Дважды два выстрела
Часть 9 из 34 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Да ну… Ее смерть никому выгоды не приносила.
— Вот как? То есть ты уже выбрал генеральную версию? Вот именно поэтому иногда и надо на дело свежим глазом посмотреть. Иди работай. И не обижайся на весь мир.
Шмыгнув носом, Карасик удалился.
Ее смерть, значит, никому выгоды не приносила? Что это, если не предвзятость? Ах, Андрюшенька, Андрюшенька! Все для себя уже решил. А ведь дело-то может еще совсем другой стороной повернуться. Прямо противоположной. Впрочем, надо поглядеть.
Людьми Бриары были действительно «непростыми». Папа — бывший ученый, заработавший в профессиональных кругах определенную известность, ныне — не менее успешный бизнесмен. Мама — бывший искусствовед, ныне непременная участница престижных благотворительных фондов, тоже личность заметная. Дочка Софи — умница, красавица и к своим двадцати годам уже весьма популярная художница.
Вот на открытии ее выставки и прозвучал роковой выстрел, оборвавший жизнь не то самой художницы, не то ее сестры Николь. Девушки — видимо, в качестве рекламного хода — были одеты и причесаны одинаково, так что понять, кого, собственно, убили, до сих пор не удалось. Идентичные близнецы, чтоб их!
Та, что осталась в живых, впала, по словам обихаживающих ее медиков, в «посттравматический ступор», и разговаривать с ней было невозможно. Даже родители были в полной растерянности. И Карасику от нее ничего добиться не удалось.
Девушка не то чтобы не могла ничего вспомнить или отказывалась отвечать. Она не отказывалась. Просто не реагировала почти ни на что, в том числе на вопросы следователя. Вероятно, именно это медики и назвали «ступор», отказываясь даже приблизительно предположить, сколько он продлится. Неудивительно, что следствие впало в такой же «ступор».
Карасик-то убежден, что убили знаменитую Софи, но Карасику явно хочется «убийство Джона Леннона». И свидетелей он опрашивал в рамках именно этой версии. А ведь у «незаметной» Николь вполне могли иметься свои недоброжелатели. Как ни крути, вздохнула Арина, а кроме попытки разговорить «царевну Несмеяну», придется еще и других свидетелей переопросить. Хотя бы некоторых. И место преступления осмотреть, пусть там вряд ли что-то сохранилось, но личное впечатление лучше любых фототаблиц.
После некоторых мытарств ей удалось дозвониться до мамы близняшек. Точнее, ее «помощницы». Та ледяным тоном сообщила, что с «девочкой» побеседовать никак нельзя, ибо она «под наблюдением врачей». Арина согласилась начать с самой мамы Бриар, но и это оказалось «совершенно невозможно». Вроде бы как девочка где-то в закрытом санатории, а мама при ней. Только когда Арина, тоже подпустив в голос холода, напомнила о создании препятствий следствию, помощница согласилась устроить ей аудиенцию у госпожи Бриар. Дня через три.
Тоже мне, заоблачная аристократия, фыркнула Арина. Вытащила чистый лист бумаги, принялась рисовать кружочки и стрелки — не слишком осмысленные, но это помогало думать.
* * *
Погрузившись в размышления, Арина не сразу сообразила, от которого из телефонных аппаратов исходит пронзительная трель. Оказалось, из темно-зеленого — внутреннего. Звонил дежурный с проходной:
— Арина Марковна, к вам тут… — говоривший забубнил что-то в сторону, видимо, уточняя. — Павлюченко…
— Павлюченко? — переспросила, недоумевая, Арина. — Вроде не вызывала такого.
— Ну да, без повестки, — согласился дежурный.
Павлюченко? Арине представился здоровенный краснолицый крепыш с пшеничными усами и в непонятного вида форме. Охранник, что ли, откуда-то? Да вроде ни по одному из дел охранники не проходили, и фамилии такой не попадалось. Незапланированный свидетель?
— А по какому хоть вопросу-то?
Слышно было, как дежурный требовательно спросил у кого-то: «По какому вопросу вам следователь понадобился?»
— Говорит, вы велели прийти… — растерянно сообщил он и после короткой паузы добавил. — Вчера, говорит…
— Что за… Никому я не велела… Погодите… Руслана Алексеевна?
— Точно так. Павлюченко Руслана Алексеевна. Так чего, пускать?
— Пускать-пускать, — засмеялась Арина.
Минуты через три дверь кабинета приотворилась. Слегка — даже местная кошка Дактокарта, попросту Дашка, и то, кажется, шире распахивала. Шубинской соседке, однако, хватило и этого. Арина наблюдала за соседкиными манипуляциями с интересом. Дверь приоткрыла чуть-чуть — значит, смущается. Но пришла сама — значит, вряд ли боится. Скорее, ей просто неловко.
Квадратная фигура — скорее основательная, нежели грузная — в светлокоричневом тренче с туго затянутым поясом напоминала две поставленные друг на друга копны побывавшего под дождями сена. Рыжие кудри, настолько ненатуральные, что выглядели париком, были причесаны явно с максимальным тщанием, но без особого успеха. А ведь если ее переодеть и перекрасить волосы, могла бы быть вполне симпатичной, подумалось вдруг Арине. Вчера Руслана Алексеевна показалась ей почти пенсионеркой, но сейчас было ясно — той, скорее всего, и сорока еще нет.
Остановившись возле Арининого стола, она глубоко вдохнула — отчего у прижатой к груди собачки заколыхались лохматые ушки — и затараторила:
— Вы меня прямо сейчас арестуете? Мне бы сперва Джиннечку пристроить, а никто пока не соглашается, кого не спрошу, у всех кошки… может, Зинка разве что… Или нет, у нее хахаль такой, что… нет, к Зинке нельзя. Может, к Александре Палне? Или у ее внучка аллергия? — она разговаривала словно сама с собой.
— Погодите-погодите, — остановила Арина плещущий эмоциями монолог. — Вы присядьте сперва. С чего вы взяли, что я буду вас арестовывать? Вы свидетель, важный свидетель, да, но арестовывать? С какой стати? Что за странная идея? Ведь не вы же Шубина убили. Или… вы?
— Зачем мне… чего это вы такое говорите… — забормотала женщина, пристраиваясь на краешек «посетительского» стула.
— Ну вот и славно, — улыбнулась Арина. — И зачем же мне вас арестовывать?
— Ну… я же… — Руслана Алексеевна точно растерялась, но после секундной заминки, справившись с собой, выпалила. — Нельзя же в чужой дом заходить… а я вот прямо…
— Руслана Алексеевна, если бы вы не заметили открытую дверь… — Арина вздохнула, поняв, что беседа с этой свидетельницей легкой быть не обещает. — Ведь дверь была открыта? Или это вы ее открыли?
— Почему это я?! Открыта была. Ну как открыта? Не так чтоб нараспашку стояла, приотворена немножко. Но это же все равно?
— Все равно, все равно, — успокоила ее Арина. — Так вот. Если бы вы, заметив открытую дверь, не зашли, Егор Степанович там так и лежал бы. До тех пор пока кто-то не обратил бы внимание уже на запах, и все равно кому-то пришлось бы туда зайти. Но чем больше времени бы прошло, тем труднее нам было бы установить, что там произошло, — про себя Арина подумала, что было бы еще лучше, если бы соседка заглянула к Шубину еще утром, но и так тоже неплохо, а то и впрямь неизвестно, сколько бы труп пролежал необнаруженным.
— Значит, не будете меня арестовывать?
— Не буду, не буду, — Арине стало смешно, но она сдержалась, конечно. — Давайте-ка лучше все, что вы мне вчера рассказывали, оформим, как полагается. Паспорт с собой?
— С собой, — женщина покопалась в недрах бесформенной синей сумки, выудила оттуда коричневую книжицу и, подержав немного, с явной неохотой положила на стол.
— Павлюченко Руслана Алексеевна… — бормотала Арина, перепечатывая паспортные данные в шаблон протокола. — Пятнадцатое октября тысяча девятьсот восемьдесят второго года… — она кивнула сама себе. — Паспорт выдан Кировским РУВД… прописан…
Руслана Алексеевна схватила возвращенный паспорт так, словно и впрямь уже не чаяла получить его обратно. И, упрятав сокровище в сумку, вздохнула с таким облегчением, словно она была шпионом, чудом избежавшим разоблачения. Или скорее, мысленно усмехнулась Арина, родители в детстве постоянно пугали маленькую Руслану милиционером — вот и запечатлелся бессмысленный страх перед правоохранительными органами на уровне подсознания. С подобными свидетелями нелегко работать: от страха они, вместо того чтобы о своих впечатлениях рассказывать, начинают пытаться угадывать — что хочет от них услышать ужасный «милиционер». Что угодно наговорят, лишь бы «отпустили».
— Руслана Алексеевна, — как можно мягче произнесла Арина. — Не надо так волноваться, а то мне самой страшно делается. Давайте вы мне просто еще раз расскажете все, как вчера, рассказывали. Подробненько, ладно? Вот вы собрались с Джинни гулять. Вспомнили? Вышли из квартиры и заметили, что у соседа дверь…
Ох, только бы не сбить эту заполошную тетку, а то и впрямь начнет подтверждать все подряд, не добьешься, как на самом деле все было.
— Нет-нет, — решительно перебила ее несколько оживившаяся женщина. — Когда мы выходили, я еще ничего не заметила. Мы торопились, понимаете? Джиннечка уже прямо подпрыгивала, а она так ужасно расстраивается, если вдруг не утерпит, бедняжка. И ветеринары говорят, что это вредно.
— Значит, ни возвращаясь с работы, ни выходя на прогулку, вы ничего не заметили. Только когда домой пошли, так?
— Точно. Джиннечка свои дела сделала, вы не думайте, я за ней все в пакетик собрала, как положено, там же дети гуляют.
— Вы молодец, — ободряюще улыбнулась Арина. — Ничего необычного во время прогулки вашей не было?
— Бугай из первого подъезда волкодава своего вывел. Они обычно поздно гуляют, а тут только смеркаться начало и нате вам. Ну мы с Джиннечкой, конечно, сразу домой. Нет, я ничего, он приличный человек, и пес у него нормальный. Только здоровый, как слон. И… мальчик. А Джинни — девочка. И он, понимаете, лезет обнюхиваться. А она же маленькая, он ее одним чихом убить может. Не со зла даже, а так, играючи.
— И когда вы этого… волкодава увидели, сразу домой пошли?
— Ну да. Поднялись по лестнице… — Руслана Алексеевна вдруг запнулась. — Нет, я сперва свет включила! Точно! На первом этаже выключатель на все лампочки подъездные. Когда я на работу уходила, я включать не стала, зачем? Если я уже внизу, и скоро совсем светло будет.
— Погодите. А утром, перед работой, вы Джинни выгуливаете?
— А как же! А, поняла! Не горел свет. Мы с ней в темноте спускались. А когда обратно шли… даже и не знаю, почему я на выключатель-то не нажала. Не знаю, — она посмотрела на Арину довольно растерянно.
— Ничего, наверное, задумались о чем-то. И понятно, почему вы на соседскую дверь не обратили внимания. Темно же было. Да и торопились вы. Вы, кстати, где и кем работаете?
— В «Строймонтаже», диспетчером, раньше в другом филиале работала, а сейчас тут, почти у дома.
— Хорошо. Вы туда торопились, потому на соседскую дверь внимания не обратили.
— Ну… да. А вечером-то, когда я свет зажгла, поднимаемся мы и чувствую — не так что-то.
— Чувствуете? Вас что-то встревожило? Звук? Запах?
Руслана Алексеевна замотала головой, так что рыжие кудряшки запрыгали.
— Нет-нет. Дверь. Она же, как в сейфе, а тут… не то что приотворена… не знаю, как объяснить. Видно было, что не закрыта она.
— И вы зашли посмотреть, не случилось ли чего?
— Нет-нет, что вы. Сперва покричала с площадки, мол, Степаныч, у тебя дверь нараспашку. А там тихо. Тут уж я забеспокоилась. Думала, не вызвать ли милицию, но надо ж было сперва поглядеть? Может, не милицию надо было, а «скорую». Ну и вообще… Свою квартиру я открыла, Джиннечку на пол ссадила, она так забеспокоилась, присела и скулить начала… чуяла, наверное…
— И после этого вы зашли в соседскую квартиру?
— Ну да. Свою дверь, ясно, закрыла. А Джиннечка там так и скулила, бедненькая. Я еще позвала с площадки, а он не отзывается. Я дверь толкнула и… вошла.
— Вы не подумали, что там может быть кто-то… посторонний? Грабитель, к примеру?
— Грабитель бы услышал, как я зову, испугался бы и сбежал, — довольно решительно возразила Руслана Алексеевна. — А там тихо-тихо было. И темно. И в прихожей, и в комнате.
— Дверь в комнату открыта была?
— И в комнату, и в туалет, и на кухню, все закрыто было. Я вот никогда не закрываю, зачем они вообще, эти внутренние двери, правда? Нет, ну там в ванную, в туалет, понятно, а остальные зачем? Только мешают. Несешь, к примеру, блюдо с пельменями, и что, чем двери-то открывать?
— Значит, двери из прихожей были закрыты… И вы…
— Ну я опять покричала: «Егор Степаныч, все в порядке? Ты где?» А он не отвечает.
— Вы сразу в комнату заглянули?
— Нет, сперва на кухню. Думала, может, там он… ну, может, сердце прихватило или еще что.
— Хорошо. Вы зашли на кухню…
— Да не зашла я! Ну… может… на шажочек только…
Соседка опять как будто испугалась чего-то. Чего она, в самом-то деле, так трепещет? В конце концов, и полицию сама вызвала, и вчера беседовала вполне охотно. Ровно до тех пор, пока не зашла речь об официальных показаниях. Скорее всего, подумала Арина, обнаружением тела Руслана Алексеевна не ограничилась, наверняка все углы обнюхала, осмотрела.