Двойная игра
Часть 43 из 52 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Сдал в металлолом, – ответствовал я, также согласуясь с обычаем.
Дюха, странно глянув на меня, выскочил за дверь.
– Ты куда? – всполошилась Зиночка, а в ответ – удаляющийся топот.
– Привет, привет! – помахала мне Маша.
Светланка молча улыбнулась, а Инка с Ритой, о чём-то оживлённо судачившие, обернулись ко мне с одинаково сладкими улыбочками.
– Приветики! – подвигала пальчиками Сулима.
– Приветики! – Я плюхнулся на своё место с ощущением подвоха. Инна лишь на секундочку прислонилась ко мне и незаметно погладила мою руку. Люди же кругом…
Незаметно в класс просочилась чёрненькая, сухонькая, маленькая Кукуруза Бармалеевна, она же Феруза Валеевна, учительница физики.
Одноклассники мои загремели стульями, вставая и убавляя громкость разговоров до шёпота. Бармалеевна – женщина весьма толковая. Её отличала невнимательность и склонность «подвисать» – Феруза могла глубоко и надолго предаться размышлениям прямо посреди урока. И старшие классы этим пользовались – надо было просто тихонечко сидеть, не мешая учительнице думать…
– Садитесь! – рассеянно улыбнулась Кукуруза Бармалеевна. – Поздравляю вас – и нас! – с новым учебным годом!
– Спасибо! – разошлось по классу.
Тут распахнулась дверь, и на пороге показался сияющий Жук. В руках он держал пачку газет.
– Нарисовался, фиг сотрёшь, – выразился Почтарь, изображая вопросительный знак.
– Опаздываем? – ласково спросила физичка.
– Да вы что? Я… это… отлучался. Вот! – Дюха победным маршем прошествовал к учительскому столу и выложил свежие номера «Комсомольской правды». – Ку… Феруза Валеевна, тут про нашего Мишку!
Класс загудел, как гигантский улей. Инна запищала и стала меня мутузить, а Рита перегнулась, к великой радости «камчатки», и растрепала мои волосы.
– Там про сверхпроводимость! – авторитетно сообщил Дюха. – Про высокую!
– Высокотемпературную, – поправил я рефлекторно.
– А, ну да!
Учительница нащупала стул и медленно уселась, вчитываясь в текст на четвёртой полосе, а Дюха с видом именинника разнёс газеты, последнюю вручив мне.
– Дай посмотреть! – Рита вскочила и положила мне руки на плечи, заглядывая со спины, Инна нависла слева.
Статья называлась коротко и ёмко: «Открытие», а неведомый фотограф запечатлел меня в лаборатории физтеха. Это случилось где-то дня через три после супоневской эскапады. На снимке я стоял в белом халате, держа в руках тонкую сверхпроводящую ленту из висмутовых керамических жил, запрессованных в серебряную матрицу. Лицо задумчивое такое, одухотворённое даже…
– Ой какой хорошенький! – запищала Альбина.
– Тоже мне, нашла красавца! – мигом отозвался Изя. – Ты на меня лучше посмотри!
– Ой, Изя, скажешь тоже…
– Аля права! – шепнула на ухо Рита, наваливаясь мне на плечо.
– Да я тут лучше, чем в жизни, – проворчал я, нетерпеливо цепляя глазами текст.
– При температуре жидкого азота? – воскликнула физичка.
– Выше, Феруза Валеевна.
– С ума сойти… – Бармалеевна выдохнула, хватая взглядом строчки.
– А тут вот Мишкина микроЭВМ! – гордо сказала Зиночка.
– Где?
– А вот, на врезке! – Тимоша вчиталась: – Курский завод «Счётмаш» выпускает!
– Он у нас как Леонардо да Винчи! – резюмировал Жека.
– Леонардо недовинченный! – хихикнул Сосницкий, и тут Дэнчик меня удивил – эта трусоватая личность, гораздая лишь на вялый словесный отпор, дала Сосне подзатыльник.
– Ты чё? – вылупился Юрка, чуть не клюнув носом столешницу.
– А ничё! – агрессивно ответил Данька.
– Тихо! – Физичка застучала указкой по столу. – Миша, мы тебя слушаем. И чтоб в подробностях!
– Можно с места? – вздохнул я.
– Да, конечно!
Первый урок в четверти я сорвал…
Суббота, 13 сентября 1975 года, день
Первомайск, парк им. Петровского
Сдержанно рокочущий теплоходик «ПТ‐4», который все звали катером, подвалил к парковой пристани, пихаясь в навешанные шины. Я быстренько сошёл на берег, ныряя в тень развесистых деревьев. Будто и впрямь окунулся в прохладную воду. Плакучие ивы изгибались вдоль воды, распуская плети ветвей, а дальше небо закрывали кряжистые осокори, наполняя воздух терпким запахом нагретой листвы.
Аллеи парка поражали пустынностью. Сиеста. Приступ лета.
Безо всякой цели я свернул на широкую дорожку, уводившую мимо ротонды и дальше, под мост, к пляжу и стадиону. Так путь до дому удлиняется, зато всё время топаешь, окружённый пышной зеленью, что упрямо не сдаётся осени, а не тащишься по тротуару, как по раскалённой сковородке, вдыхая бензиновый чад.
Завидев ротонду, я вздохнул. Звёздочки, рисованные Маринкой, поблекли, смытые дождями. Пошлёпав ладонью толстую колонну, я направился к мосту. Изящные ласточки срывались с гнёзд чёрными каплями, подпевая плещущим волнам.
По бетонному пролёту, гудевшему над головой, гуляла световая сеточка отражений от зелёной речной воды.
Контрапунктом набрякшая тень испугала. Я резко повернул голову, встречаясь глазами с невзрачным коротышкой, одетым, несмотря на жару, в строгий чёрный костюм. Волосы на голове мужчинки стремительно редели, оконтуривая будущую плешь, на губах то занималась, то таяла насмешка, а глаза смотрели холодно. Перехватив взгляд полурослика, я почувствовал нервный удар, выплеск тёмной силы.
Коротышка, крутивший на пальце часы с серебряным браслетом, ухмыльнулся:
– Ну здравствуй, «Миха»!
Испытав мгновенный тошнотворный страх, я ответил с вызовом:
– Привет. А мы разве знакомы?
Мужчинка мелко рассмеялся – и мгновенно стёр улыбку, замораживая безразличное выражение на бледном, незагорелом лице.
– Меня зовут Хинкис, – представился он, – Бруно Хинкис. Я работаю в Институте мозга, а подрабатываю оперативником Комитета партийного контроля.
Уловив ситуацию, я небрежно отозвался:
– Приказ найти меня отдал Пельше или…
– Или, – кивнул Хинкис. – Ты нужен Леониду Ильичу. Не бойся, условия для жизни, учёбы и работы – лучше не найти. У тебя будет всё!
– Кроме свободы, – кивнул я. – Спасибо, нет. Мне это не подходит.
Бруно поганенько захихикал.
– А кто тебя спрашивает, юноша? – Он неторопливо закрутил браслетом, проговаривая монотонным, заунывным голосом: – Я твой друг, твой лучший, единственный друг… Мне можно и нужно доверять во всём… Тебе со мной спокойно, хорошо, ты с радостью подчиняешься моим приказам…
Надо было срочно переходить на сверхскорость, бросаться и вырубать коротышку, но я не мог сдвинуться с места! Застыл, как истукан с острова Рапа-Нуи, и таращился на Того-Кто-Приказывает. Моя личность билась в панике, заходясь от ужаса, а тело отказало – ноги, руки, шея сделались как каменные, налились неподъёмной тяжестью.
Я всё прекрасно слышал, вот только язык и губы не подчинялись мне, даже тупо мычать не выходило. Ещё немного, и свалюсь тут, как декоммунизированный памятник…
Выстрел из бесшумного пистолета прозвучал как гром. Пуля разорвала Хинкису плечо, и тот с размаху сел на худую задницу.
– Ай! – взвизгнул коротышка, и морок тут же спал с меня, возвращая подвижность всем членам.
Пошатнувшись, я обернулся, увидав Леви. Израильтянин стоял, набычившись, с ненавистью глядя на Бруно. Пистолет в его руке не дрожал, словно оружие и впрямь сжимала длань статуи.
– Привет, «Миха», – обронил Шавит. – Эта сволочь убила Хаима!
– Я не убива-ал! – проскулил оперативник КПК. – Он са-ам!
– Ты приказал ему убить себя! – повысил голос Леви. – Гамлиэль ещё до того, как ты его загипнотизировал, включил магнитофон на запись, маленький такой кассетничек под топчаном… – Израильтянин взял паузу, медленно выдыхая. – Хаим мог тебя убить сразу, но он выжидал, не догадываясь о твоих сволочных способностях! Вот только на меня они не действуют. Проверено.
Лицо Хинкиса страшно исказилось.
– Ми-ха! – каркнул он, и я снова ощутил необоримый накат тёмной волны, затапливавшей мозг.
Хлопнул выстрел. Бруно содрогнулся. На его белой рубашке расплылось красное пятно, как раз напротив сердца. Хинкис упал на колени, покачался секунды две, шевеля синевшими губами, – и повалился в реденькую подсыхавшую траву.
Дюха, странно глянув на меня, выскочил за дверь.
– Ты куда? – всполошилась Зиночка, а в ответ – удаляющийся топот.
– Привет, привет! – помахала мне Маша.
Светланка молча улыбнулась, а Инка с Ритой, о чём-то оживлённо судачившие, обернулись ко мне с одинаково сладкими улыбочками.
– Приветики! – подвигала пальчиками Сулима.
– Приветики! – Я плюхнулся на своё место с ощущением подвоха. Инна лишь на секундочку прислонилась ко мне и незаметно погладила мою руку. Люди же кругом…
Незаметно в класс просочилась чёрненькая, сухонькая, маленькая Кукуруза Бармалеевна, она же Феруза Валеевна, учительница физики.
Одноклассники мои загремели стульями, вставая и убавляя громкость разговоров до шёпота. Бармалеевна – женщина весьма толковая. Её отличала невнимательность и склонность «подвисать» – Феруза могла глубоко и надолго предаться размышлениям прямо посреди урока. И старшие классы этим пользовались – надо было просто тихонечко сидеть, не мешая учительнице думать…
– Садитесь! – рассеянно улыбнулась Кукуруза Бармалеевна. – Поздравляю вас – и нас! – с новым учебным годом!
– Спасибо! – разошлось по классу.
Тут распахнулась дверь, и на пороге показался сияющий Жук. В руках он держал пачку газет.
– Нарисовался, фиг сотрёшь, – выразился Почтарь, изображая вопросительный знак.
– Опаздываем? – ласково спросила физичка.
– Да вы что? Я… это… отлучался. Вот! – Дюха победным маршем прошествовал к учительскому столу и выложил свежие номера «Комсомольской правды». – Ку… Феруза Валеевна, тут про нашего Мишку!
Класс загудел, как гигантский улей. Инна запищала и стала меня мутузить, а Рита перегнулась, к великой радости «камчатки», и растрепала мои волосы.
– Там про сверхпроводимость! – авторитетно сообщил Дюха. – Про высокую!
– Высокотемпературную, – поправил я рефлекторно.
– А, ну да!
Учительница нащупала стул и медленно уселась, вчитываясь в текст на четвёртой полосе, а Дюха с видом именинника разнёс газеты, последнюю вручив мне.
– Дай посмотреть! – Рита вскочила и положила мне руки на плечи, заглядывая со спины, Инна нависла слева.
Статья называлась коротко и ёмко: «Открытие», а неведомый фотограф запечатлел меня в лаборатории физтеха. Это случилось где-то дня через три после супоневской эскапады. На снимке я стоял в белом халате, держа в руках тонкую сверхпроводящую ленту из висмутовых керамических жил, запрессованных в серебряную матрицу. Лицо задумчивое такое, одухотворённое даже…
– Ой какой хорошенький! – запищала Альбина.
– Тоже мне, нашла красавца! – мигом отозвался Изя. – Ты на меня лучше посмотри!
– Ой, Изя, скажешь тоже…
– Аля права! – шепнула на ухо Рита, наваливаясь мне на плечо.
– Да я тут лучше, чем в жизни, – проворчал я, нетерпеливо цепляя глазами текст.
– При температуре жидкого азота? – воскликнула физичка.
– Выше, Феруза Валеевна.
– С ума сойти… – Бармалеевна выдохнула, хватая взглядом строчки.
– А тут вот Мишкина микроЭВМ! – гордо сказала Зиночка.
– Где?
– А вот, на врезке! – Тимоша вчиталась: – Курский завод «Счётмаш» выпускает!
– Он у нас как Леонардо да Винчи! – резюмировал Жека.
– Леонардо недовинченный! – хихикнул Сосницкий, и тут Дэнчик меня удивил – эта трусоватая личность, гораздая лишь на вялый словесный отпор, дала Сосне подзатыльник.
– Ты чё? – вылупился Юрка, чуть не клюнув носом столешницу.
– А ничё! – агрессивно ответил Данька.
– Тихо! – Физичка застучала указкой по столу. – Миша, мы тебя слушаем. И чтоб в подробностях!
– Можно с места? – вздохнул я.
– Да, конечно!
Первый урок в четверти я сорвал…
Суббота, 13 сентября 1975 года, день
Первомайск, парк им. Петровского
Сдержанно рокочущий теплоходик «ПТ‐4», который все звали катером, подвалил к парковой пристани, пихаясь в навешанные шины. Я быстренько сошёл на берег, ныряя в тень развесистых деревьев. Будто и впрямь окунулся в прохладную воду. Плакучие ивы изгибались вдоль воды, распуская плети ветвей, а дальше небо закрывали кряжистые осокори, наполняя воздух терпким запахом нагретой листвы.
Аллеи парка поражали пустынностью. Сиеста. Приступ лета.
Безо всякой цели я свернул на широкую дорожку, уводившую мимо ротонды и дальше, под мост, к пляжу и стадиону. Так путь до дому удлиняется, зато всё время топаешь, окружённый пышной зеленью, что упрямо не сдаётся осени, а не тащишься по тротуару, как по раскалённой сковородке, вдыхая бензиновый чад.
Завидев ротонду, я вздохнул. Звёздочки, рисованные Маринкой, поблекли, смытые дождями. Пошлёпав ладонью толстую колонну, я направился к мосту. Изящные ласточки срывались с гнёзд чёрными каплями, подпевая плещущим волнам.
По бетонному пролёту, гудевшему над головой, гуляла световая сеточка отражений от зелёной речной воды.
Контрапунктом набрякшая тень испугала. Я резко повернул голову, встречаясь глазами с невзрачным коротышкой, одетым, несмотря на жару, в строгий чёрный костюм. Волосы на голове мужчинки стремительно редели, оконтуривая будущую плешь, на губах то занималась, то таяла насмешка, а глаза смотрели холодно. Перехватив взгляд полурослика, я почувствовал нервный удар, выплеск тёмной силы.
Коротышка, крутивший на пальце часы с серебряным браслетом, ухмыльнулся:
– Ну здравствуй, «Миха»!
Испытав мгновенный тошнотворный страх, я ответил с вызовом:
– Привет. А мы разве знакомы?
Мужчинка мелко рассмеялся – и мгновенно стёр улыбку, замораживая безразличное выражение на бледном, незагорелом лице.
– Меня зовут Хинкис, – представился он, – Бруно Хинкис. Я работаю в Институте мозга, а подрабатываю оперативником Комитета партийного контроля.
Уловив ситуацию, я небрежно отозвался:
– Приказ найти меня отдал Пельше или…
– Или, – кивнул Хинкис. – Ты нужен Леониду Ильичу. Не бойся, условия для жизни, учёбы и работы – лучше не найти. У тебя будет всё!
– Кроме свободы, – кивнул я. – Спасибо, нет. Мне это не подходит.
Бруно поганенько захихикал.
– А кто тебя спрашивает, юноша? – Он неторопливо закрутил браслетом, проговаривая монотонным, заунывным голосом: – Я твой друг, твой лучший, единственный друг… Мне можно и нужно доверять во всём… Тебе со мной спокойно, хорошо, ты с радостью подчиняешься моим приказам…
Надо было срочно переходить на сверхскорость, бросаться и вырубать коротышку, но я не мог сдвинуться с места! Застыл, как истукан с острова Рапа-Нуи, и таращился на Того-Кто-Приказывает. Моя личность билась в панике, заходясь от ужаса, а тело отказало – ноги, руки, шея сделались как каменные, налились неподъёмной тяжестью.
Я всё прекрасно слышал, вот только язык и губы не подчинялись мне, даже тупо мычать не выходило. Ещё немного, и свалюсь тут, как декоммунизированный памятник…
Выстрел из бесшумного пистолета прозвучал как гром. Пуля разорвала Хинкису плечо, и тот с размаху сел на худую задницу.
– Ай! – взвизгнул коротышка, и морок тут же спал с меня, возвращая подвижность всем членам.
Пошатнувшись, я обернулся, увидав Леви. Израильтянин стоял, набычившись, с ненавистью глядя на Бруно. Пистолет в его руке не дрожал, словно оружие и впрямь сжимала длань статуи.
– Привет, «Миха», – обронил Шавит. – Эта сволочь убила Хаима!
– Я не убива-ал! – проскулил оперативник КПК. – Он са-ам!
– Ты приказал ему убить себя! – повысил голос Леви. – Гамлиэль ещё до того, как ты его загипнотизировал, включил магнитофон на запись, маленький такой кассетничек под топчаном… – Израильтянин взял паузу, медленно выдыхая. – Хаим мог тебя убить сразу, но он выжидал, не догадываясь о твоих сволочных способностях! Вот только на меня они не действуют. Проверено.
Лицо Хинкиса страшно исказилось.
– Ми-ха! – каркнул он, и я снова ощутил необоримый накат тёмной волны, затапливавшей мозг.
Хлопнул выстрел. Бруно содрогнулся. На его белой рубашке расплылось красное пятно, как раз напротив сердца. Хинкис упал на колени, покачался секунды две, шевеля синевшими губами, – и повалился в реденькую подсыхавшую траву.