Двойник

— Именно. Вот так я совершила самую большую ошибку в своей жизни. Пока самую большую. — Она снова глотнула вина. «А ты можешь стать следующей. Если бы Господь хотел от нас повиновения, Он не должен был создавать искушение».

Даниэл выложил нарезанные огурцы в салатницу. Маура наблюдала за тем, как он, стоя к ней спиной, ополаскивал нож в раковине. Высокий и стройный, он напоминал марафонца. «Зачем мне все это? — думала она. — Почему я выбрала именно его из всех мужчин, достойных внимания?»

— Ты спрашивала, почему я стал священником, — произнес он.

— И почему же?

Он обернулся и взглянул на нее.

— У моей сестры была лейкемия.

В замешательстве она не знала что сказать. Не нашла подходящих слов.

— Софии было шесть лет, — продолжал Даниэл. — Она была самой младшей в нашей семье и единственной девочкой. — Он потянулся к полотенцу и вытер руки, потом аккуратно и неспешно повесил его на крючок, словно обдумывая, что сказать дальше. — Острая лимфоцитарная лейкемия. Наверное, этот вид болезни можно назвать удачным, если к лейкемии вообще применимы такие понятия.

— У детей эта болезнь с благоприятным прогнозом. Восемьдесят процентов больных вылечиваются. — Достоверное с научной точки зрения утверждение, но она тотчас пожалела о том, что высказала его. Бесстрастная доктор Айлз, привыкшая оперировать фактами и безжалостной статистикой. Вот так всегда она реагировала на чужие страдания, привычно играя роль ученого. Друг только что умер от рака легких? Родственник покалечился в автокатастрофе? Для каждой трагедии у нее находились нужные статистические данные, которые вселяли оптимизм и уверенность.

Она гадала, не показалось ли Даниэлу, что она отреагировала слишком безразлично и бессердечно. Но он не казался обиженным. Просто кивнул, приняв ее статистические сведения так, как она их и преподнесла, — в виде констатации факта.

— В то время пятилетние дети выживали значительно реже, чем сейчас, — сказал он. — К тому моменту, когда ей поставили диагноз, она уже была плоха. Не могу передать, насколько мучительно это было для всех нас. Особенно для матери. Ее единственная девочка. Ее малышка. Мне тогда было четырнадцать, и я взял на себя ответственность присматривать за Софией. Несмотря на повышенное внимание к себе, она никогда не была испорченным и избалованным ребенком. И всегда оставалась на редкость милым ребенком. — Он не смотрел на Мауру, а уставился в пол, как будто не хотел раскрывать перед ней всю глубину своей боли.

— Даниэл! — позвала она.

Брофи глубоко вздохнул и выпрямился.

— Не знаю, как рассказывать эту историю такому скептику, как ты.

— Что было потом?

— Доктор сообщил, что она безнадежна. В те времена мнение врача воспринималось как окончательный приговор. Вечером того же дня родители и братья пошли в церковь. Молиться о чуде. Так я думаю. Я остался в больнице у Софии. Она уже совсем облысела после курса химиотерапии. Помню, она заснула у меня на коленях. А я молился. Молился часами, давая самые нелепые клятвы Господу. Если бы она умерла, думаю, я бы уже никогда не переступил порог церкви.

— Но она выжила, — тихо произнесла Маура.

Он посмотрел на нее и улыбнулся.

— Да, выжила. А я сдержал все данные мной обещания. Все до одного. Потому что в тот день Он услышал меня. Я в этом не сомневаюсь.

— И где сейчас София?

— Счастлива в браке, живет в Манчестере. У нее двое приемных детей. — Он сел за кухонный стол напротив Мауры. — А я это я.

— Отец Брофи.

— Теперь ты знаешь, почему я поступил именно так.

«Правильно ли?» — хотела спросить Маура, но не решилась.

Они снова наполнили бокалы. Маура нарезала хрустящий французский батон и перемешала салат. Разложила по тарелкам цыпленка в винном соусе. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок — не к сердцу ли Даниэла Брофи она стремилась, не его ли хотела завоевать?

«Может быть, именно от сознания невозможности обладать им я себя чувствую так спокойно. Он недосягаем, поэтому не может навредить мне, как это сделал Виктор».

Но, выходя замуж за Виктора, она тоже не думала, что он когда-нибудь причинит ей боль.

«Мы только думаем, что мы неуязвимы».

Трапеза уже подошла к концу, когда раздался звонок в дверь, от которого они оба вздрогнули. Хотя вечер прошел невинно, они обменялись тяжелыми взглядами, словно любовники, застигнутые врасплох.

На пороге стояла Джейн Риццоли, от влажного воздуха ее волосы превратились в неуправляемый взрыв черных кудряшек. Хотя вечер был теплым, на ней был один из тех темных брючных костюмов, который она обычно носила на работе. По мрачному взгляду Риццоли Маура догадалась, что она пришла не для светской беседы. В руке у Риццоли был портфель.

— Извините, что беспокою вас дома, доктор. Но нам необходимо поговорить. Я подумала, лучше увидеться здесь, чем у вас в офисе.

— Это связано с тем делом?

Риццоли кивнула. Излишне было уточнять, о каком деле идет речь; они обе знали. Хотя доктор Айлз и Риццоли уважали друг друга как профессионалы, их отношения по-прежнему нельзя было назвать дружескими, и сейчас обе испытывали некоторую неловкость. «Что-то случилось, — подумала Маура. — Она меня в чем-то подозревает».

— Входите, пожалуйста.

Риццоли зашла в дом и остановилась, учуяв ароматы еды.

— Я помешала ужину?

— Нет, мы уже поели.


Слово «мы» не ускользнуло от внимания Риццоли. Она вопросительно посмотрела на Мауру. Услышала шаги и, обернувшись, увидела в коридоре Даниэла, который нес на кухню бокалы.

— Добрый вечер, детектив! — воскликнул он.

Риццоли удивленно заморгала.

— Отец Брофи.

Даниэл продолжил свой путь на кухню, а Риццоли повернулась к Мауре. Хотя Джейн ничего не сказала, было совершенно ясно, о чем она думает. То же самое подумала и прихожанка в церкви. «Да, со стороны это выглядит дурно, но ничего ведь не было. Ничего, кроме ужина и светской беседы. Какого черта ты так на меня смотришь?»

— Что ж, — выдохнула Риццоли. Слишком большой смысл был вложен в эту скупую реплику. С кухни донеслось позвякивание посуды. Даниэл загружал ее в посудомоечную машину. Священник, который у нее на кухне чувствовал себя как дома. — Я бы хотела поговорить с вами с глазу на глаз, если это возможно, — добавила Риццоли.

— Это обязательно? Отец Брофи мой друг.

— Разговор будет не из легких, доктор.

— Я же не могу выставить его за дверь. — Маура замолчала, заслышав приближающиеся шаги Даниэла.

— Но мне действительно пора, — сказал он. И, бросив взгляд на портфель Риццоли, добавил: — Тем более, что у вас деловой разговор.

— Да, вы правы, — подтвердила Риццоли.

Он улыбнулся Мауре.

— Спасибо за ужин.

— Подожди, — сказала Маура. — Даниэл! — Она вышла вместе с ним на крыльцо и закрыла за собой дверь. — Тебе не нужно уходить.

— Она хочет поговорить с тобой наедине.

— Извини, пожалуйста.

— За что? Вечер был чудесный.

— У меня такое чувство, будто я тебя выгоняю.

Он взял ее руку и сжал в своих теплых ладонях.

— Позвони мне, когда снова захочешь поговорить, — сказал он. — В любое время.

Она взглядом проводила его до машины. Когда Даниэл обернулся, чтобы махнуть ей рукой, в темноте мелькнул его воротник — белая вспышка в ночи.

Маура вернулась в дом. Риццоли все еще стояла в коридоре и наблюдала за ней. Разумеется, гадая об их отношениях с Даниэлом. Она не слепая и прекрасно понимает, что их дружба перерастает в нечто большее.

— Будете что-нибудь пить? — спросила Маура.

— С удовольствием. Только что-нибудь безалкогольное. — Риццоли погладила свой живот. — Малыш еще слишком мал, чтобы пьянствовать.

— Конечно.

Маура провела гостью по коридору, старательно играя роль гостеприимной хозяйки. На кухне она разложила по стаканам лед, налила апельсиновый сок. Себе в стакан плеснула немного водки. Обернувшись к столу, она увидела, что Риццоли выкладывает из портфеля папку.

— Что это? — поинтересовалась Маура.

— Может, сначала присядем, доктор? Потому что мои новости могут огорчить вас.

Маура опустилась на стул возле кухонного стола, Риццоли последовала ее примеру. Они оказались друг против друга, между ними лежала папка. «Ящик Пандоры, — думала Маура, разглядывая ее. — Может, мне лучше не знать, что внутри?»

— Помните, что я говорила вам об Анне Джессоп на прошлой неделе? Что самые ранние сведения о ней — шестимесячной давности и что ее местожительством числится пустая квартира?

— Вы называли ее фантомом.

— В некотором смысле это правда. Анны Джессоп на самом деле не существовало.

— Как это?

— А так. Анны Джессоп не было. Это вымышленное имя. А настоящее — Анна Леони. Примерно полгода назад она поменяла имя. Начала закрывать счета и покинула свой дом. С новыми документами она сняла квартиру в Брайтоне, в которую и не думала вселяться. Это был ложный след на случай, если кому-то удастся узнать ее новое имя. Потом она собрала свои вещи и переехала в штат Мэн. Поселилась в маленьком городке на побережье. Там и прожила последние два месяца.

— Как вам удалось это узнать?

— Я говорила с полицейским, который помог ей это сделать.

— С полицейским?

— Детектив Баллард из Ньютона.