Двери во Тьме

* * *


Милославский, к моему удивлению, приезжал вообще без охраны. Все трое прикатили на «шевролете» – за рулем Иван сидел. Действительно удивил: я профессора без двух охранников уже и представлять перестал. Думаю, что он и это просчитал – решил, что подобная «открытость к народу» вызовет больше доверия. Может, и вызвала: я не взвешивал, сколько доверия откуда пришло. Попрощались, я пообещал, что завтра с утра мы в Углегорск вернемся.

Первая половина дня прошла суетно. Пообщались с не слишком радостным Сергеем, потом сам Болотов встречи удостоил, подъехал в «Светлячок». Но разобрались как-то, оспаривать тот факт, что никто никому пока ничего не должен, он не стал. Да и энтузиазма не так много было теперь: и сам Болотов, насколько я понял, и Егор поняли, что вся история была на девять десятых Пашиным разводняком, на который они повелись как последние лохи. И теперь, наоборот, лучше демонстрировать сдержанность подхода, хотя бы для исправления репутации.

Вечером все же выбрались в ту самую «Сибирь», просто втроем. Ресторан выглядел изнутри опять же натуральной избой, что уже начало надоедать слегка, но кухня была выше всяких похвал – одних пельменей несколько видов. И под водку все виды шли просто замечательно, чуть не строем.

На рассвете рассчитались в гостинице, побросали вещи в машины и поехали обратно, в Углегорск. Второй «кюбель» Настя решила приватизировать, хотя я бы пока настаивал на том, чтобы она на работу и обратно не одна ездила. Ладно, сам буду возить, а машина пусть будет – пригодится, рост семейной мобильности налицо. Главное – маневр, в конце концов.

Утеплить бы еще «кюбель», утеплить. Сколько можно про это мечтать? Можно бы и заняться уже, тем более, как я понял из разговора с Тенго, состоявшегося после беседы с Милославским, хозяйство Червонца в Углегорске, то есть тот самый сервис, на котором я был, отошло Шалве. Наполовину. А еще наполовину все равно кому. Тому, кто Шалве дышать дает. Вот такой у нас социализм военного типа в Углегорске.

На КПП никто никаких оргвыводов на наш счет не делал и косо не смотрел, так что мы, видать, ни в какие ориентировки и стоп-листы не попадали. Хотя должны были бы, но кто-то решительной рукой, и я даже могу предположить кто, это дело пресек. Ну и хорошо – нам только дополнительных разбирательств не хватало.

Федька собирался к себе в общагу заскочить и вещи забросить, а потом по планам у него свиданка намечалась, и судя по всему, до завтрашнего утра. Ну а мы прямо домой – мы люди вполне семейные.

Толстый комендант Петр Геннадьевич встретил нас чуть испуганно. Засуетился, сказал, что квартира опечатана, но с ним печать вскрыть можно, только актик подписать следует. Поднялся с нами на этаж, протиснувшись под козлами штукатуров, заделывавших дырки от пуль в стене. Выбитое стекло на площадке уже заменили, кровь со ступенек тоже смыли.

Актик у коменданта был уже готов, так что «таинство снятия печати» больше пары минут не заняло. Затем Петр Геннадьевич назад побежал, и я впервые приметил у него на ремне кобуру. Раньше он оружия никогда с собой не носил, а теперь на вот, с наганом.

В квартире было холодно. В суете я тогда раму захлопнул неплотно, да и то только одну, так что под нее здорово дуло и снегу намело немало. Пришлось счищать с подоконника веником и потом с усилием заново закрывать створки. А потом еще конопатить и заклеивать придется.

В квартире покопались, явно обыск был: все шкафы настежь, все оставшиеся вещи на полу – хорошо, что вещей не так уж и много оставалось, собирать недолго. А вот матрас, вспоротый и выпотрошенный, придется выбрасывать и новый покупать.

Интересно, кто же здесь копался, если всех злодеев вроде как или мы убили, или честные гэбисты арестовали, когда нечестных гэбистов ловили? И что искали? Это тоже интересно. Ладно хоть мебель не ломали, да и искать тут особо и негде, вся квартира чуть больше шкафа.

– Матрас новый надо, – тихо сказала Настя, оглядывая разор. – И белье новое, я на этом спать уже не буду.

Белье было сброшено с кровати и вывалено из шкафов. И по нему явно топтались: следы подошв видны на белом хорошо. Я не такой брезгливый, мне бы и после прачечной сошло, но ее понимаю прекрасно. Белье – дело интимное, а если по нему еще и сапогами грязными, да еще кто попало… Нет, все верно, нужно новое покупать.

Брошенного оружия, естественно, не осталось. Ни немецкого автомата, ни СКС с оптикой. Его особенно жаль: оптика – здесь штука редкая. Ну да ладно, хоть сами живы остались, да и полно еще всякого железа.

– Что сейчас делать будем?

Похоже, что разор Настю прибил как-то, если по голосу судить: больно он неуверенно прозвучал. То воевала вовсю, ни на секунду боевого духа не теряя, а вот столкнулась с тем, что по постели ногами походили, – и на тебе. Чего-то я в женщинах не понимаю все же. А они – чего-то во мне, наверное.

– Надо к Ивану заехать, показаться, – задумался я. – Или если его нет, то на Крупу, в департамент…

– А нас там не убьют?

– С чего это? – опешил я.

– А за своих. – Настя кивнула в сторону входной двери, подразумевая убитых безопасников.

– Думаю, что Милославский нас бы предупредил, чтобы туда не ходили. Да нет, не думаю – все знают, насколько я понял, что они для бандитов левака ночью резали, так что сами нарвались. И случись чего, отбиваться будем.

Не то чтобы совсем искренне сказал, скорее просто отболтался. Нам теперь оглядываться надо будет, но не сегодня и не там. Просто не рискнет никто в центре города в разгар рабочего дня на нас нападать. Это если про безопасников говорить. А вообще-то она права по-своему: мало ли кто там из друзей убиенных в том же здании работает, но волков бояться – в хате гадить. Надо было в Сальцеве оставаться, если мы боимся здесь ходить. А страх штука такая – дай ему чуть-чуть волю, и он тебя вскоре целиком сожрет, в животное превратишься. Его только в узде держать, и подчас для этого даже неразумные поступки подходят.

Второго «кюбеля» подзавалило слегка, но я быстро снег отбросал, решил его «размять» немного. Подумалось, что если бы в машине печка была, то теперь пришлось бы еще и лед со стекла отскребать. Но поскольку ее нет и температура внутри всегда минусовая, то ничего такого и не случилось. Вот и подумай – надо ли вообще ставить печку без обдува стекол? Вот как все сложно… Может, еще подумать насчет сервиса? Точно, подумаю пока.

Завелся «кюбель», затарахтел весело движком, резво выскочил из двора на дорогу. Даже ворота запирать не пришлось: сосед на «эмке» приехал. Сначала помахать рукой собирался в окно, но потом вдруг испугался чего-то – может, решил, что мы вернулись еще и его застрелить. Ну да и ладно, поживет с нами рядом месячишко – и вновь уверится в мирности наших намерений.

Ивана на «Ване-комсомольце» не застали. Заперто все, и машины нет – уехал куда-то. Наткнулся на Пашкина, уже с утра «поправившего прицел», и с трудом отбился от приглашения посидеть у него в кабинете: сказал, что начальство срочно вызвало. Тот понял, но не оценил.

Пришлось все же ехать на Крупу. А там на нас внимания никто не обратил. То ли всем все по фигу, то ли просто в лицо не узнавали, а то ли и вовсе удалось всю стрельбу в относительной секретности даже от своих сохранить, кто его знает.

Милославский был здесь же, но принять не смог – передал через секретаршу, чтобы я завтра с утра на Ферме был, с Федькой вместе и даже с Настей, если у той получится, – на этом наш визит и закончился. В общем, цель его все равно достигнута, отметились по возвращении. Доложились по случаю прибытия, так сказать. А убыли уже не докладывая, направившись на рынок за новым матрасом.





* * *


На следующее утро на Ферму поехали уже из порта, сначала заглянув к Ивану и пересев в «шевролет», в очередной раз вызвавший приступ зависти теплом и уютом большого салона. Иван, сидевший за рулем, произошедшего не комментировал и вопросов не задавал, хотя по его лицу было видно, что он просто помирает от любопытства.

Все вместе заехали за Федькой по пути. Я поинтересовался насчет Степаныча, но Иван сказал, что тот со вчерашнего дня остался на работе – у него запарка с новой машиной. Упоминание о новой машине быстро привело меня к мысли о том, что скоро придется выбраться в очередной рейд, – надеюсь только, что не очень рисковый. Хотя, если Милославский не наврал, рисковать мной он и не должен будет, такой я теперь весь из себя для него ценный. А может, и что-то другое планируется, кто его знает.

За КПП-3 выехали следом за безбашенными «тридцатьчетверками» – теми, что с отвалами, чистившими дорогу, – встроившись в колонну машин, идущих туда же. Шли неторопливо, но уверенно, зажатые с двух сторон уже настоящими валами из отброшенного снега. Интересно, до какой высоты они поднимутся к весне?


Печка в машине раскочегарилась настолько, что все расстегнулись, наслаждаясь теплом. Благодать. И правда, что мне такое авто в моих вылазках не попалось? С другой стороны, мой «кюбель» мелкий и пронырливый, а на этом бегемоте так и развернешься не везде, и горючки он жрет изрядно. Ивану-то по фиг, он за казенные заправляется, а мне за свои бы пришлось. Ладно, чего теперь-то жалеть.

Снегопад затих, день обещал стать солнечным и холодным – похоже, что морозы опять наваливались. Зато можно будет летать.

– Если ничего толкового не поручат – будешь со мной летать. И самостоятельно уже, – шепнула она мне по дороге. – Пора, и с этим всем дерьмом, что случилось, дела все заброшены.

– Как скажешь, я не против, – согласился я.

Надо период своего ученичества все же заканчивать. Умение водить самолет точно лишним не будет, особенно если выбраться из этого мира обратно уже не получится. Да и работа вполне уважаемая будет, если из отношений с Фермой и Милославским ничего путного не получится, если отсюда не получится выбраться. Отработаю полагающийся минимум – и тоже в пилоты подамся, например. А там можно будет подумать и о переселении в Сальцево со всеми самолетами. Мы говорили об этом, как раз вчера перед сном. Аэродром ведь не «национализировали» только потому, что я Милославскому пока нужен, а случится уйти – и отберут сразу. Так что надо будет вовремя сняться и перелететь. А деньги, что у нас есть, вполне можно будет инвестировать в аэродром там, чтобы было куда перелетать.

– Взлет-посадку на лыжах надо будет отрабатывать, – продолжала учительским тоном наставлять Настя. – Это немного другое. Да и вообще опыта надо набираться. Для начала возьмешь на себя почтовую линию, она самая простая, а дальше посмотрим.

– Как скажешь, – повторил я.

Вскоре колонна втянулась в распахнувшиеся железные ворота Фермы, а танки развернулись и направились в обратную сторону, уже расширяя проложенную дорогу. За воротами колонна начала разваливаться на составляющие, все машины направились в разные стороны. «Пепелацы» выгружали людей возле административного корпуса, легковушки выстраивались на стоянке, грузовики в основном в промзону поехали.

Из отдела Иван позвонил в приемную Милославского, но секретарша сказала, что тот ожидается после двенадцати: вызвали на заседание Горсовета.

– Тогда к Степанычу пошли, – сразу предложил Иван.

– А может, чайку сперва? – высказал пожелание Федька.

– Потом чайку, посмотришь сначала, – отрезал наш начальник.

Посидеть в теплом кабинете он только Насте предложил, но та отказалась: любопытство разбирало. Вышли все вместе и гурьбой направились к мастерским.

Точно, мороз будет – и снег под ногами скрипит, и солнце вроде как в дымке поднимается, хоть на небе ни единого облачка. Не знаю, но мне от такой погоды почему-то в баню захотелось. Никакой логики, но вот так – как хочешь, так и понимай.

Степаныч уже ударно трудился в цеху, командуя еще четырьмя мужиками в замасленных танковых комбинезонах. А посреди всего, над смотровой ямой, расположилась чрезвычайно интересная машина – кузов как у обычной легковушки этих времен, покрашенный в маскировочный белый цвет с серыми разводами, но вот снизу… вместо передних колес широкие лыжи, а вместо задних – две широченные гусеницы. Интересные гусеницы, я присмотрелся – надеты на обычные колеса с покрышками, которых с каждой стороны аж по четыре, и не слетают за счет того, что середина гусеницы вроде как горбом выпятилась, и как раз туда колеса и входят.

– Степаныч, это че?

– Это «Бомбардье Бэ Семь», – сказал наш механик, открывая водительскую дверь. – Знаешь такую фирму?

– Ну да, знаю, у меня снегоход их есть, – озадаченно подтвердил я, заглядывая в кабину. – Только про такие не слышал.

– Потому что не интересовался, – чуть покровительственно ответил Степаныч. – Тридцать восьмого года модель, сюда их совсем чуть-чуть по ленд-лизу закинули – для Карельского фронта, для командования и связи, а две такие здесь на станции застряли: на ремонт их, что ли, отправили. Вот из двух одну и собрали.

– М-да?

Я забрался в кабину, уселся в водительское кресло, обтянутое серым брезентом. А ничего так, удобно, разве что странно как-то. Впереди три сиденья, водительское – центральное. Сзади два диванчика вдоль салона, каждый на двух человек. Руль… ну да, здесь же управление лыжами, не гусеницы зажимать. Вокруг красноватая фанера, приборная доска с одним циферблатом тахометра из эмалированного металла.

– И как по снегу? – спросил стоящий рядом с дверью Федька.

– Нормально, – обернулся к нему Степаныч. – Можно было бы и лучше – гусенки пошире сделать, – но и так неплохо. Мы под середину брюха дополнительную лыжу поставили, чуть повыше остальных, если вдруг садиться начнет, но по целине все равно ходит.

– А аэросани не лучше?

Я выбрался из машины и взялся обходить ее по кругу. Ага, мотор сзади. А вот для багажа и всякого груза места маловато – спасибо тогдашней идиотской компоновке кузовов «обтекаемой формы».

– Аэросани в гору не идут, по пересеченке на них плохо, так что нет. У разведбата их штук шесть, наверное, катаются только вокруг города и по реке патрулируют. А по нашей задаче не годятся.

– А что за задача? – решил я уточнить.

– Не довели еще? – удивился Степаныч. – Ну так щас доведут, чего я болтать буду. Гонять взад-вперед – ничего трудного.

– Хорошо, если так, – посетила меня тихая надежда на тихую жизнь. – А покататься можно?

– На этой? – уточнил Степаныч. – На этой пока нет, и она вообще для начальства, а на другой можно. Пошли.

Вот как. А я думал, что это все.

Степаныч повел нас за гараж, где на тесноватой заснеженной площадке под жестяным навесом в рядок стояли три загадочных агрегата – что-то вроде узкого корыта, висящего между двумя широкими – на этот раз действительно широкими – гусеницами. Два сиденья одно за другим, фанерных с дерматином, все как обычно, мотор… вроде мотоциклетный, сзади, как в лодке, мотоциклетный руль и две широкие лыжи… кузов просто из жести, оцинковки, некрашеный, кстати, на заклепках собран. Интересно.

– Видал миндал? – спросил он с гордостью. – Покрасить надо бы, но эмаль пока сушить негде, а так полезет вся. Так что покраска на следующий год уже.

Федька присел на корточки возле этих… снегоходов, наверное, или как их правильно назвать, похлопал рукой по гусенице, спросил:

– Как у того сделали? – Он ткнул пальцем в сторону гаража, из которого мы пришли.

– Ага, – с готовностью подтвердил Степаныч. – Бомбардье, к слову, с такой конструкции гусенки в гору и пошел: я до того, как сюда попал, всеми этими делами увлекался, даже в «Моделист-конструктор» статьи писал. Проблема была только резиновую ленту правильную достать. А как достали – я за два дня чертежи накорябал и на завод отдал. А дальше дело техники. Ну и колеса правильного диаметра подобрать и правильно посадить – тоже побегал. Ну а все остальное с бору по сосенке, готовое брали. По факту только раму варили.

– Ты гля, вроде итальянского «Альпина Шерпа», – блеснул я знаниями. – Тоже две гусеницы, и прет везде. Испытывали?

– Нет еще, – засмеялся Степаныч, – тебя ждали. Садись да езжай.