив на ноги, бросился вперед.
Уцепившись за спину отступающего противника, буквально на его плечах егеря и гренадеры ворвались на позиции турок. Орудуя штыками, они перекололи или обратили вспять всю орудийную прислугу и линейные части турок. Суворов, желая развить успех, ввел в бой Алексопольский и Полоцкий пехотные, а затем и Екатеринославский легкоконный полки. В боевых порядках бежали пионерские и саперные роты с инструментом и средствами преодоления преград. Не дожидаясь их, солдаты сами начали заваливать основной ров перед крепостью. Захваченные на валах орудия они развернули в сторону крепостной стены и ударили по ней ядрами.
– Вперед, братцы! На штурм! – воодушевлял своих солдат генерал-аншеф. Воспользовавшись возникшей у турок паникой и сумятицей, войска его дивизии преодолели ров и ворвались в крепость!
– Егоров! Дай десяток егерей! – перекрикивая оглушительный шум битвы, попросил Суворов. – Я уже двух вестовых к их светлости с просьбой о помощи послал. А ее все нет для нас! Обратно возвратились оба с приказом отступать. Зато турки опомнились, вон как теперь давят, наседают со всех сторон! Ты только погляди, Егоров, сколько значков перед нами на стенах, – кивнул он на множество виднеющихся османских бунчуков и знамен. – Половину всего их войска мы на себя тут собрали. Самое время если не прямо здесь, так в другом месте неприятеля выбивать! Теперь я секунд-майора Куделина с рапортом к фельдмаршалу посылаю. Пусть убеждает их светлость в необходимости штурма.
– Радован! Поди сюда! – увидав своего офицера, подозвал его к себе подполковник. – Быстро найди десятерых солдат, да чтобы они при толковым капрале были, и отправляй их для сопровождения господина майора. Чтобы они его как зеницу ока по дороге берегли! У него бумага важная при себе будет.
– Есть найти десять солдат с капралом! – козырнул Милорадович. – Кряжин, Кряжин! – крикнул он, обернувшись. – Бегом сюда со всем своим отделением!
Оправившиеся турки в это самое время предприняли контратаку. Егеря успели дать по ним два залпа и откатились назад, в схватку вступили гренадеры. В ближнем бою они отбросили наступающих за крепостные стены и ворвались в город. Командующий всей Очаковской группировкой турок, трехбунчужный Гассан-паша был вынужден снять основные силы со всех направлений, чтобы выбить из крепости прорвавшихся русских.
– Ваша светлость, генерал-аншеф Суворов настоятельно испрашивает у вас подкрепления! – рапортовал главнокомандующему майор Куделин. – Дивизия, воспользовавшись удобным моментом, прорвала внешние земляные укрепления и зашла через пролом стены в саму крепость. Нам нужна подмога, ваша светлость, все основные силы нашего левого крыла уже введены в бой. Резервов более нет. Турки наседают и пытаются нас выбить. Александр Васильевич настоятельно просит у вас подмогу, чтобы продолжить атаку.
– Какая атака, майор! Ты чего тут мелешь! – выкатив глаза, заорал в бешенстве Потемкин. – Я же дважды приказал Суворову отводить войска! Он что, совсем там ополоумел?! Кто вам вообще велел на приступ идти?! Кто?! Отвечай! Я тебя спрашиваю!
– Так вылазка у турок была, ваша светлость, – заикаясь, ответил тот. – Отбили их и на плечах к самим укреплениям прорвались, а потом и далее к стенам. Удобный момент ведь, ваша светлость! Не ждал нас враг.
– Иди уже – тоска! – фыркнул повар. – Как всем остальным ведь порцион поклал, ничуть даже не меньше. Сам же знаешь: брюхо не мешок, кашу в запас не положишь.
– Шевелятся в последнее время турки, вылазку за вылазкой предпринимают, – проворчал капитан Кулгунин, следуя во главе роты. – Вы, господа, на стороже всегда будьте, – кивнул он полуротным командирам. – А ты, Федор, не чурайся к советам опытных унтеров прислушиваться. И все эти полковые пехотные замашки в гноблении солдат лучше бы выбрось. Это тебе не болванчики в строевых плутонгах, которые без окрика да команды капрала и шага сами не сделают. Тут стрелки-егеря, которые привыкли прежде головой думать и принимать самостоятельно решения в бою. А ты им палкой, вон, грозишь. Не принято так у нас. Уже ведь второй месяц как с Полоцкого пехотного к нам сюда перешел. Свыкнуться бы уже с порядками пора. Колокольцева, вон, мелкими придирками замучил, тот даже руки опустил, в рядовые опять просится.
– Понял я, Олег Николаевич. Учту, – ответил, поморщившись, подпоручик. – Ну а чего они? Караульную службу спустя рукава несут. Рвения в исполнении приказов никакого нет. Мундиры оборвались, а штопаны абы как. Слабинку солдату тоже никак нельзя давать, а то потом ни дела, ни послушания с него не будет. Это как в поместье: с крестьянина перестанешь со всей строгостью спрашивать, так он и барщину спустя рукава будет отрабатывать, ни дохода, а одни лишь крамольные пересуды начнутся.
– Ну смотри сам, подпоручик, – махнул рукой капитан. – Тебе полурота в командование отдана. Ладно, подходим уже, – кивнул он на вал, около которого суетились солдаты артиллерийской батареи.
Грязные, закопченные люди снимали с трех телег бочонки с порохом, какие-то кули и корзины с ядрами. Тут же, закинув ношу за спину, они шли цепочкой к насыпи. А наверху у пушек копошились другие. «Бам! Бам! Бам!» – периодически били в сторону крепости орудия. Изредка доносился ответный выстрел, и ядро било в землю или проносилось над головами.
– Эй, копченые, как повоевали? Сколько нонче пороху впустую сожгли? – с издевкой крикнул егозистый Демьян. – Ни одного пожара чевой-то у ворога сегодня не видать!
– Иди, иди давай дальше, балабол, – махнул рукой усатый фейерверкер. – Посмотрим, как ты тут навоюешь. Хорошо вам, вольным стрелкам, в легкую балакать.
– Первая полурота, ваша диспозиция – от лимана и до батареи, – расставлял личный состав капитан. – Андрей Сергеевич, вы там уже стояли, местность перед собой знаете. Утром вас солдаты четвертой роты поменяют.
– Ясно, Олег Николаевич, – кивнул подпоручик. – За мной, братцы! – и повел пять десятков за собой на левый фланг.
– Подпоручик Белов, а это, стало быть, ваш участок прямо перед батареей и на шесть сотен шагов правее, – махнул рукой командир роты. – Меняете здесь вторую, и потом уже глядите в оба глаза, Федор Семенович. Непростой здесь участок, косая балочка близко проходит. Вроде как кавалерии неприятельской не дает она быстро развернуться, но зато и пехоте подобраться к нам скрытно по ней можно. Так что постоянный пригляд здесь нужен.
– Олег Николаевич, я, пожалуй, с полуротой Белова тут останусь, – предложил младший Милорадович. – Огляжусь, потом караулы у обеих проверю.
– Ну, как знаешь, Радован, – пожал плечами Кулгунин. – Я в любом случае после полуночи и сам сюда прибуду. Ладно, выдвигайтесь, вон уже вторая рота обратно с поля выходит.
Разбившись на пары и тройки, егеря пристроились в выкопанных за эти недели окопчиках, за развалинами стоявших тут когда-то домов, в высохших балках и руслах ручьев. Погода стояла ясная, только что недавно был обед, и разморенным на солнцепеке солдатам было жарко.
– Много не пей, не пей, я говорю, Гераська! – прикрикнул капрал. – Ну чего ты булькаешь-то дурень, фляга-то ведь не бездонная, а нам еще до полуночи стоять. У товарищей будешь воду канючить? Коли совсем жарко, так влил в рот пару глотков, подержал ее там мененько, а уже потом и заглатывай.
– Так пить же шибко хочется, Евлампий Архипович, – пожаловался молодой солдатик. – Просто удержу никакого нет. А так с водицей хоть немного легче становится.
– У тебя на лбу чего? – спросил его ветеран.
– Так каски козырек, – пожал непонимающе плечами рядовой.
– Дурак ты, Герасим, – фыркнул капрал. – На лбу у тебя испарина. Вона, я и отседова ее хорошо вижу. А это что значит? А значит это то, что лишняя влага, которую ты в себя из фляги загоняешь, вот с этой самой испариной как раз обратно и выходит. Так что толку-то в себя на жаре ее вливать, ежели она все одно обратно наружу уйдет? Ты лучше перетерпи немного, свыкнись, рот прополощи, ну или голову полей немного и шею протри. Все лучше будет, чем вот так ее глохтать безмерно.
Сидящие по соседству егеря прислушивались к разговору. Капрал у них был служакой бывалым, десятый год он уже волчий хвост на головном уборе носил. И его знал по отчеству даже сам командир батальона. Так что рассуждения Архиповича заслуживали полного внимания. Отделение из четвертого плутонга перекрывало выезд из сухой балки. Прошло пока что два часа дежурства, и все было спокойно. Привычно бухали из-за спины с ретраншемента русские орудия, изредка им отвечали с предкрепостного вала османские.
– Подпоручик, подпоручик, братцы, идет! – глухо крикнул сидящий на бугорке наблюдатель. Егеря подобрались, отряхнули с мундира и сапог пыль и застыли с каменными лицами.
Белов остановился с недовольным лицом перед Герасимом и оглядел его с ног до головы.
– Не солдат, а чучело! – наконец бросил он. – Морда вся грязная, в каких-то подтеках. Мундир, небось, уже неделю не чищен, на гренадной сумке дыра на месте шва. Того и гляди из нее ручной снаряд выкатится. А у этого вообще погон истрепался, – кивнул он на соседа молодого егеря. – Сапоги аж белые от пыли. Мундир весь мятый. Даром что на каске волчий хвост, а выглядит как рекрут после палок. Непорядок в отделении, капрал, – посмотрел он на Зуева. – Будем с вами потом строевой в расположении заниматься. Надобно подтянуть солдат, а то, небось, уже и забыли, кто они такие на самом деле есть.
– Есть, ваше благородие, строевой заняться! – вытянулся по стойке смирно капрал.
– Внимание! – вдруг выкрикнул наблюдатель. – Вижу какое-то шевеление в балке. От османских укреплений пыль поднялась, и гуще всего она прямо у входа в нее клубится!
Солдаты подобрались и, стиснув ружейные ремни на груди, напряженно смотрели на господина офицера. «Ну же, командуйте, ваше благородие!» – словно бы говорил весь их вид. Белов же словно бы впал в ступор, не предпринимая вообще никаких действий.
– Ту-урки! – опять выкрикнул наблюдатель и разрядил свое ружье в ту сторону, откуда медленно, преодолевая неровности, выкатывался первый конный десяток.
– Отделение, к бою! – рявкнул капрал. – Бьем залпом и потом отбегаем к рогаткам! Ваше благородие, отходите! Идите, мы вас прикроем! – потянул он за руку подпоручика.
Белов попятился, ошалело вглядываясь в скачущих к ним всадников. Его рука судорожно потянула из ножен саблю.
– Пли! – выкрикнул Зуев, оттесняя спиной офицера. Четверо турок упали с коней, а их тут же обогнали десятки других.
– Евлампий Архипович, бяги-и! – крикнул егерь Емельян и, немного замедлившись, бахнул в ближайшего всадника из пистоля.
– Поздно уже, братцы! – побелевшими губами прошептал капрал.
Первый удар от турка он принял на свою фузею, увернулся от другого, а потом сразу двое резко рубанули его саблей. Уже падая на землю, помутневшим своим взором он все еще видел, как извивавшееся тело его подпоручика тащится по камням и песку за весело горланящим всадником на аркане.
– Вылазка! Турки наступают! – загомонили канониры, глядя, как выскакивают из балки турецкие всадники. Вот, срубив одного, второго егеря и взяв на аркан третьего, они подскакали к выставленному здесь заграждению из рогаток и плетней, спрыгнули с коней и начали их быстро разбрасывать, освобождая проход.
– Рота, ко мне! Ко мне все! – кричал Милорадович, стоя у подножия вала. Со всех сторон этого участка русской оборонительной линии к офицеру неслись солдаты в зеленых мундирах. – Ильюха, поспешай к командиру батальона, доложи ему о вылазке турок. Чую я, не обойдутся они сейчас одной лишь только конной атакой, вот-вот пехота попрет! Бего-ом! – и вестовой сорвался с места.
– Рота, в две шеренги становись! – скомандовал поручик. – Первая шеренга с колена, вторая стоя – то-о-овсь!
Семь десятков ружей перешли в боевое положение. Защелкали крышки ударных замков и курки.
– Выстрел прямой. Дистанция – сто шагов! Це-елься!
Столпившиеся у ограждений турки, наконец-то, разбросали их и начали выезжать в сторону русских позиций.
– Первая шеренга – пли-и!
«Ба-ах!» – раскатисто грохнул ружейный залп, и первый ряд османской кавалерии выбило из седел.
– Вторая шеренга – пли-и! – и опять по всадникам хлестнул град свинца.
– Заряжа-ай!
Егеря спешно орудовали шомполами, загоняя пули в ствол. Щелкали взводимые курки, а Радован, как и было положено в таких случаях, отсчитывал секунды зарядки:
– Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать.
Он и сам открыл полку замка с пороховой затравкой и отжал курок штуцера.
– Первая шеренга – пли-и!
– Вторая шеренга – пли-и!
Плотный прицельный огонь валил выезжающих из сухой балки всадников. Опомнившиеся пушкари развернули три ближайших орудия и сыпанули по наступающим картечью.
– Ваше высокоблагородие, османы завалы в сухой балке разобрали и оттуда в конном строю наступают! – докладывал Егорову подбежавший вестовой третьей роты. – Поручик Милорадович подмогу от вас просит, говорит, что за всадниками он и пехоту следом ожидает.
– Батальон, в ружье! Барабанщикам бить тревогу! – скомандовал подполковник, и над расположением егерей разнесся грохот барабанной дроби. Под него из шатров, палаток и со всех концов лагеря неслись солдаты в зеленых мундирах.
– Матвей, с докладом к их высокопревосходительству! – крикнул Егоров старшему вестовому. – Передай Александру Васильевичу, что турки на вылазку большими силами пошли и наше охранение вступило с ними в бой!
Батальон, выстроившись в колонну, бежал в ту строну, откуда слышались ружейные залпы и грохот пушек. Там стояла насмерть третья рота, держа оборону перед орудийной батареей.
Вот и вал! Конницы турок уже не было видно, а из широкой балки выбегала толпа янычар.
– Радован! На вал людей отводи! Бего-ом! Мы вас прикроем! – крикнул Алексей.
Поручик взмахнул рукой и что-то прокричал своим людям. Шеренги его стрелков внизу быстро рассыпались и бросились назад к русским укреплениям.
– Батальо-он, слушай мою команду! Первая рота с колена, остальные стоя, в три шеренги становись! – крикнул Егоров, вынимая свою Георгиевскую саблю из ножен. – К бою готовься!
По этой команде ротные офицеры расставили своих людей в длинные ряды, и егеря привели оружие в готовность. Третья рота уже лезла на вал, а янычары, вырвавшись из открытого прохода, бежали россыпным строем за ними. Русские отступают! Русские их боятся! Сейчас они выбьют их из этих укреплений и получат особую благодарность от паши!
– Це-елься! – скомандовал подполковник и поднял вверх клинок с георгиевской лентой. – Первая шеренга, залпо-ом – огонь! Вторая – огонь! Третья – огонь!
Пять сотен стволов били прицельно в приближающуюся пехоту турок. Сто шагов – не расстояние для хороших стрелков, и солдаты неприятеля валились на сухую очаковскую землю, орошая ее кровью. Наступающий порыв алая янычар был сбит, и, оставив две сотни трупов перед русскими укреплениями, они начали откатываться назад. В это самое время из-за спин егерей выбежала колонна гренадеров Фанагорийского гренадерского полка. В атаку ее вел сам генерал-аншеф Суворов.
– Вперед, стрелки! – крикнул он егерям. – Самое время паникой у неприятеля воспользоваться! В атаку!
Лешка бежал с россыпной цепи своих стрелков. Прямо как два десятка лет назад, свистели пули над головой, кричали «Ура» усачи-гренадеры и бил в нос этот особый запах большого сражения. Запах от сгоревшего пороха, от вздыбленной земли и крови.
– Ура, братцы! Ура! – ревели рядом сотни глоток его людей! Вместе с Алексеем бежали его вестовой и старший барабанщик. В руках у всех были ружья с примкнутыми штыками. «Вжи-иу!» – свистнула картечь, взбивая пыль перед атакующими.
– Чуток низко прицел взяли, олухи! – прорычал подполковник, падая на колено. – Внимание, прямо и вправо на три ладони орудийная позиция! – крикнул он, отжимая курок штуцера. – По канонирам огонь! – и сам, выцелив суетившегося у пушки топчу в яркой малиновой феске, плавно выжал спусковой крючок. «Бам!» – хлопнул выстрел. Облачко от сгоревшего пороха сдуло вбок, а турок уже лежал сбоку от колеса своего орудия.
«Бам! Бам!» – ударили следом выстрелы фузей Никиты и Матвея. Пальцы выхватили патрон из поясного патронташа. Скусив плотную бумагу, Лешка сыпанул порох в ударный замок, мимоходом, по привычке, ощупал зажатый губками курка кремень. Порядок! И захлопнул его крышку. Мимо с ружьями наперевес бежали его стрелки, а Егоров орудовал шомполом, загоняя обернутую в бумагу пулю в ствол.
– Ура-а! – подхватил он общий клич и, вскочив на ноги, бросился вперед.
Уцепившись за спину отступающего противника, буквально на его плечах егеря и гренадеры ворвались на позиции турок. Орудуя штыками, они перекололи или обратили вспять всю орудийную прислугу и линейные части турок. Суворов, желая развить успех, ввел в бой Алексопольский и Полоцкий пехотные, а затем и Екатеринославский легкоконный полки. В боевых порядках бежали пионерские и саперные роты с инструментом и средствами преодоления преград. Не дожидаясь их, солдаты сами начали заваливать основной ров перед крепостью. Захваченные на валах орудия они развернули в сторону крепостной стены и ударили по ней ядрами.
– Вперед, братцы! На штурм! – воодушевлял своих солдат генерал-аншеф. Воспользовавшись возникшей у турок паникой и сумятицей, войска его дивизии преодолели ров и ворвались в крепость!
– Егоров! Дай десяток егерей! – перекрикивая оглушительный шум битвы, попросил Суворов. – Я уже двух вестовых к их светлости с просьбой о помощи послал. А ее все нет для нас! Обратно возвратились оба с приказом отступать. Зато турки опомнились, вон как теперь давят, наседают со всех сторон! Ты только погляди, Егоров, сколько значков перед нами на стенах, – кивнул он на множество виднеющихся османских бунчуков и знамен. – Половину всего их войска мы на себя тут собрали. Самое время если не прямо здесь, так в другом месте неприятеля выбивать! Теперь я секунд-майора Куделина с рапортом к фельдмаршалу посылаю. Пусть убеждает их светлость в необходимости штурма.
– Радован! Поди сюда! – увидав своего офицера, подозвал его к себе подполковник. – Быстро найди десятерых солдат, да чтобы они при толковым капрале были, и отправляй их для сопровождения господина майора. Чтобы они его как зеницу ока по дороге берегли! У него бумага важная при себе будет.
– Есть найти десять солдат с капралом! – козырнул Милорадович. – Кряжин, Кряжин! – крикнул он, обернувшись. – Бегом сюда со всем своим отделением!
Оправившиеся турки в это самое время предприняли контратаку. Егеря успели дать по ним два залпа и откатились назад, в схватку вступили гренадеры. В ближнем бою они отбросили наступающих за крепостные стены и ворвались в город. Командующий всей Очаковской группировкой турок, трехбунчужный Гассан-паша был вынужден снять основные силы со всех направлений, чтобы выбить из крепости прорвавшихся русских.
– Ваша светлость, генерал-аншеф Суворов настоятельно испрашивает у вас подкрепления! – рапортовал главнокомандующему майор Куделин. – Дивизия, воспользовавшись удобным моментом, прорвала внешние земляные укрепления и зашла через пролом стены в саму крепость. Нам нужна подмога, ваша светлость, все основные силы нашего левого крыла уже введены в бой. Резервов более нет. Турки наседают и пытаются нас выбить. Александр Васильевич настоятельно просит у вас подмогу, чтобы продолжить атаку.
– Какая атака, майор! Ты чего тут мелешь! – выкатив глаза, заорал в бешенстве Потемкин. – Я же дважды приказал Суворову отводить войска! Он что, совсем там ополоумел?! Кто вам вообще велел на приступ идти?! Кто?! Отвечай! Я тебя спрашиваю!
– Так вылазка у турок была, ваша светлость, – заикаясь, ответил тот. – Отбили их и на плечах к самим укреплениям прорвались, а потом и далее к стенам. Удобный момент ведь, ваша светлость! Не ждал нас враг.