Дженнифер Морг
Часть 18 из 56 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Мы идем пешком – тут всего три квартала, – а она и глазом не моргнула на кучи мусора и закрытые ставни. Мы поднимаемся, я открываю дверь, а когда оборачиваюсь, чтобы втащить ее внутрь, она меня лапает! Обычно на этом этапе они все холодеют и начинаются отмазки, но на этот раз все идет как по маслу. У меня, конечно, стояк, и когда она меня целует, я обхватываю ее и начинаю задирать юбку. Рофинол в холодильнике, умней было бы сперва его ей дать, но какого черта, она и так вроде очень не против. Этой точно хочется жесткого секса – жалко, конечно, что она не знает про клиента, но тут уж что – жизнь такая. Я беру ее на руки и несу внутрь, захлопываю ногой дверь, а потом бросаю ее на постель и сам валюсь сверху. И что самое забавное, она не возражает, не отбивается, и сердце у меня заходится, а голова между ее ног, влажное мясо, теплое мясо, будто она и не знает, что отец сказал, что так нельзя, никогда так легко не давалось, и нельзя, чтобы она потом болтала, хоть она меня за плечо укусила и сосет, и – ох, отец, в груди больно…
Я открываю глаза и пялюсь на потолок отеля, пока не замедляется сердцебиение. У меня опять эрекция, я замерз на мокрой простыне, и чувство такое, будто меня сейчас стошнит.
– Рамона! – хриплю я, потому что горло у меня еще плохо работает со сна.
«Этот ублюдок просто скопытился на мне! – Я больше не чувствую его сознание, но он лежит на ней сверху, все еще спазматически подергиваясь, и я чувствую на языке ее отчаяние и страх. – У него, кажется, слабое сердце оказалось, лишнюю дорожку занюхал. Помоги мне кончить, Боб!»
«Что?..» – Тут я понимаю, что держусь за свой пенис, и отдергиваю руки так, будто они аджикой вымазаны.
«Помоги мне кончить! Пожалуйста!»
Теперь и я чувствую ее суккуба, будто черную воронку пустоты за фоном сознательных мыслей. Ничего человеческого в нем нет, ничего теплого – только сама смерть, не краткое забытье оргазма, а его полная противоположность – ледяная и полая, но алчущая жизни. Пустоту нужно наполнить, суккуб требует жертвы, и она выбрала Марка, но тот слишком рано преставился, и теперь…
«Ему нужна маленькая смерть в пару к большой, и чем дольше ты тянешь, тем он голодней, – заполошно говорит Рамона. – Если ему ее не дать, он меня сожрет, и тебе это может показаться хорошей мыслью, но только если ты забыл, что мы с тобой запутаны…»
«Но я…» – Я же хочу Мо, да? Правда? Мо не прячется за чарами. Мо не ест людей, как секс-вампир. Мо не убийственно роскошная блондинка, она просто Мо, и мы с ней, наверное, рано или поздно поженимся, и мне стыдно и страшно, потому что Мо не поймет того, о чем меня просит Рамона.
«Никаких но! – Я чувствую возбуждение Рамоны, а за ним – подступающую волну страха. – Господи, Боб, сделай же что-нибудь! Помоги мне!..»
Она такая маленькая и беспомощная перед пустотой демонического голода, и Мо здесь нет, да и самой Рамоны тоже. Я чувствую пустой голод, стараюсь от него отгородиться, но я нужен Рамоне. Она балансирует на грани оргазма, голод ждет ее, и если она встретит его одна, то живой не вернется. Я не могу так поступить.
Или могу?
«У меня нет допуска на сексуальную магию», – говорю я, скрипя зубами.
Но Рамона посылает мне тактильную картину себя: теплая тяжесть на груди, голова Марка болтается из стороны в сторону, набухшая, растянутая членом мертвеца вульва, сладостное чувство близости к чудовищному небытию, чувство, с которым балансируешь на краю пропасти, – и я хватаюсь за него и начинаю отчаянно двигать рукой, потому что я все еще на взводе от отзвуков ее секса. Роковое предчувствие тут же отступает, а затем происходит нечто неожиданное – Рамона кончает, совершенно неожиданно для меня.
Ее оргазм все длится и длится, и я уже почти готов просить пощады. Наконец чувственные волны спадают, и она уже просто задыхается под остывающим трупом Марка. Остаточное тепло наполняет ее жизнью – и она ему радуется.
«Спасибо, – с чувством говорит Рамона, и я даже не сразу понимаю, говорит она это мне или мертвому серийному насильнику. – Если бы ты не подключился, он бы меня наверняка прикончил».
Голова трупа покачивается у нее на плече, с губы свисает ниточка слюны. Рамона отталкивает его.
«Тебе тоже было хорошо?» – спрашивает она и нежно целует мягкие, безответные губы.
У меня по коже бегут мурашки.
«А тебе-то как понравилось», – говорю я прежде, чем успеваю прикусить язык.
Но уже поздно.
«Тебе тоже нравится есть, но ты же это не ради удовольствия делаешь, – огрызается Рамона. – И не надо рассказывать, будто тебе самому не понравилось».
Я ежусь от ее злости. Что скажет Мо, когда узнает? Это же не секс – нет, это просто одновременный оргазм с согласным и взрослым человеком, подсказывает язвительная совесть. Черт, какой переплет. Я вскакиваю и шаркаю в ванную для поздней встречи с душем.
«Эй, а как же я?» – возмущается Рамона, пытаясь сдвинуть с себя пустую оболочку своей жертвы.
«Я не хочу сейчас об этом говорить», – бурчу я и откручиваю кран. Чувствую себя грязным.
«Все вы, мужики, такие…»
«На себя посмотри! Вот уж образец для подражания! – Я делаю воду обжигающе горячей, а потом прикусываю язык и становлюсь под струю. – Ты ко мне в штаны хотела забраться, верно?»
«Тебе уже говорили, что ты сволочь, обезьяныш? Если бы я тебя хотела – получила бы прямо там, на балконе в казино, а я чуть не погибла в этом клоповнике».
Она пытается привести одежду в относительный порядок. Марк лежит на полу рядом с кроватью. Она резко бьет его ногой так, что у меня болит ступня, и я вдруг понимаю, что она дрожит от адреналина, вызванного смертельным страхом.
«Скотина!»
Она и вправду напугана – это ехидно подсказывает моя совесть; она уже пару минут гундит, но расслышал я ее голос за шумом в голове только сейчас. Зачем Рамоне врать? Я сглатываю подступившую к горлу желчь. Я ей нравлюсь. Черт знает чем. Заставляю себя придумать какое-то извинение.
«Я больше обычного сволочь, когда сильно пугаюсь».
Звучит слабо, учитывая последующее молчание, но я не знаю, что еще сказать.
«Это точно, – сухо говорит она. – Иди спать, Боб. Сегодня я тебя больше не побеспокою. Сладких снов».
Я просыпаюсь от того, что утренний свет бьет мне в лицо. Одна рука у меня вытянута вдоль кровати, а другая обнимает кого-то за плечо. «Какого черта?» – смутно думаю я.
Это Рамона. Свернулась рядом со мной поверх одеяла и спит, как младенец. На ней по-прежнему вечернее платье, волосы спутаны. У меня перехватывает дыхание от страха, похоти или вины – или от всех этих чувств одновременно: от виноватой, боязливой похоти.
Я никак не могу решить, чего хочу: отгрызть себе руку у плеча или предложить ей сбежать вместе в закат. В конце концов находится компромисс. Я сажусь, медленно вытаскиваю из-под нее руку.
– Какой тебе кофе?
– А? – открывает глаза Рамона. – А… Привет.
Вид у нее озадаченный.
– Где я?.. Ой. – Легкое раздражение в голосе. – Черный. И крепкий.
Она зевает, а затем переворачивается и начинает садиться. Снова зевает.
– Мне нужно воспользоваться твоей ванной комнатой.
Вид у нее недовольный, и дело не только в потекшей косметике: она почему-то выглядит старше, уже не такой нечеловечески совершенной. Чары на месте, они скрывают ее настоящий облик, но то, что я вижу сейчас, уже не окутано туманом навеянных эмоций.
– Да, конечно.
Я подхожу к кофеварке и начинаю тыкать в нее тут и там, чтобы понять, куда засунуть пакетик с кофе. Голова у меня идет кругом.
– Как ты сюда попала?
– А ты не помнишь?
– Нет.
– Ну и я тоже не помню, – говорит она, закрывая дверь.
Через минуту я слышу звук бегущей воды и слишком поздно понимаю, что мне тоже нужно в ванную.
Ну обалденно. Значит, было вот это, не знаю, как назвать, с хищником, Марком – и ей была нужна моя помощь, – об этом я пытаюсь не думать. По крайней мере, это я помню. Но как же она сюда попала?
Я запускаю кофеварку и включаю планшет.
Он лежит там, где я его поставил прошлой ночью – в прямой видимости от двери и окна, – а скринсейвер по-прежнему работает. Я задерживаю на нем взгляд чуть дольше, и заклятье пытается укусить меня между глаз, но промахивается. Хорошо. Затем я проверяю другие защитные чары, которыми я укрепил дверь, быстро открываю ее и забираю табличку «Не беспокоить». На задней стороне таблички поблескивает серебристая диаграмма, нанесенная проводящим красителем с каплей крови. Она по-прежнему заряжена: если кто-то, кроме меня, попытается пройти за нее, его ждет неприятнейший сюрприз. Наконец, когда кофеварка начинает шипеть и булькать, я проверяю печать на окне. Мой мобильник (настоящий, «Трео» с пакетом ПО на Java, клавиатурой и всеми причиндалами, а не замаскированный пистолет) по-прежнему стоит на месте.
Я оглядываюсь по сторонам, а затем качаю головой. Ни в стенах, ни на потолке не видно дыр, а значит, Рамона сюда проникнуть не могла – номер защищен так, как только можно защитить номер в отеле. Все, как любит Энглтон: даже муха не пролетит.
– Не то чтобы я тебя торопил, но мне тоже нужно в туалет, – сообщаю я двери.
– Сейчас-сейчас! Я почти готова, – раздраженно отвечает Рамона.
– Ты уверена, что не помнишь, как сюда попала? – добавляю я.
Дверь открывается. Она подновила чары и снова выглядит той холеной, убийственной фотомоделью, которую я впервые увидел в баре «Лагуна», – только глаза другие. Старые и усталые.
– Что ты помнишь о прошлой ночи? – спрашивает Рамона.
– Я… – Пауза. – В смысле, после встречи с Биллингтоном? Или после того, как я ушел из казино?
– Мы ушли вместе? – хмурится она.
– А ты не…
Я прикусываю язык и смотрю на нее. Как же ты вошла в мой номер? Может, это побочный эффект фатумного запутывания – мои заклятья нас не различают.
– Мне снился очень странный сон, – говорю я и протягиваю ей кофе.
– У-ди-ви-тель-но! – фыркает Рамона, принимая чашку. – Но это ничего не значит.
– Не значит…
Я резко останавливаюсь.
– Мне снилась ты, – неохотно продолжаю я; мне очень сложно подобрать слова. – Ты была с каким-то парнем, которого подобрала в казино.
Она спокойно смотрит мне в глаза.
– Я тебе снилась, Боб. Во сне происходит такое, чего не бывает в реальной жизни.
– Но он умер, когда ты была с ним в постели…
– Боб? – Глаза у нее зеленовато-голубые с золотыми проблесками, подведены так, чтобы казаться огромными и невинными, но сейчас они глубже (и куда холоднее) арктического озера. – Хоть раз в жизни заткнись и послушай меня, ладно?
Она владеет Голосом. Я вдруг обнаруживаю, что прижался спиной к стене и не помню, как сюда попал.
Я открываю глаза и пялюсь на потолок отеля, пока не замедляется сердцебиение. У меня опять эрекция, я замерз на мокрой простыне, и чувство такое, будто меня сейчас стошнит.
– Рамона! – хриплю я, потому что горло у меня еще плохо работает со сна.
«Этот ублюдок просто скопытился на мне! – Я больше не чувствую его сознание, но он лежит на ней сверху, все еще спазматически подергиваясь, и я чувствую на языке ее отчаяние и страх. – У него, кажется, слабое сердце оказалось, лишнюю дорожку занюхал. Помоги мне кончить, Боб!»
«Что?..» – Тут я понимаю, что держусь за свой пенис, и отдергиваю руки так, будто они аджикой вымазаны.
«Помоги мне кончить! Пожалуйста!»
Теперь и я чувствую ее суккуба, будто черную воронку пустоты за фоном сознательных мыслей. Ничего человеческого в нем нет, ничего теплого – только сама смерть, не краткое забытье оргазма, а его полная противоположность – ледяная и полая, но алчущая жизни. Пустоту нужно наполнить, суккуб требует жертвы, и она выбрала Марка, но тот слишком рано преставился, и теперь…
«Ему нужна маленькая смерть в пару к большой, и чем дольше ты тянешь, тем он голодней, – заполошно говорит Рамона. – Если ему ее не дать, он меня сожрет, и тебе это может показаться хорошей мыслью, но только если ты забыл, что мы с тобой запутаны…»
«Но я…» – Я же хочу Мо, да? Правда? Мо не прячется за чарами. Мо не ест людей, как секс-вампир. Мо не убийственно роскошная блондинка, она просто Мо, и мы с ней, наверное, рано или поздно поженимся, и мне стыдно и страшно, потому что Мо не поймет того, о чем меня просит Рамона.
«Никаких но! – Я чувствую возбуждение Рамоны, а за ним – подступающую волну страха. – Господи, Боб, сделай же что-нибудь! Помоги мне!..»
Она такая маленькая и беспомощная перед пустотой демонического голода, и Мо здесь нет, да и самой Рамоны тоже. Я чувствую пустой голод, стараюсь от него отгородиться, но я нужен Рамоне. Она балансирует на грани оргазма, голод ждет ее, и если она встретит его одна, то живой не вернется. Я не могу так поступить.
Или могу?
«У меня нет допуска на сексуальную магию», – говорю я, скрипя зубами.
Но Рамона посылает мне тактильную картину себя: теплая тяжесть на груди, голова Марка болтается из стороны в сторону, набухшая, растянутая членом мертвеца вульва, сладостное чувство близости к чудовищному небытию, чувство, с которым балансируешь на краю пропасти, – и я хватаюсь за него и начинаю отчаянно двигать рукой, потому что я все еще на взводе от отзвуков ее секса. Роковое предчувствие тут же отступает, а затем происходит нечто неожиданное – Рамона кончает, совершенно неожиданно для меня.
Ее оргазм все длится и длится, и я уже почти готов просить пощады. Наконец чувственные волны спадают, и она уже просто задыхается под остывающим трупом Марка. Остаточное тепло наполняет ее жизнью – и она ему радуется.
«Спасибо, – с чувством говорит Рамона, и я даже не сразу понимаю, говорит она это мне или мертвому серийному насильнику. – Если бы ты не подключился, он бы меня наверняка прикончил».
Голова трупа покачивается у нее на плече, с губы свисает ниточка слюны. Рамона отталкивает его.
«Тебе тоже было хорошо?» – спрашивает она и нежно целует мягкие, безответные губы.
У меня по коже бегут мурашки.
«А тебе-то как понравилось», – говорю я прежде, чем успеваю прикусить язык.
Но уже поздно.
«Тебе тоже нравится есть, но ты же это не ради удовольствия делаешь, – огрызается Рамона. – И не надо рассказывать, будто тебе самому не понравилось».
Я ежусь от ее злости. Что скажет Мо, когда узнает? Это же не секс – нет, это просто одновременный оргазм с согласным и взрослым человеком, подсказывает язвительная совесть. Черт, какой переплет. Я вскакиваю и шаркаю в ванную для поздней встречи с душем.
«Эй, а как же я?» – возмущается Рамона, пытаясь сдвинуть с себя пустую оболочку своей жертвы.
«Я не хочу сейчас об этом говорить», – бурчу я и откручиваю кран. Чувствую себя грязным.
«Все вы, мужики, такие…»
«На себя посмотри! Вот уж образец для подражания! – Я делаю воду обжигающе горячей, а потом прикусываю язык и становлюсь под струю. – Ты ко мне в штаны хотела забраться, верно?»
«Тебе уже говорили, что ты сволочь, обезьяныш? Если бы я тебя хотела – получила бы прямо там, на балконе в казино, а я чуть не погибла в этом клоповнике».
Она пытается привести одежду в относительный порядок. Марк лежит на полу рядом с кроватью. Она резко бьет его ногой так, что у меня болит ступня, и я вдруг понимаю, что она дрожит от адреналина, вызванного смертельным страхом.
«Скотина!»
Она и вправду напугана – это ехидно подсказывает моя совесть; она уже пару минут гундит, но расслышал я ее голос за шумом в голове только сейчас. Зачем Рамоне врать? Я сглатываю подступившую к горлу желчь. Я ей нравлюсь. Черт знает чем. Заставляю себя придумать какое-то извинение.
«Я больше обычного сволочь, когда сильно пугаюсь».
Звучит слабо, учитывая последующее молчание, но я не знаю, что еще сказать.
«Это точно, – сухо говорит она. – Иди спать, Боб. Сегодня я тебя больше не побеспокою. Сладких снов».
Я просыпаюсь от того, что утренний свет бьет мне в лицо. Одна рука у меня вытянута вдоль кровати, а другая обнимает кого-то за плечо. «Какого черта?» – смутно думаю я.
Это Рамона. Свернулась рядом со мной поверх одеяла и спит, как младенец. На ней по-прежнему вечернее платье, волосы спутаны. У меня перехватывает дыхание от страха, похоти или вины – или от всех этих чувств одновременно: от виноватой, боязливой похоти.
Я никак не могу решить, чего хочу: отгрызть себе руку у плеча или предложить ей сбежать вместе в закат. В конце концов находится компромисс. Я сажусь, медленно вытаскиваю из-под нее руку.
– Какой тебе кофе?
– А? – открывает глаза Рамона. – А… Привет.
Вид у нее озадаченный.
– Где я?.. Ой. – Легкое раздражение в голосе. – Черный. И крепкий.
Она зевает, а затем переворачивается и начинает садиться. Снова зевает.
– Мне нужно воспользоваться твоей ванной комнатой.
Вид у нее недовольный, и дело не только в потекшей косметике: она почему-то выглядит старше, уже не такой нечеловечески совершенной. Чары на месте, они скрывают ее настоящий облик, но то, что я вижу сейчас, уже не окутано туманом навеянных эмоций.
– Да, конечно.
Я подхожу к кофеварке и начинаю тыкать в нее тут и там, чтобы понять, куда засунуть пакетик с кофе. Голова у меня идет кругом.
– Как ты сюда попала?
– А ты не помнишь?
– Нет.
– Ну и я тоже не помню, – говорит она, закрывая дверь.
Через минуту я слышу звук бегущей воды и слишком поздно понимаю, что мне тоже нужно в ванную.
Ну обалденно. Значит, было вот это, не знаю, как назвать, с хищником, Марком – и ей была нужна моя помощь, – об этом я пытаюсь не думать. По крайней мере, это я помню. Но как же она сюда попала?
Я запускаю кофеварку и включаю планшет.
Он лежит там, где я его поставил прошлой ночью – в прямой видимости от двери и окна, – а скринсейвер по-прежнему работает. Я задерживаю на нем взгляд чуть дольше, и заклятье пытается укусить меня между глаз, но промахивается. Хорошо. Затем я проверяю другие защитные чары, которыми я укрепил дверь, быстро открываю ее и забираю табличку «Не беспокоить». На задней стороне таблички поблескивает серебристая диаграмма, нанесенная проводящим красителем с каплей крови. Она по-прежнему заряжена: если кто-то, кроме меня, попытается пройти за нее, его ждет неприятнейший сюрприз. Наконец, когда кофеварка начинает шипеть и булькать, я проверяю печать на окне. Мой мобильник (настоящий, «Трео» с пакетом ПО на Java, клавиатурой и всеми причиндалами, а не замаскированный пистолет) по-прежнему стоит на месте.
Я оглядываюсь по сторонам, а затем качаю головой. Ни в стенах, ни на потолке не видно дыр, а значит, Рамона сюда проникнуть не могла – номер защищен так, как только можно защитить номер в отеле. Все, как любит Энглтон: даже муха не пролетит.
– Не то чтобы я тебя торопил, но мне тоже нужно в туалет, – сообщаю я двери.
– Сейчас-сейчас! Я почти готова, – раздраженно отвечает Рамона.
– Ты уверена, что не помнишь, как сюда попала? – добавляю я.
Дверь открывается. Она подновила чары и снова выглядит той холеной, убийственной фотомоделью, которую я впервые увидел в баре «Лагуна», – только глаза другие. Старые и усталые.
– Что ты помнишь о прошлой ночи? – спрашивает Рамона.
– Я… – Пауза. – В смысле, после встречи с Биллингтоном? Или после того, как я ушел из казино?
– Мы ушли вместе? – хмурится она.
– А ты не…
Я прикусываю язык и смотрю на нее. Как же ты вошла в мой номер? Может, это побочный эффект фатумного запутывания – мои заклятья нас не различают.
– Мне снился очень странный сон, – говорю я и протягиваю ей кофе.
– У-ди-ви-тель-но! – фыркает Рамона, принимая чашку. – Но это ничего не значит.
– Не значит…
Я резко останавливаюсь.
– Мне снилась ты, – неохотно продолжаю я; мне очень сложно подобрать слова. – Ты была с каким-то парнем, которого подобрала в казино.
Она спокойно смотрит мне в глаза.
– Я тебе снилась, Боб. Во сне происходит такое, чего не бывает в реальной жизни.
– Но он умер, когда ты была с ним в постели…
– Боб? – Глаза у нее зеленовато-голубые с золотыми проблесками, подведены так, чтобы казаться огромными и невинными, но сейчас они глубже (и куда холоднее) арктического озера. – Хоть раз в жизни заткнись и послушай меня, ладно?
Она владеет Голосом. Я вдруг обнаруживаю, что прижался спиной к стене и не помню, как сюда попал.