Дважды два выстрела
Часть 10 из 34 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Старый-то опер Шубин ее наверняка дальше входной двери не пускал, а ее любопытство грызло. Хотя казалось бы — ну зачем? Но стремление подглядеть в замочную скважину неистребимо: и не нужно вовсе, и даже вроде знаешь, что нехорошо это, но — хочется. И то сказать: каждый развлекается как умеет. И такие вот русланы алексеевны в том числе. Зато подобное любопытство бывает очень полезно, когда нужны свидетели. Но полученные в детстве наставления — подсматривать нехорошо — дают себя знать. А уж если при этом пугали «милиционер заберет», то и вовсе. И получается, что любопытство-то она удовлетворила, а теперь боится, что ей за это что-нибудь будет, например, что ее… арестуют. Или она боится, что придется протокол подписывать? Тоже вроде бы глупо… Или насмотрелась «правозащитных» передач, и теперь думает, что при расследовании нам главное — схватить первого, кто под руку попадется? Уж конечно, соседка в таком раскладе должна выглядеть главной подозреваемой. А что? Например, чтобы заполучить шубинскую квартиру. Кстати, надо бы выяснить, кому она отходит. Государству или наследники есть? Он, говорят, одинокий был, но мало ли…
— Чего-то необычного не заметили? — деловито, чтоб несколько успокоить нервную тетку, осведомилась Арина. — Что-то не на месте, например? Или что-то, чего не должно быть?
— Так я ж не знаю, чего там должно быть, чего не должно. Но беспорядка не было. Мужик ведь, когда один, по уши может грязью зарасти — и как будто так и надо. Некоторые прям как свиньи… а! — она раздраженно махнула рукой. — А у Егор Степаныча чистенько все, аккуратно. И не валяется ничего, только пробка в раковине.
— Пробка? Что за пробка? — Арина вспомнила, что действительно, в кухонной раковине валялась зеленая бутылочная пробка. Почему они не приняли ее всерьез? А почему, собственно, надо было? Отпечатков на гладком донце не было, на ребристом боку тем более. Пробка и пробка.
— Да обычная, пластиковая. Зеленая такая, от газировки, наверное. А так все чисто, аккуратно, и бутылок пустых не видать, и пол чистый, и раковина, и ванна.
— Вы и в ванную заглянули?
— Ну… — Руслана Алексеевна опять смутилась. — Еще до кухни. Одним глазком. Я же подумала…
— Вы подумали, что вашему соседу могло стать плохо с сердцем, это мы уже выяснили. И ясно, что произойти это могло где угодно, не вижу причин вам так оправдываться. В ванной ничего необычного не заметили?
— Да вроде ванная как ванная… — Руслана Алексеевна как будто даже слегка расстроилась, что не заметила в шубинской ванной ничего необычного.
— Понятно. И что дальше?
— Я было подумала, может, ушел и дверь не запер. Да ведь он вечером-то, почитай, никогда и не выходил. Я еще раз крикнула — и в комнату заглянула. А он там лежит.
— Вы его трогали? Вообще до чего-нибудь дотрагивались?
— Не-ет.
— То есть вы не подумали, что ему, к примеру, с сердцем плохо стало? Не попытались помочь?
— Да чего там помогать, — деловито сообщила соседка, — когда сразу было видно, что мертвый. Кровищи, знаете, сколько было? Испугалась я.
Эх, не видала ты, что такое «сколько кровищи», усмехнулась мысленно Арина, но кивнула — да-да, мол, понимаю.
— Конечно, испугалась! — повторила Руслана Алексеевна уже гораздо увереннее. — Вдруг тот, который его… ну застрелил, вдруг он бы еще там был? И он бы меня тоже заодно… Прямо остолбенела вся!
На фоне рационального рассуждения про гипотетического грабителя это, про затаившегося (ага, возле уже остывшего тела!) убийцы выглядело несколько противоречиво.
— Вы же говорили, что слышали выстрел предыдущей ночью, — остановила ее Арина. — Разве убийца стал бы чуть не сутки сидеть в квартире убитого?
— Так я ж тогда ни про какой выстрел вообще не подумала, это потом уж, а сперва-то…
— То есть до тела вы не дотрагивались? Он ведь уже холодный был.
— Зачем это мне до него дотрагиваться? — Руслана Алексеевна попыталась отъехать от Арининого стола вместе со стулом, без особого, впрочем, успеха.
Пугливая какая! Арина поспешила ее успокоить:
— Не дотрагивались, значит, не дотрагивались. Больше ничего в квартире не заметили?
— Запах. Запах там был странный.
— Запах? У вас вообще хорошее обоняние?
— А то! Я ж никогда не курила, нюх, как у собаки.
— И что это был за запах? На что похож?
Женщина вздохнула:
— Даже и не знаю.
— Сильнее где был этот запах? На кухне или в комнате?
Ответ последовал без колебаний:
— В комнате. Только… я уже теперь и не знаю. Я как Егор Степаныча увидела, вообще разум потеряла. Не помню, как и к себе добежала, чтоб ваших вызвать…
— Если запах незнакомый, это мог быть запах после выстрела. Он уже практически выветрился, но если у вас «нюх, как у собаки», вы вполне могли пороховую гарь учуять. И, кстати, о выстреле. Вы уверены, что слышали его примерно в полночь?
— Так я ж говорю, телевизор выключила и спать собиралась, тут и бахнуло.
— На другие звуки в это время не обратили внимания? Музыка, человеческие голоса… Может, разговаривал кто-то?
— Вроде громыхало что-то, — неуверенно проговорила шубинская соседка.
— Громыхало? До выстрела или после?
— Вроде бы до… Как будто роняли что-то.
— Что-то большое? На что это было похоже?
— Да я ж не прислушивалась! Может, это вообще из какой другой квартиры, я ж не знаю. Егор Степаныч вообще тихий был сосед.
— Почему обязательно из другой квартиры? Если выстрел, который вы слышали, раздался из телевизора, там должно было быть и еще что-то слышно.
Руслана Алексеевна задумалась ненадолго, потом закрутила головой:
— Нет, точно ничего не было. Может, он телевизор только включил, а там выстрел, и он сразу громкость убавил?
— Может, — согласилась Арина.
— Вот когда легла уже, кто-то там бормотал. Только я думала, что это не там, а сверху.
— Бормотал? То есть Егор Степанович с кем-то разговаривал?
— Как он мог разговаривать, если уже мертвый лежал? Да и голос один был. Хотя и похожий на Егор Степаныча…
— И что этот голос говорил? — Арина подумала, что как-то странно: соседка вроде и согласилась, что выстрел мог быть «телевизионным», но тут же настаивает на обратном.
— Да не разобрать было! Но голос точно один был. Может, убийца с кем-то по телефону говорил?
— То есть, вы уверены, что был убийца?
— А как еще?! — возмутилась Руслана Алексеевна. — С чего бы Егор Степанычу в себя стрелять? Конечно, убили. И который убил, стал звонить, наверное, докладывать, что дело сделано.
Доказывать, что в полночь Шубин был еще живехонек, а смертельный выстрел раздался четырьмя часами позже, Арина не стала, оставила эту тему до следственного эксперимента.
— Ладно. Либо ваш сосед разговаривал сам с собой, либо в его квартире в это время, то есть когда вы слышали предположительный выстрел, находился еще кто-то, кроме хозяина. Как вы думаете, кто это мог быть? Даже если вы никого не видели, кто вообще к вашему соседу приходил?
— Да никто вроде… Хотя в последнее время видела. Бывал один такой… Молодой, весь из себя интересный. Плащ у него кожаный! Как у Высоцкого в «Место встречи». Только там был черный и блестящий, а у этого серый и такой… матовый.
— Часто приходил? Днем, вечером?
— Несколько раз его видела, а так-то, может, он и каждый день заявлялся, только я ж на работе. Вечером я его вроде видала, а может, и днем заходил.
— Узнать, если что, сможете?
— Ну… наверное. А! Он все ключи автомобильные на пальце крутил. Ну когда я его на лестнице видела.
— От какой машины ключи, не заметили?
— Да откуда ж мне знать! Я что, автослесарь?
— Брелок с каким рисунком? — нетерпеливо уточнила Арина.
— Вот чего не видела, того не видела, — Руслана Алексеевна явно расстроилась.
— Может, вы его во дворе видели? Ну когда приезжал, из какой машины вылезал?
— Да не попадался он мне во дворе! Только в подъезде.
Из чего следовало, что шубинского гостя Руслана Алексеевна видела в дверной глазок. Благословенны будь, бдительные соседи!
— Последний вопрос, Руслана Алексеевна. Вы женщина наблюдательная, скажите — какое у Шубина в последнее время настроение было? Как всегда или что-то изменилось? Не замечали?
— Хмурый он был. Сердитый. Раньше-то и сумку донести поможет и, бывало, пошутит. А в последнее время все мимо смотрел. Глядит и не видит. Поздороваешься, он буркнет «здра», и все.
— В последнее время — это сколько? Неделя, месяц?
— Не! Давно уже. С той зимы. Или с весны?
— То есть приблизительно полгода? Он сразу стал… хмурый или постепенно?
— Да я не присматривалась. Только помню, как вдруг подумала: что-то Егор Степаныч как будто какой-то не такой стал. Даже думала, может, обиделся на что-то? А только кто я ему, чтоб на меня обижаться?
— Кстати, про обиды. Может, он с дамой сердца поссорился? Женщины к нему заходили?
— Не видела, — сообщила Руслана Алексеевна тем же расстроенным тоном, как говорила про автомобильный брелок. Собачка, до того смирно сидевшая у нее на руках, вдруг завозилась, тявкнула, подскуливая.
— На двор ей надо, — расшифровала хозяйка. — Долго еще?
— Чего-то необычного не заметили? — деловито, чтоб несколько успокоить нервную тетку, осведомилась Арина. — Что-то не на месте, например? Или что-то, чего не должно быть?
— Так я ж не знаю, чего там должно быть, чего не должно. Но беспорядка не было. Мужик ведь, когда один, по уши может грязью зарасти — и как будто так и надо. Некоторые прям как свиньи… а! — она раздраженно махнула рукой. — А у Егор Степаныча чистенько все, аккуратно. И не валяется ничего, только пробка в раковине.
— Пробка? Что за пробка? — Арина вспомнила, что действительно, в кухонной раковине валялась зеленая бутылочная пробка. Почему они не приняли ее всерьез? А почему, собственно, надо было? Отпечатков на гладком донце не было, на ребристом боку тем более. Пробка и пробка.
— Да обычная, пластиковая. Зеленая такая, от газировки, наверное. А так все чисто, аккуратно, и бутылок пустых не видать, и пол чистый, и раковина, и ванна.
— Вы и в ванную заглянули?
— Ну… — Руслана Алексеевна опять смутилась. — Еще до кухни. Одним глазком. Я же подумала…
— Вы подумали, что вашему соседу могло стать плохо с сердцем, это мы уже выяснили. И ясно, что произойти это могло где угодно, не вижу причин вам так оправдываться. В ванной ничего необычного не заметили?
— Да вроде ванная как ванная… — Руслана Алексеевна как будто даже слегка расстроилась, что не заметила в шубинской ванной ничего необычного.
— Понятно. И что дальше?
— Я было подумала, может, ушел и дверь не запер. Да ведь он вечером-то, почитай, никогда и не выходил. Я еще раз крикнула — и в комнату заглянула. А он там лежит.
— Вы его трогали? Вообще до чего-нибудь дотрагивались?
— Не-ет.
— То есть вы не подумали, что ему, к примеру, с сердцем плохо стало? Не попытались помочь?
— Да чего там помогать, — деловито сообщила соседка, — когда сразу было видно, что мертвый. Кровищи, знаете, сколько было? Испугалась я.
Эх, не видала ты, что такое «сколько кровищи», усмехнулась мысленно Арина, но кивнула — да-да, мол, понимаю.
— Конечно, испугалась! — повторила Руслана Алексеевна уже гораздо увереннее. — Вдруг тот, который его… ну застрелил, вдруг он бы еще там был? И он бы меня тоже заодно… Прямо остолбенела вся!
На фоне рационального рассуждения про гипотетического грабителя это, про затаившегося (ага, возле уже остывшего тела!) убийцы выглядело несколько противоречиво.
— Вы же говорили, что слышали выстрел предыдущей ночью, — остановила ее Арина. — Разве убийца стал бы чуть не сутки сидеть в квартире убитого?
— Так я ж тогда ни про какой выстрел вообще не подумала, это потом уж, а сперва-то…
— То есть до тела вы не дотрагивались? Он ведь уже холодный был.
— Зачем это мне до него дотрагиваться? — Руслана Алексеевна попыталась отъехать от Арининого стола вместе со стулом, без особого, впрочем, успеха.
Пугливая какая! Арина поспешила ее успокоить:
— Не дотрагивались, значит, не дотрагивались. Больше ничего в квартире не заметили?
— Запах. Запах там был странный.
— Запах? У вас вообще хорошее обоняние?
— А то! Я ж никогда не курила, нюх, как у собаки.
— И что это был за запах? На что похож?
Женщина вздохнула:
— Даже и не знаю.
— Сильнее где был этот запах? На кухне или в комнате?
Ответ последовал без колебаний:
— В комнате. Только… я уже теперь и не знаю. Я как Егор Степаныча увидела, вообще разум потеряла. Не помню, как и к себе добежала, чтоб ваших вызвать…
— Если запах незнакомый, это мог быть запах после выстрела. Он уже практически выветрился, но если у вас «нюх, как у собаки», вы вполне могли пороховую гарь учуять. И, кстати, о выстреле. Вы уверены, что слышали его примерно в полночь?
— Так я ж говорю, телевизор выключила и спать собиралась, тут и бахнуло.
— На другие звуки в это время не обратили внимания? Музыка, человеческие голоса… Может, разговаривал кто-то?
— Вроде громыхало что-то, — неуверенно проговорила шубинская соседка.
— Громыхало? До выстрела или после?
— Вроде бы до… Как будто роняли что-то.
— Что-то большое? На что это было похоже?
— Да я ж не прислушивалась! Может, это вообще из какой другой квартиры, я ж не знаю. Егор Степаныч вообще тихий был сосед.
— Почему обязательно из другой квартиры? Если выстрел, который вы слышали, раздался из телевизора, там должно было быть и еще что-то слышно.
Руслана Алексеевна задумалась ненадолго, потом закрутила головой:
— Нет, точно ничего не было. Может, он телевизор только включил, а там выстрел, и он сразу громкость убавил?
— Может, — согласилась Арина.
— Вот когда легла уже, кто-то там бормотал. Только я думала, что это не там, а сверху.
— Бормотал? То есть Егор Степанович с кем-то разговаривал?
— Как он мог разговаривать, если уже мертвый лежал? Да и голос один был. Хотя и похожий на Егор Степаныча…
— И что этот голос говорил? — Арина подумала, что как-то странно: соседка вроде и согласилась, что выстрел мог быть «телевизионным», но тут же настаивает на обратном.
— Да не разобрать было! Но голос точно один был. Может, убийца с кем-то по телефону говорил?
— То есть, вы уверены, что был убийца?
— А как еще?! — возмутилась Руслана Алексеевна. — С чего бы Егор Степанычу в себя стрелять? Конечно, убили. И который убил, стал звонить, наверное, докладывать, что дело сделано.
Доказывать, что в полночь Шубин был еще живехонек, а смертельный выстрел раздался четырьмя часами позже, Арина не стала, оставила эту тему до следственного эксперимента.
— Ладно. Либо ваш сосед разговаривал сам с собой, либо в его квартире в это время, то есть когда вы слышали предположительный выстрел, находился еще кто-то, кроме хозяина. Как вы думаете, кто это мог быть? Даже если вы никого не видели, кто вообще к вашему соседу приходил?
— Да никто вроде… Хотя в последнее время видела. Бывал один такой… Молодой, весь из себя интересный. Плащ у него кожаный! Как у Высоцкого в «Место встречи». Только там был черный и блестящий, а у этого серый и такой… матовый.
— Часто приходил? Днем, вечером?
— Несколько раз его видела, а так-то, может, он и каждый день заявлялся, только я ж на работе. Вечером я его вроде видала, а может, и днем заходил.
— Узнать, если что, сможете?
— Ну… наверное. А! Он все ключи автомобильные на пальце крутил. Ну когда я его на лестнице видела.
— От какой машины ключи, не заметили?
— Да откуда ж мне знать! Я что, автослесарь?
— Брелок с каким рисунком? — нетерпеливо уточнила Арина.
— Вот чего не видела, того не видела, — Руслана Алексеевна явно расстроилась.
— Может, вы его во дворе видели? Ну когда приезжал, из какой машины вылезал?
— Да не попадался он мне во дворе! Только в подъезде.
Из чего следовало, что шубинского гостя Руслана Алексеевна видела в дверной глазок. Благословенны будь, бдительные соседи!
— Последний вопрос, Руслана Алексеевна. Вы женщина наблюдательная, скажите — какое у Шубина в последнее время настроение было? Как всегда или что-то изменилось? Не замечали?
— Хмурый он был. Сердитый. Раньше-то и сумку донести поможет и, бывало, пошутит. А в последнее время все мимо смотрел. Глядит и не видит. Поздороваешься, он буркнет «здра», и все.
— В последнее время — это сколько? Неделя, месяц?
— Не! Давно уже. С той зимы. Или с весны?
— То есть приблизительно полгода? Он сразу стал… хмурый или постепенно?
— Да я не присматривалась. Только помню, как вдруг подумала: что-то Егор Степаныч как будто какой-то не такой стал. Даже думала, может, обиделся на что-то? А только кто я ему, чтоб на меня обижаться?
— Кстати, про обиды. Может, он с дамой сердца поссорился? Женщины к нему заходили?
— Не видела, — сообщила Руслана Алексеевна тем же расстроенным тоном, как говорила про автомобильный брелок. Собачка, до того смирно сидевшая у нее на руках, вдруг завозилась, тявкнула, подскуливая.
— На двор ей надо, — расшифровала хозяйка. — Долго еще?