Ее превосходительство адмирал Браге

"Я умерла! - сказала она себе. - Неважно, когда. В атаке на крейсер или потом. Утонула в океане, была убита ниппонскими десантниками, взорвалась в небе. Мертва и точка! А мертвые не умирают, значит, и бояться мне больше нечего!"

Как ни странно, эта вполне себе идиотская мысль принесла мгновенное облегчение. Кому другому такой интеллектуальный выверт, может быть, и не поможет, а ей он попросту развязал руки. Успокоил. Придал сил. Даже дышать, вроде бы, стало легче. Ну, или это так подействовал на нее морфий.

Второй вывод касался того, что означает для нее "осталась живой". Казалось бы, можно и не спрашивать, и так, дескать, ясно. Но есть люди, которым мало прочувствовать момент. Аре нужны были ясные формулировки, которые есть ни что иное, как руководство к действию.

"Надо жить! - сказала она себе. - Красиво, весело, пьяно! Так, как если бы, все, что ни делаешь, делалось в последний раз!"

Перестать оглядываться на мнение окружающих, на нормы поведения и уклад жизни, принятые другими людьми, на их заскорузлые ветхозаветные принципы.

"Долой домострой, свободу Аре Бекетовой! - сказала она себе, взлетая на волне наркотического опьянения. - Разрешено все, что однозначно не запрещено законом и уставом".

И значит, плевать слюнями, что там скажет маменька или еще кто. Решила выйти замуж за Олега, значит так тому и быть, иудей он или нет. Прежде всего, он ее муж, и она никому не позволит поставить под сомнение это свое решение. Ни его родственникам, ни своим, как бы она их всех не любила. Никому!





Часть II





Великая война





Глава 6





1. Шлиссельбург, декабрь, 1953

Как и следовало ожидать, адмирал Ксенофонтов на совещание не пришел. Еще третьего дня уехал с Великим князем на охоту, а телефонная линия, как на грех, возьми да отключись. Обрыв кабеля. Такое по зимнему времени случается сплошь и рядом, тем более в дальнем северном заказнике, но по факту в нужный момент "Президент" Себерии, Набольший боярин Адмиралтейства и Председатель Государственной Думы оказались совсем не в том месте, где им полагалось бы теперь быть. Так что в совещании приняли участие премьер-министр Коновалов, министр Обороны Хлынов, министр Иностранных Дел Добролюбов, заместитель председателя Сената Ковров, начальник Генерального Штаба маршал Земцов и адмирал Елизавета фон дер Браге-Рощина, как ответственный представитель Адмиралтейства.

Ей никогда не нравились все эти тайные игрища. Не была интриганкой раньше, не стала и теперь, и политиканство на дух не переносила. Однако совсем уж обойтись без нелюбезных ее сердцу "тайн Мадридского двора" никак не получалось. Жизнь диктовала свои условия и устанавливала правила, к которым приходилось приспосабливаться. Так что на совещание в личном особняке премьер министра пришла, села в одно из кресел, расставленных так, чтобы образовывать замкнутый круг, и приготовилась слушать. Впрочем, причины для срочного и секретного совещания в узком кругу были ей, более или менее, известны. Разведка Флота никогда не дремлет, и лично ей адмирал Кениг все, что следует, уже сообщил.

"Впрочем, пустое! - отмахнулась она от неактуальных мыслей. - Послушаем других, авось, что-то новое узнаю!"

- Все в сборе? - чисто для проформы спросил между тем премьер, осмотрел присутствующих, кивнул и приступил к делу:

- Павел Миронович, - обратился он к министру Иностранных Дел, - прошу вас, голубчик. Ваше слово.

- Спасибо, Андрей Поликарпович, - кивнул Добролюбов. - Итак господа, мы получили наконец внятное предложение о посредничестве в переговорах. Как и предполагалось ранее, это Великобритания и Франкия. Суть предложения заключается в том, чтобы начать под эгидой этих держав мирные переговоры с Ниппонской империей в Амстердаме и с Цинской империей в Цюрихе. Предложение сделано официально, соответствующие вербальные ноты вручены нашим послам в Лондоне и Париже. Ноты идентичны и содержат лишь "приглашение к мирным переговорам при посредничестве третьей стороны". Однако официальному дипломатическому обращению правительств Объединенного Королевства и Франкской республики к правительству Себерии сопутствовали "устные неофициальные разъяснения частного порядка". Здесь, - указал министр на папки коричневой кожи, лежащие на кофейных столиках перед собравшимися на совещание людьми, - находятся тексты вербальных нот, сделанные по памяти протоколы состоявшихся бесед, отчеты о неформальных встречах наших послов в Лондоне и Париже с некоторыми из своих коллег по дипломатическому корпусу и чиновниками соответствующих министерств Объединенного королевства и Франкии, и, наконец, аналитическая записка МИД, содержащая в качестве приложения данные, полученные нашей политической разведкой.

Вы сможете ознакомиться с этими документами позже. Сейчас же позвольте сформулировать лишь общие тезисы, связанные с поступившим предложением. Во-первых, несмотря на соблюдение дипломатических формальностей, предложение о переговорах носит ярко выраженный ультимативный характер. Подразумевается, что в случае нашего отказа, виновником войны будет считаться Себерия, что может повлечь за собой вовлечение в конфликт Великобритании и Франкии на стороне ниппонцев и цинцев. Угроза недвусмысленная, хотя официально нигде не оглашена. Во-вторых, хотя переговоры еще даже не начались, посредники позволили себе сделать предположения о некоторых пунктах будущего соглашения. В частности, предполагается, что по итогам военных действий к Ниппонии отойдут остров Сахалин и острова Курильской гряды, а также большая часть полуострова Камчатка.

- А морда не треснет? - поинтересовался раскуривавший сигару маршал Земцов.

- Полагают, что нет, - усмехнулся в ответ Добролюбов. - Они ведь, кроме всего прочего, требуют, чтобы мы убрались с Земли Хабарова. Совсем ушли. Хотят, видите ли, создать, так сказать, демилитаризованную зону.

- А цинцы, небось, хотят Маньчжурию, Харбин и Порт-Артур, - подал голос премьер Коновалов.

- Да, Алексей Александрович, - кивнул министр Иностранных Дел, - именно так. Хотят всего и побольше.

- В чисто военном плане, что цинцы, что ниппонцы все еще далеки от захвата большей части указанных территорий, - внес поправку министр Обороны Хлынов.

- Это так, - подтвердил начальник Генерального Штаба. - Обе империи провели масштабную мобилизацию и воюют уже в полную силу, но за прошедшие пять месяцев понесли значительные потери и не слишком преуспели в реализации поставленных планов. На Сахалине бои, на Камчатке тоже. Закрепиться на Тихоокеанском побережье Земли Хабарова ниппонцы практически нигде не смогли. Есть два неприятных плацдарма, но они изолированы, и расширить их ниппонцам пока не удается. Что же касается Маньчжурии, то там мы действительно потеряли около трети территории, но Ляодунский полуостров с Дальним и Порт-Артуром мы удерживаем, так же, как и Харбин.

Что ж, так все и обстояло. Не вооруженный конфликт, а полноценная война, и расхлебывать эту кашу придется долго и трудно.

- Не смогли захватить, решили оттяпать путем переговоров, - покривился, услышав разъяснения маршала, премьер.

- Ну, не скажите, Алексей Александрович, - возразил дипломат. - Операция, насколько можно понять, имеет далекоидущие цели и задумана в большей степени в Лондоне и Париже, чем в Нанкине и Токио. Нас пытаются окоротить и, в частности, выжать с Дальнего Востока. Согласись мы на их условия, Земля Хабарова станет легкой добычей британских, франкских и североамериканских банков и промышленных корпораций, а учитывая в каких долгах перед этими тремя державами находятся сейчас цинцы и ниппонцы, Порт-Артур и Харбин, скорее всего, получат статус Порто-Франко с преобладанием британского и франкского капитала. То же самое случится с Корсаковым на Сахалине и Петропавловском Камчатским. Туда метят как раз американцы. Мы же теряем не только территории и престиж и несем огромные убытки, нас удаляют со сцены Тихоокеанской торговли. И кстати проблемы в этом случае будут не только у нас, но и у наших союзников из Тихоокеанского Союза.

- Ультиматум? - уточнила Лиза, предпочитавшая пока держать свои мысли при себе.

- Практически, да, - подтвердил глава МИД.

- Каковы их аргументы? - подал голос заместитель председателя Сената Андрей Иванович Ковров.


- Угрожают войной на двух театрах военных действий, - пожал плечами Добролюбов. - Окажут военную и финансовую помощь империям и Польше и, возможно, атакуют нас сами через Польшу и Швецию, а возможно, и на Дальнем Востоке.

- Швецию давно пора оккупировать, - сделал вполне уместное замечание премьер Коновалов, и Лиза не могла с ним не согласиться. По ее мнению, лучше бы шведы провозгласили нейтралитет, а так, не в этот раз, так в другой, они все равно станут для Себерии законной военной добычей

- Если впишутся, - продолжил между тем свою мысль Коновалов, - разорвем Кенигсбергский мирный договор и отменим, к чертовой матери, их независимость.

- Их финансово-промышленный комплекс нас в этом случае поддержит, но монархисты и армия будут против, - уточнил Добролюбов. - Но это, разумеется, если сдюжим.

- Кто будет против нас, более или менее, понятно, - подытожил Ковров. - Интересно, кто будет за нас?

- САСШ будет сохранять формальный нейтралитет, но в тихую будет выполнять военные заказы ниппонцев, - объяснил Добролюбов. - Техас и Тихоокеанский союз будут за нас, но объявлять войну никому не станут. Пришлют волонтеров, продадут все, что попросим и выполнят военные заказы, к тому же через них можно будет торговать с третьими странами. Опять же патрулирование Берингова пролива, ну и по мелочам: кредиты, пожертвования, красный крест...

- Что Киев? - спросил министр Обороны.

- Время для объединения самое неподходящее, - покачал головой премьер. - Условия не созрели. Так что, скорее всего, вооруженный нейтралитет. Через свою территорию никого не пропустят, но! - поднял он вверх указательный палец. - Мне по личным каналам передали, что сделают все, что смогут, не нарушая формальностей. Сосредоточат войска на границе с Польшей, обеспечат свободный пролет наших "невооруженных" транспортов над своей территорией, - имеется в виду, в Крым, то есть торговлю со средиземноморьем мы не теряем, - и готовы продать нам все новье с верфей. Буквально все, что есть. Очень уж им деньги сейчас нужны.

- Что конкретно? - заинтересовался министр Обороны.

- Два эскортных авианосца, - процитировала Лиза доклад флотских разведчиков, - линкор, три тяжелых крейсера, пять - легких крейсеров, девять эсминцев плюс еще три новых эсминца из вступивших в строй готовы списать, если не станем скаредничать, и еще сколько-то транспортов, но это уже обычные грузовики.

- Спасибо, Елизавета Аркадиевна, - поблагодарил ее премьер. - Хазары, скорее всего войдут в нашу коалицию, им есть, что предложить, но все их контингенты встанут на границу с Золотой ордой. Впрочем, рокада через Хазарию того стоит. Сибиряки в том же положении. В коалицию войдут и постараются удержать границу с Золотой Ордой и цинцами. И это все, к сожалению.

- Мы должны согласиться на переговоры, - высказал свое мнение Добролюбов. - С помпой и с фанфарами, с широкими улыбками и шампанским. Перемирие. Представительная делегация, обсуждение в прессе. Утечки и слив. Но соглашаться на их условия, разумеется, не станем. Продемонстрируем удивление столь наглыми требованиями, выскажем праведное негодование и, пожалуй, даже возмущение, призовем в свидетели всю мировую общественность...

- И дадим цинцам и ниппонцам время, чтобы пополнить арсеналы, довооружиться и перегруппировать силы, - закончил за руководителя МИДа министр Обороны.

- В принципе, все верно, - согласилась Лиза. - Но нам все равно деваться некуда. Откажемся от переговоров, будем выглядеть агрессорами даже при том, что первыми напали они. Поэтому постараемся использовать паузу в тех же целях. Надо пополнить арсеналы и склады, привести армию и Флот в порядок. Жалоб много. Бардак развели. Дураков и лентяев на командные должности допустили. Коррупция, опять же. Но по законам военного времени много кому можно руки укоротить, а то и прическу подправить в районе шеи. Будем готовиться. Скорее всего, новый круг начнется не раньше июля, вот и давайте готовить страну к большой войне, и не забывайте о запасах продовольствия. Получим хлеб из Киева или нет, это еще неизвестно, а нам, между прочим, сибиряков еще кормить.

- Запасы - это да, - согласился Коновалов и снова осмотрел всех присутствующих:

- То есть, мы все согласны, что поддаваться на шантаж не станем? Есть принципиальные возражения? Нет? Тогда, давайте, Павел Миронович, выносите предложение о переговорах на Совет Министров. Будем обсуждать официально и со всеми подробностями. Всем же остальным придется использовать время, оставшееся до перемирия, чтобы привести дела на фронтах в порядок... Вы уж постарайтесь, господа!

"Мы уж постараемся", - Лиза раскланялась с присутствующими, прихватила папку с документами МИДа и вышла из комнаты.

Дом этот она знала давно, бывала в нем часто, но в новом качестве, - так уж вышло, - попала сюда впервые, хотя заняла свой высокий пост в Адмиралтействе еще в октябре месяце.

"Чудны дела твои, господи!" - мысль неоригинальная, но она дала лишний повод подивиться причудам ее судьбы. Вот уж чего не чаяла, так это такого феноменального карьерного взлета. Стать в пятьдесят лет, ну, пусть даже в пятьдесят три, полным адмиралом и занять третью по важности позицию на Флоте Себерии, это вам не фунт изюма. Это настоящее приключение!

В холле адъютант помог ей надеть кожаный реглан с меховым подбоем, и она, не застегиваясь, вышла на мороз. Зима в этом году выдалась студеная и снежная, и сейчас на улице было не только темно, - девятый час вечера на их широте, почитай, уже ночь, - но и холодно. Как бы, не минус двадцать с прицепом. Однако, если так, как она сейчас, - накоротке, - выйти из домашнего тепла в морозный вечер, вдохнуть полной грудью после долгого сидения взаперти холодный, чуть влажный воздух, почувствовать его прикосновение к лицу, увидеть редкие снежинки, кружащиеся в желтом свете фонаря, то сразу отпускает, пусть и ненадолго, копившееся весь день напряжение. Отступает тревога. Рассеивается озабоченность.

"На лыжах бы сейчас... километров пять хотя бы... Но где найти время? И так уже зашиваюсь!"

- Куда едем? - спросил между тем капитан Бронников, открывая перед ней дверцу локомобиля.

- В Кобонский Бор! - ответила, взглянув быстро на циферблат наручных часов. - Поздно уже, пора и честь знать.

- Разрешите напомнить, Елизавета Аркадиевна, на мызе вас ожидает лейтенант Якунов-Загородский.

- Спасибо, Федор Кузьмич, - поблагодарила она севшего рядом с водителем адъютанта, - действительно забыла.

"Ну, не страшно. Максимум, Стеша его ужином накормит. Родственник все-таки, хотя и седьмая вода на киселе".

На самом деле, она вызвала Виктора с фронта по собственной инициативе. И дело здесь было отнюдь не в родственных чувствах. Лиза ведь и сама, без этого сегодняшнего совещания, понимала, что дело идет к большой войне. Даже то, что происходило сейчас на Дальнем Востоке, являлось тяжелым испытанием не только для себерской армии и Флота, но и для всей республики. Для людей. Для экономики. Для всего. Но за "все" Лиза не отвечала. Ее зона ответственности - Флот, и она делала все, что в ее силах, чтобы Флот выстоял. Но кроме того она готовила его к Большой войне, исподволь реорганизуя все, до чего руки дотянутся, везде, где это возможно без капитального слома системы, накапливая резервы, создавая запасы, выискивая способы усиления.

И вот в середине ноября она получила от Виктора Якунова-Загородского письмо, причем не дома, куда он на правах родича мог с легкостью адресовать свое послание, а на службе - в Адмиралтействе. К слову сказать, письмо дошло до нее, - и дошло довольно быстро, - только потому что было адресовано именно ей, княгине, адмиралу и прочая, и прочая. Рядовые офицеры флота редко обращаются к кому-либо из лордов Адмиралтейства напрямую, но, если все-таки пишут, значит тому есть веская причина. Так рассуждает секретариат и, в общем-то, секретари не ошибаются: случайные послания приходят в Адмиралтейство крайне редко. Таким оказалось и то письмо.

В нем, Виктор коротко, технически грамотно и по-военному лапидарно изложил идею, которая вот, вроде бы, давно витает в воздухе, но которую так никто до сих пор и не сформулировал. Виктор писал о том, что в линейке боевых летательных аппаратов Флота остро не хватает специального самолета, заточенного исключительно на бомбометание. Взлетел с грузом бомб, доставил куда велено, - а боевой радиус в этом случае, должен быть соответствующий, - сбросил и улетел. Если, разумеется, штурмовики не перехватят. Но для этого "бомбардировщик", такое название Виктор предлагал для этого типа самолетов, должен иметь оборонительное вооружение типа того, какое установлено в штурманской кабине торпедоносца. Впрочем, Виктор не ограничился одной лишь теорией, а сослался на экспериментальный аппарат, созданный инженерами и конструкторами товарищества "Самолет". Виктор этот аппарат испытывал еще прошлым летом, но тогда эта машина позиционировалась, как грузовой транспорт.

Прочтя это письмо, Лиза отметила, что голова у лейтенанта работает хорошо, и, судя по ее собственным воспоминаниям о мире победившего социализма, думает Виктор в правильном направлении. Поэтому первым делом она вытребовала всю основную техническую документацию на модель "Самолет-Е153Э" и практически сразу убедилась, что ее сводный родственник абсолютно прав. Речь шла об огромном аппарате с хорошей аэродинамикой и двумя паровыми машинами общей мощностью в две с половиной тысячи лошадиных сил, крутившими два соосных трехлопастных воздушных винта, установленных сзади, сразу за крестообразным хвостовым оперением. Эти толкающие четырехметровые в диаметре винты позволяли аппарату поднимать в воздух три с половиной тонны груза и перемещать этот груз на огромное расстояние - боевой радиус аппарата три тысячи километров - на крейсерской скорости в 520 км/час при наибольшей скорости в 600 км/час. Правда, Виктор совершенно справедливо замечал, что вместо грузового трюма на новом "бомбардировщике" надо будет устроить отсеки для бомб с открывающимися наружу бомболюками. Ну, и, разумеется, на него следовало поставить оборонительное вооружение.

Вот тогда Лиза и вызвала Виктора с фронта. Идея создания бомбардировочной авиации показалась ей своевременной, а успевший понюхать пороху "родственничек" - отличным кандидатом в кураторы программы.





***





Виктор ждал ее в дубовой гостиной, сравнительно небольшой уютной комнате с разожжённым камином. Сидел в кресле, придвинутом к огню, курил папиросу и смаковал благородную, - другой в доме не держали, - темную, как крепкий цинский чай, старку, отпивая маленькими глотками из граненого хрустального стакана. Початая бутылка пятнадцатилетней "Тверской особой" стояла на столике в углу. Домашняя прислуга на мызе Кобонский Бор любила лейтенанта Якунова-Загородского еще с тех пор, когда он был юным гимназистом.