Дурман для зверя
Часть 34 из 47 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— А если это не входит в мои жизненные планы, как и обретение блудного отца со всеми к нему прилагаемыми привилегиями? — Я прямо уставилась в странные серые глаза, мельком опять спросив себя, где же видела такое же необычное осветленное серебристое кольцо вокруг зрачка, как у него.
— А возвращение к Уварову на правах его личной, почти неодушевленной собственности входит? — улыбка Федора была минусовой температуры. Прям очень такой реальный минус, замораживающий на месте. — Если да — скатертью дорога. Если нет — то только мое покровительство, включающее защиту всей волчьей диаспоры, способно избавить тебя от этого.
Только что жадно поглощенное мясо превратилось в камень в животе.
— Сдалась я ему. — Голос почему-то разом осип, а на языке почудился привкус горечи. — Через неделю себе новую… игрушку найдет. К тому же у него невеста.
— Чье наличие никак не мешало ему все эти годы иметь все, у чего есть сиськи, и присвоить тебя. — Ну с какого перепугу в груди от его слов так больно-гадко? И почему мерещится, что папаше это доставляет удовольствие? Ведь он и знать не может. — А насчет сдалась ли… тут, понимаешь ли, дело принципа. Любой мужчина чрезвычайно болезненно относится к тому, что им пренебрегают, тем паче его бросают. Любого самца взбесит потеря его, так сказать, «добычи». А уж метаморфы считают, что все вокруг существуют для их личного удобства и развлечения. Так что я тебе гарантирую, что он будет искать тебя и способы обязательно наказать за то, что ослушалась его приказов и ушла из-под его контроля.
— А мои друзья… ну, в смысле, парни не пострадают? — встревожилась я.
— Стоит отвыкать называть словом «друзья» тех, кто втягивает тебя в неприятности, а потом еще и с такой легкостью отказывается и осуждает, не разбираясь. — Голос Федора приобрел стальные нотки, и возразить мне ему было нечего, к сожалению. — Но, если уж это так для тебя важно, скажу: двое из них сейчас вообще не в стране, а Савелий — в больнице. Трогать их у Уварова больше нет резона, даже ради мести — бессмысленные движения. Если вы вдруг опять каким-то чудом не сблизитесь, то эти парни и не попадут в сферу его интересов как рычаги давления на тебя.
Что же, выходит, наши пути разошлись окончательно. Стало так бесконечно тоскливо. Что у меня осталось теперь? Кто? Этот как-бы-отец, который неизвестно где пропадал всю мою жизнь, да и сейчас, подсказывает мне интуиция и его реакция на мои вопросы, проявился не из-за внезапно вспыхнувших родительских чувств или раскаяния.
— Федор, встреча с вами превратила жизнь моей матери в кошмар. Мой отец… Марат, всегда подозревал, что я не его ребенок. Как и все вокруг. Он до сих пор ее ревнует и устраивает ад.
— Я уже знаю об этом, — ответил он, глядя на мне все так же с нечитаемым выражением лица.
— И?
— «И» что? Чувствую ли я себя виноватым? Нет, Аяна. Тебя, может, это и задевает, но я твою мать не насиловал и ни к чему не принуждал. Мы были молоды, пересеклись случайно, разошлись без всяких сожалений. Оглянись, вокруг ежедневно происходят тысячи таких историй. Да ты сама-то сколько раз проходила через подобное?
Вообще-то, ни разу. Но какое ему дело.
— Мою мать зовут Майя, — зачем-то сказала я, вглядываясь в это невозмутимое красивое лицо в ожидании хоть чего-то. Не дождалась. — Но ведь это неважно, да?
— Только если важно для тебя.
— Моя жизнь из-за этого всего тоже была не сахар.
— Это я тоже теперь знаю, — сухо кивнул он. — Чего ты хочешь? Мести? Скажи — и получишь.
Хотела ли я возмездия за все свои детские обиды и мучения? Да нет, пожалуй. Уж не в качестве какой-то подачки, типа откупа за его право не возвращаться к этой теме больше, чего он явно желал. Ну что он сделает? Убьет Марата? Покалечит? Это что, сделает меня счастливее? Заставит забыть? Или обрадует мою мать? Вот уж точно нет.
— А вы богаты, Федор? — прищурилась я.
— Достаточно, чтобы дать тебе почти все, что ты могла бы попросить, — усмехнулся он понимающе. Да ни черта ты не понял, зверь.
— Тогда я прошу вас дать моей матери денег. Много денег.
— Сколько? — деловито спросил он. — Миллион? Два? Три?
— Пять! — выпалила я, прищуриваясь еще больше в ожидании отказа.
— Хорошо, — согласился он и не моргнув. — А тебе?
— Что мне?
— Ты хочешь некую сумму сразу?
— В обмен на что?
Как же тошно. Вот это разговор неожиданно обретших друг друга ближайших родственников? Больше смахивает на торговлю. Он мне деньги — я ему… что?
— На согласие жить здесь, со мной, и делать все, как я скажу.
Противно и смешно. Выбралась из одного такого вот дерьма, чтобы врюхаться в то же самое. У этих оборотней что, совсем нет никаких нормальных отношений или потребности в чувствах? Но, с другой стороны, какое же облегчение, что он мне тут про покупку дочерней любви хоть задвигать не стал.
— Недалеко же вы ушли от Уварова, — не стесняясь правды, сказала ему, горько рассмеявшись, и впервые его щека заметно дернулась, и в глазах вспыхнул гнев. Ненадолго.
— Ему у тебя тоже будет возможность отплатить, — это он произнес осторожно, будто я была чем-то непредсказуемым и взрывоопасным.
— Нет. Мне это не нужно, — покачала я головой. Забыть. Выбросить из головы, из памяти тела.
— Мне нужно, — отрезал Федор.
— Что он вам сделал?
— Думай лучше о том, что он сделал тебе, — его рот презрительно искривился. — Обращался как с мусором, унижал, насиловал. Сделал своей подстилкой, вещью для секса.
А ведь мужику прямо-таки вкрай надо, чтобы я Захара люто возненавидела.
— Не насиловал. По сути. А все остальное… я не мстить, а забыть хочу. Напрочь.
— Что же, меня это вполне устраивает, если это включает твое проживание здесь и следование моим при… советам.
Пока вреда в том, чтобы согласиться, не вижу. Куда мне податься в любом случае? Домой, в глушь?
— Включает. — Ага, покажите, где нужно кровью расписаться.
— Замечательно, — вежливо, именно, бл*дь, вежливо, как заключив удачную сделку, улыбнулся он. — Ну что же, сейчас я велю Лионелле принести тебе что-то из ее вещей, и вы сможете отправиться по магазинам. Под охраной, естественно.
Он поднялся и, не оборачиваясь, пошел к двери, словно я перестала его интересовать. И то верно. Чего хотел — добился, засим разрешите откланяться.
Глава 37
— Милютин — это тот самый господин, что привез тебя сюда, чудом оказавшись на месте аварии? — Зеленые глаза моей матери стали подобны толстому слою непрозрачного стекла, под которым не разглядеть истинных эмоций, хоть разбейся. Лишь почти неуловимый, мгновенно растворившийся в больничном запахе аромат раздражения и… возбуждения?
Было время, я реально восхищался этой непрошибаемой невозмутимостью, но сейчас… такое ощущение, что она уничтожает всю пригодную для дыхания атмосферу вокруг себя, делая ее неживой. А я, похоже, был инфицирован вирусом эмоций под названием Аяна. Эта инфлюэнца встроилась в мою ДНК, въелась в каждую клетку, превратила в мутанта, что больше не в состоянии существовать в окружении этой проклятущей невозмутимости, я здесь больше не функционирую.
— Мама, ты ведь не можешь не отдавать себе отчет, что если есть некто, откровенно враждебно настроенный к нам, я должен знать об этом все.
— Я отдаю себе отчет, что непонятная и не присущая тебе прежде импульсивность толкает тебя на действия, разрушающие твое же будущее. И вместо того чтобы думать об этом, ты почему-то отвлекаешься на мелочи, не заслуживающие внимания.
Ничто не способно сбить этот ледокол с курса!
— Разрушена, надеюсь, окончательно лишь та картинка моего будущего, что ты нарисовала себе. Ты. Себе. Моего там не было ни единого штриха, если подумать.
Зачем вообще это говорю? Бесполезное колебание воздуха.
— Что за трагично-безвкусные сравнения и бредовые выводы, Захар? Начинаю задумываться о том, что травма не проходит для тебя без глубоких последствий и помощь психиатра будет нам весьма кстати.
— Неужели? И как ты намерена это провернуть? Потребуешь обколоть меня тут чем-нибудь позабористее и доставишь к «своему» мозгоправу? Это не поможет, мама.
— Захар, тебе не кажется, что ты уже все границы переходишь? Кто я, по-твоему? Враг тебе?
— Ты — София Уварова, моя мать и женщина, известная не только мне своим умением добиваться от всех вокруг желаемых тобой результатов, невзирая ни на что. Даже на откровенное сопротивление и неприятие, навязываемого тобой. И так как я твоя плоть от плоти, то повторю свой вопрос: что между тобой и этим волком?
С чем мне придется иметь дело, когда я пойду к нему за моей кукляхой? За этим моим чертовым сердечным стимулятором, что шарахнул бешеным разрядом и превратил эту мышцу, качающую кровь за ребрами, в нечто большее. И теперь без этих самых разрядов прямиком из их источника сейчас там растекается ледяное онемение. Словно мне уже без них и не жить. А между нами и так достаточно наворотилось и без всяких подержанных временем, присыпанных пылью чужих косяков обстоятельств. Ладно, не само наворотилось, но сделанного уже не отменишь.
Подхватив сумочку, родительница грациозно прошагала до двери и распахнула ее.
— Прошу прощения, но как долго еще моему сыну придется ждать необходимую помощь? — громко спросила она тоном раздраженной королевской особы и кивнула мне, покидая палату. — Вскоре увидимся, сын.
— Бегство не решит проблем! — сказал матери в спину, но, само собой, это не остановило ее и не открыло волшебным образом источник откровения.
— Господин Уваров, вы интересовались обстоятельствами вашей доставки сюда. — Молодой медик вернулся с блестящим стальным поддоном с инструментументами, как только звонкий стук каблуков госпожи Уваровой стих в коридоре.
«Андрей Мирсан», — прочитал я на бейдже. Из рысей. Рыжий, коренастый, смуглый, как и все они.
— Да, я спрашивал. Что-то вспомнили?
— Просто подумал и решил поделиться одним своим наблюдением, хотя это не особо профессионально с моей стороны, да и вообще это можно счесть домысло…
— Господин Мирсан, давайте без этого. Я заплачу.
— Того, что я здесь зарабатываю, мне хватает. — Тон парня стал суше, а ножницы, разрезающие бинты, защелкали быстрее. — Я всего лишь думаю, что вам стоит знать о том, что, несмотря на весьма бурное требование господина Милютина оказать вам максимально необходимую и предельно срочную помощь, у меня создалось ощущение…
— Что ему было бы куда как приятнее, если бы я сдох? — ухмыльнулся я тому, как Мирсан поморщился от моей формулировки и кивнул.
— Не то чтобы он хотел вашей смерти, но пахло такой стойкой сдерживаемой агрессией и предвкушением.
Выходит, то, что я слышал сквозь забытье, мне не почудилось. Волчара не хотел, чтобы я окочурился, но только прямо сейчас. Далеко идущие планы, Федор? Но на что?
— Благодарю и за спасение, и за вашу честность. — Я огляделся и понял, что принести одежду мне никто из посетивших женщин не озадачился. — Могу я позвонить с вашего телефона?
— Безусловно!
— Людмила, добрый день! — Я не стал выслушивать ответное приветствие и сразу к делу перешел: — Мне нужно, чтобы вы собрали мне одежду из запасов в моем кабинете и послали Вдовина…
— Прошу прощения, но Вдовин и вся его команда ведь только сегодня вечером заканчивают на форуме и вылетают из Питера, Захар Александрович. Но я могу и сама.
— А возвращение к Уварову на правах его личной, почти неодушевленной собственности входит? — улыбка Федора была минусовой температуры. Прям очень такой реальный минус, замораживающий на месте. — Если да — скатертью дорога. Если нет — то только мое покровительство, включающее защиту всей волчьей диаспоры, способно избавить тебя от этого.
Только что жадно поглощенное мясо превратилось в камень в животе.
— Сдалась я ему. — Голос почему-то разом осип, а на языке почудился привкус горечи. — Через неделю себе новую… игрушку найдет. К тому же у него невеста.
— Чье наличие никак не мешало ему все эти годы иметь все, у чего есть сиськи, и присвоить тебя. — Ну с какого перепугу в груди от его слов так больно-гадко? И почему мерещится, что папаше это доставляет удовольствие? Ведь он и знать не может. — А насчет сдалась ли… тут, понимаешь ли, дело принципа. Любой мужчина чрезвычайно болезненно относится к тому, что им пренебрегают, тем паче его бросают. Любого самца взбесит потеря его, так сказать, «добычи». А уж метаморфы считают, что все вокруг существуют для их личного удобства и развлечения. Так что я тебе гарантирую, что он будет искать тебя и способы обязательно наказать за то, что ослушалась его приказов и ушла из-под его контроля.
— А мои друзья… ну, в смысле, парни не пострадают? — встревожилась я.
— Стоит отвыкать называть словом «друзья» тех, кто втягивает тебя в неприятности, а потом еще и с такой легкостью отказывается и осуждает, не разбираясь. — Голос Федора приобрел стальные нотки, и возразить мне ему было нечего, к сожалению. — Но, если уж это так для тебя важно, скажу: двое из них сейчас вообще не в стране, а Савелий — в больнице. Трогать их у Уварова больше нет резона, даже ради мести — бессмысленные движения. Если вы вдруг опять каким-то чудом не сблизитесь, то эти парни и не попадут в сферу его интересов как рычаги давления на тебя.
Что же, выходит, наши пути разошлись окончательно. Стало так бесконечно тоскливо. Что у меня осталось теперь? Кто? Этот как-бы-отец, который неизвестно где пропадал всю мою жизнь, да и сейчас, подсказывает мне интуиция и его реакция на мои вопросы, проявился не из-за внезапно вспыхнувших родительских чувств или раскаяния.
— Федор, встреча с вами превратила жизнь моей матери в кошмар. Мой отец… Марат, всегда подозревал, что я не его ребенок. Как и все вокруг. Он до сих пор ее ревнует и устраивает ад.
— Я уже знаю об этом, — ответил он, глядя на мне все так же с нечитаемым выражением лица.
— И?
— «И» что? Чувствую ли я себя виноватым? Нет, Аяна. Тебя, может, это и задевает, но я твою мать не насиловал и ни к чему не принуждал. Мы были молоды, пересеклись случайно, разошлись без всяких сожалений. Оглянись, вокруг ежедневно происходят тысячи таких историй. Да ты сама-то сколько раз проходила через подобное?
Вообще-то, ни разу. Но какое ему дело.
— Мою мать зовут Майя, — зачем-то сказала я, вглядываясь в это невозмутимое красивое лицо в ожидании хоть чего-то. Не дождалась. — Но ведь это неважно, да?
— Только если важно для тебя.
— Моя жизнь из-за этого всего тоже была не сахар.
— Это я тоже теперь знаю, — сухо кивнул он. — Чего ты хочешь? Мести? Скажи — и получишь.
Хотела ли я возмездия за все свои детские обиды и мучения? Да нет, пожалуй. Уж не в качестве какой-то подачки, типа откупа за его право не возвращаться к этой теме больше, чего он явно желал. Ну что он сделает? Убьет Марата? Покалечит? Это что, сделает меня счастливее? Заставит забыть? Или обрадует мою мать? Вот уж точно нет.
— А вы богаты, Федор? — прищурилась я.
— Достаточно, чтобы дать тебе почти все, что ты могла бы попросить, — усмехнулся он понимающе. Да ни черта ты не понял, зверь.
— Тогда я прошу вас дать моей матери денег. Много денег.
— Сколько? — деловито спросил он. — Миллион? Два? Три?
— Пять! — выпалила я, прищуриваясь еще больше в ожидании отказа.
— Хорошо, — согласился он и не моргнув. — А тебе?
— Что мне?
— Ты хочешь некую сумму сразу?
— В обмен на что?
Как же тошно. Вот это разговор неожиданно обретших друг друга ближайших родственников? Больше смахивает на торговлю. Он мне деньги — я ему… что?
— На согласие жить здесь, со мной, и делать все, как я скажу.
Противно и смешно. Выбралась из одного такого вот дерьма, чтобы врюхаться в то же самое. У этих оборотней что, совсем нет никаких нормальных отношений или потребности в чувствах? Но, с другой стороны, какое же облегчение, что он мне тут про покупку дочерней любви хоть задвигать не стал.
— Недалеко же вы ушли от Уварова, — не стесняясь правды, сказала ему, горько рассмеявшись, и впервые его щека заметно дернулась, и в глазах вспыхнул гнев. Ненадолго.
— Ему у тебя тоже будет возможность отплатить, — это он произнес осторожно, будто я была чем-то непредсказуемым и взрывоопасным.
— Нет. Мне это не нужно, — покачала я головой. Забыть. Выбросить из головы, из памяти тела.
— Мне нужно, — отрезал Федор.
— Что он вам сделал?
— Думай лучше о том, что он сделал тебе, — его рот презрительно искривился. — Обращался как с мусором, унижал, насиловал. Сделал своей подстилкой, вещью для секса.
А ведь мужику прямо-таки вкрай надо, чтобы я Захара люто возненавидела.
— Не насиловал. По сути. А все остальное… я не мстить, а забыть хочу. Напрочь.
— Что же, меня это вполне устраивает, если это включает твое проживание здесь и следование моим при… советам.
Пока вреда в том, чтобы согласиться, не вижу. Куда мне податься в любом случае? Домой, в глушь?
— Включает. — Ага, покажите, где нужно кровью расписаться.
— Замечательно, — вежливо, именно, бл*дь, вежливо, как заключив удачную сделку, улыбнулся он. — Ну что же, сейчас я велю Лионелле принести тебе что-то из ее вещей, и вы сможете отправиться по магазинам. Под охраной, естественно.
Он поднялся и, не оборачиваясь, пошел к двери, словно я перестала его интересовать. И то верно. Чего хотел — добился, засим разрешите откланяться.
Глава 37
— Милютин — это тот самый господин, что привез тебя сюда, чудом оказавшись на месте аварии? — Зеленые глаза моей матери стали подобны толстому слою непрозрачного стекла, под которым не разглядеть истинных эмоций, хоть разбейся. Лишь почти неуловимый, мгновенно растворившийся в больничном запахе аромат раздражения и… возбуждения?
Было время, я реально восхищался этой непрошибаемой невозмутимостью, но сейчас… такое ощущение, что она уничтожает всю пригодную для дыхания атмосферу вокруг себя, делая ее неживой. А я, похоже, был инфицирован вирусом эмоций под названием Аяна. Эта инфлюэнца встроилась в мою ДНК, въелась в каждую клетку, превратила в мутанта, что больше не в состоянии существовать в окружении этой проклятущей невозмутимости, я здесь больше не функционирую.
— Мама, ты ведь не можешь не отдавать себе отчет, что если есть некто, откровенно враждебно настроенный к нам, я должен знать об этом все.
— Я отдаю себе отчет, что непонятная и не присущая тебе прежде импульсивность толкает тебя на действия, разрушающие твое же будущее. И вместо того чтобы думать об этом, ты почему-то отвлекаешься на мелочи, не заслуживающие внимания.
Ничто не способно сбить этот ледокол с курса!
— Разрушена, надеюсь, окончательно лишь та картинка моего будущего, что ты нарисовала себе. Ты. Себе. Моего там не было ни единого штриха, если подумать.
Зачем вообще это говорю? Бесполезное колебание воздуха.
— Что за трагично-безвкусные сравнения и бредовые выводы, Захар? Начинаю задумываться о том, что травма не проходит для тебя без глубоких последствий и помощь психиатра будет нам весьма кстати.
— Неужели? И как ты намерена это провернуть? Потребуешь обколоть меня тут чем-нибудь позабористее и доставишь к «своему» мозгоправу? Это не поможет, мама.
— Захар, тебе не кажется, что ты уже все границы переходишь? Кто я, по-твоему? Враг тебе?
— Ты — София Уварова, моя мать и женщина, известная не только мне своим умением добиваться от всех вокруг желаемых тобой результатов, невзирая ни на что. Даже на откровенное сопротивление и неприятие, навязываемого тобой. И так как я твоя плоть от плоти, то повторю свой вопрос: что между тобой и этим волком?
С чем мне придется иметь дело, когда я пойду к нему за моей кукляхой? За этим моим чертовым сердечным стимулятором, что шарахнул бешеным разрядом и превратил эту мышцу, качающую кровь за ребрами, в нечто большее. И теперь без этих самых разрядов прямиком из их источника сейчас там растекается ледяное онемение. Словно мне уже без них и не жить. А между нами и так достаточно наворотилось и без всяких подержанных временем, присыпанных пылью чужих косяков обстоятельств. Ладно, не само наворотилось, но сделанного уже не отменишь.
Подхватив сумочку, родительница грациозно прошагала до двери и распахнула ее.
— Прошу прощения, но как долго еще моему сыну придется ждать необходимую помощь? — громко спросила она тоном раздраженной королевской особы и кивнула мне, покидая палату. — Вскоре увидимся, сын.
— Бегство не решит проблем! — сказал матери в спину, но, само собой, это не остановило ее и не открыло волшебным образом источник откровения.
— Господин Уваров, вы интересовались обстоятельствами вашей доставки сюда. — Молодой медик вернулся с блестящим стальным поддоном с инструментументами, как только звонкий стук каблуков госпожи Уваровой стих в коридоре.
«Андрей Мирсан», — прочитал я на бейдже. Из рысей. Рыжий, коренастый, смуглый, как и все они.
— Да, я спрашивал. Что-то вспомнили?
— Просто подумал и решил поделиться одним своим наблюдением, хотя это не особо профессионально с моей стороны, да и вообще это можно счесть домысло…
— Господин Мирсан, давайте без этого. Я заплачу.
— Того, что я здесь зарабатываю, мне хватает. — Тон парня стал суше, а ножницы, разрезающие бинты, защелкали быстрее. — Я всего лишь думаю, что вам стоит знать о том, что, несмотря на весьма бурное требование господина Милютина оказать вам максимально необходимую и предельно срочную помощь, у меня создалось ощущение…
— Что ему было бы куда как приятнее, если бы я сдох? — ухмыльнулся я тому, как Мирсан поморщился от моей формулировки и кивнул.
— Не то чтобы он хотел вашей смерти, но пахло такой стойкой сдерживаемой агрессией и предвкушением.
Выходит, то, что я слышал сквозь забытье, мне не почудилось. Волчара не хотел, чтобы я окочурился, но только прямо сейчас. Далеко идущие планы, Федор? Но на что?
— Благодарю и за спасение, и за вашу честность. — Я огляделся и понял, что принести одежду мне никто из посетивших женщин не озадачился. — Могу я позвонить с вашего телефона?
— Безусловно!
— Людмила, добрый день! — Я не стал выслушивать ответное приветствие и сразу к делу перешел: — Мне нужно, чтобы вы собрали мне одежду из запасов в моем кабинете и послали Вдовина…
— Прошу прощения, но Вдовин и вся его команда ведь только сегодня вечером заканчивают на форуме и вылетают из Питера, Захар Александрович. Но я могу и сама.