Дурман для зверя

— Откуда знаешь?

— Неважно! Отвечай, не думай.

— Да что ты заладил «не думай — не думай»! — сердито вскинулась она.

— Аяна, сейчас не время для твоих взбрыкиваний. Оставь их на потом. — Она передернулась от очередного порыва ветра, а я выпрямился, захлопнул дверцу и, обойдя машину, уселся на свое место. — Ну, я прав?

— В общих чертах — да, — насупилась она, покосившись очень подозрительно, и я на всякий случай заблокировал замок. — Но не то чтобы я прямо сильно хотела узнать, что будет вне… я этого ужасно боюсь.

— Почему?

— Почему? Ты сейчас на полном серьезе такое спрашиваешь? У меня чувство, что… не знаю… что я разрушусь, что ли. Что когда эта чертова папиросная бумага из стали наконец порвется, то от меня ни хрена не останется! Я уже задыхаюсь под ней, будто умираю, но так же до смерти боюсь того, что… И вообще, о чем мы говорим? То есть… как ты мог узнать и что это все значит? Ты какой-то там чокнутый экстрасенс или просто псих?

Очень красочное сравнение с папиросной бумагой и призрачное тотальное удушье сказало мне яснее ясного, что остались у моей кукляхи считанные часы. Словно прорвавшийся, сбивающий меня с ног аромат ее волчицы был четким признаком скорого явления миру ее второй ипостаси. Эх, неверно я все рассчитал, думал еще дни впереди.

— Тш-ш-ш!

— Не шикай, блин! Мне вот сейчас по-настоящему страшно стало! — Ее пульс зачастил, а тело испустило новую волну пьянящего запаха. Твою же мать! Станет нервничать — и все выйдет из-под контроля еще быстрее.

Потянувшись, я резко обхватил ее затылок, принимаясь опять целовать так, что и вздохнуть оба не могли. Бесцеремонно сунул руку ей под юбку, добравшись до жара между ног, и, отпихнув в сторону тонкую ткань, принялся настойчиво ласкать, целенаправленно толкая, чуть ли не принуждая немедленно кончить. Аяна задергалась, мыча мне в рот, заколотила по плечам, стремясь вырваться, но я не позволил, перевалившись на нее и вжимая в сиденье, глотая ее проклятия. В последней попытке остановить меня она вогнала ногти мне в кисть, орудующую между ее бедер, и укусила. Волк опять взвился, упиваясь осознанием, что она пустила мне кровь и приняла в себя ее вкус. Заткнись, зверь, заткнись, еще немного терпения. Момент, когда моя катастрофа сдалась, я ощутил всем нутром, по которому прокатилась волна торжества и сладости, едва ли не круче собственной разрядки. Укус стал свирепым ответным поцелуем, а мою руку она уже царапала, направляя и усиливая давление, пока все ее тело подо мной содрогалось и извивалось в оргазме. Сука, как же меня торкает от ее убийственных финалов! Только необходимость удерживать контроль позволила мне не опозориться, спустив в штаны, как пацан, и пальцем себя не тронув.

— Прекрати. Все нормально. Будет, — пробормотал я, отвалившись назад на свое сиденье и нашаривая непослушными еще влажными пальцами телефон. — В бардачке салфетки возьми.

— А, ну если мне сказал об этом мужик, с первой встречи ведущий себя как неадекват, то конечно, мне можно расслабиться! — Голос Аяны был надломленным, но в нем больше не звучало опасной нервозности.

— С тобой правда не происходит ничего ужасного.

— Тогда что не ужасное со мной происходит, и как ты, на хрен, можешь знать, что творится в моих снах? — Я завел движок и развернулся через две сплошные, направляя машину обратно, одновременно сверяясь с навигатором. — Мы возвращаемся? Ты мне хоть что-то объяснишь?

— Объясню. Как только мы с тобой окажемся в подходящем для этого разговора месте, то я обещаю все-все тебе рассказать. Идет? Сможешь не дергаться пока, не накручивать себя и дождаться?

Аяна откинулась на спинку, и я видел, что, несмотря на ее упрямые приставания, выиграл нам немного времени. Отсюда до ближайшего лесного «специального» убежища, по сути, одной из особых гостиниц в очень уединенных местах для нашей расы, что держит повсюду семейство Комаровых, часа два пути. Должны успеть. Не хотел бы я Аяну там светить, но поторгуюсь с персоналом и уболтаю не трепаться о неизвестной никому полукровке.

— А почему сейчас нельзя?

Ну да, идея супергениальная. Взять и вывалить на тебя, что ты не совсем человек, вот-вот обратишься и станешь бегать в шкуре и на четырех лапах. И это прямо на трассе с проносящимися мимо фурами, за окном лес густой, где я потом тебя буду до посинения ловить, если сразу не сшибут обоих, потому как, если запаникуешь или разбушуешься всерьез, машине конец и она тебя надолго не удержит.

— Нельзя и все. Скоро поймешь. И не смей спать, давай лучше рассказывай мне что-нибудь, — велел я.

— Что?

— Да что угодно. Про детство или про мечты свои. Но не спи!





Глава 32




Сон, из которого меня так внезапно выдернул Захар, сначала вылетел у меня из головы с перепугу. Практически принудительный оргазм развеял страх и от наваждения, и от той дикости, что моему любовнику прекрасно известно о том, что происходит в нем. Но чем дальше, тем настойчивей ощущения из него возвращались, окутывая мое сознание, как туча… ну или плотный туман. Болтая по строгому требованию моего котоволчары, я вроде отвлекалась от них, но скоро даже его окрики не могли заставить меня сосредоточиться на том, что говорю. Начинала про то, как раз едва не утонула после сильной грозы, когда пасла огромное стадо наших гусей-подростков. Полезла спасать этих дурней из вмиг поднявшейся и взбесившейся речки, в итоге все равно была бита — двоих-то потеряла. Про то, как однажды по зиме с пацанами пару недель строили самую настоящую крепость из снежных кирпичей, поливая для надежности каждый ряд водой, а отец с дядькой Федором, Савкиным отчимом, расстреляли ее из дробовиков, когда наткнулись по пьяни. Им это показалось весельем, типа, реальные полевые испытания прочности. Потом еще про что-то — черта с два уже вспомню. Но все время теряла мысль — пережитый во сне испуг от того, что я почувствовала себя уже совсем-совсем на грани чего-то разрушительного, вроде падения с обрыва, превращал все в разуме в какой-то сумбур.

— Кукляха, а есть среди твоих рассказов хоть один такой, что не вызовет у меня неотвратимое желание причинить этому Марату Батоеву повреждения, несовместимые с жизнью? — прорычал Захар и помахал ладонью у меня перед лицом. — Не зависай, слышишь? Говори со мной и не смей ковыряться сейчас в себе. Совсем немного осталось.

Я действительно поймала себя на том, что замолкла, бездумно уставившись в лобовое стекло и кусая истерзанные им недавно губы. Машину трясло сильнее — очевидно, мы свернули уже с трассы, но не это вдруг захватило мое внимание. Я сцапала руку Захара, которую он собирался вернуть на руль, и прижалась к ней носом, пораженная тем ароматом, что неожиданно уловила от его кожи.

— Аяна! — строго одернул меня волкокот, но мне не было до этого дела.

Сдвинув манжет рубашки, потерлась о внутреннюю сторону его запястья щекой, продолжая внюхиваться в этот запах, от которого я уплывала, будто словив реальную дозу кайфа.

— Детка, на меня посмотри! — приказал он отрывисто и все же отнял руку, за которую я цеплялась. — Аяна!

— Я смотрю! — Дурацкая похотливая улыбка сама собой лезла на лицо. Посмотрите, какой строгий и пугающий еще не так давно до икоты мужик тут у нас. Не красавчик приторный, конечно, но посмотреть есть на что. Особенно на рот его и кисти рук. Ох, что же он ими вытворять умеет!

— Аяна! — Новый одергивающий крик почему-то прямо над моим ухом. Ах, да это я каким-то чудным образом притянулась физиономией в его шею, над воротом рубашки, соплю и даже пробую на вкус чуть солоноватый, но такой м-мм… — Ты меня реально добьешь, девчонка!

— С чего вдруг мне так нравится тебя нюхать? — тряхнула я головой, ненадолго отлепляясь от него.

— С того, что я лучшее, что с тобой могло случиться в подобный момент.

— Ты обещал мне рассказать! — Мне захотелось себе врезать. Что со мной творится-то?


— Уже почти на месте, Аяна.

Прикрыв себе нос ладонью, я заставила себя сесть нормально и смотреть в окно, за которым только и мелькали деревья. Которые я, кстати, прекрасно могла различить, невзирая на безлунную темнейшую ночь снаружи. И мои обычные минус три, вообще-то. Прижавшись к стеклу, я поморгала на всякий случай. Так и есть. Я видела все с такой отчетливостью, какой и линзы с очками никогда не давали, да плюс еще и обзавелась явно опцией ночного зрения, или как там это зовется.

— Бля, я какая-то инопланетянка? — пробормотала себе под нос, снова начиная проваливаться в пучину страха.

— Нет, ты вполне себе землянка, — фыркнул Захар. — Приехали уже, слава богу. Готовься выгружаться!

Впереди действительно показался угол большого деревянного сруба, и, еще даже не подъехав полностью, мой любовник принялся сигналить. Манеры у него супер, как посмотрю. Ночь так-то, а он сто пудов всех живых и неглухих в округе перебудил.

Когда мы подкатили к крыльцу, на него выскочил взъерошенный белобрысый паренек лет восемнадцати, причем голый по пояс и босой.

— Нам дом для первого оборота. Срочно! — скомандовал Захар, и тот кивнул, сорвавшись с места, и меньше чем через минуту подскочил к окну машины, протягивая брелок с ключами.

— Прямо по этой дороге, метров пятьсот. Третье строение по счету, — указал он, наклоняясь и, похоже, тоже принюхиваясь. — В холодильнике есть запас на первое время, но раз вас двое, готовы подвести еще по вашему звонку.

— Не смей! — рявкнул вмиг вышедший из себя волкокот, грубо ткнув пальцем в нос парню. — И никому ни слова. Я заплачу.

Мы рванули с места, окатив беднягу целым душем из взлетевшего из-под колес снега.

— Ты, как погляжу, тот еще милаха, — поддела я, незаметно исследуя отголосок запаха парня, что добрался до меня. Тоже какой-то любопытный, но ни в какое сравнение с захаровым не шел.

Окно в машине так и осталось открытым, и поток ледяного воздуха пробирал до костей, заодно и позволяя мне чуток удерживаться в рамках адекватности.

— Не хрен принюхиваться к моему, — огрызнулся златоглазый демон. — И ты тоже сейчас это прекрати! Не беси меня! Время неподходящее, плохо кончится.

Ладно, видимо, незаметно было только для меня, он разом срисовал.

— Для меня?

— Для этого оборзевшего щенка.

Он резко затормозил, практически оббежал машину, мгновенно оказываясь перед моей дверью и распахивая ее.

— Идем-идем, кукла! — скомандовал он, выволакивая меня наружу под локоть, и потащил к дверям одноэтажного приземистого коттеджа довольно мрачного вида.

— Каземат какой-то, блин, — прошептала, успев вскользь окинуть эту натуральную тюрьму взглядом.

Бревна стен толстенные, я бы не обхватила, и окошки при этом крошечные, чуть ли не бойницы, да еще и с мощными решетками.

— Так и надо, — буркнул Захар, отпирая аж три замка и затягивая меня внутрь.

Включил свет и, пока я щурилась, запер нас обратно, еще и задвинул монструазного вида два засова.

— Что-то мне окончательно ссыкотно стало, — прокомментировала я его действия. — А вещи ты забрать не хочешь?

— Они нам не нужны пока будут.

— Офигеть. — Судя по всему, мое терпение совсем кончилось, и в единую секунду стало потряхивать от всего и сразу: от страха, злости, возбуждения. — Время откровений наконец пришло, надеюсь.

— Да. Раздевайся, — сверкнул на меня медовыми глазищами с отчетливо читаемым вожделением приказал он и начал торопливо расстегивать рубашку.

— Сейчас? Ты, зараза, издеваешься? — тут же взвилась я и зашипела, ощутив волну прокатившейся от головы до пят той самой костевыворачивающей и нервораздирающей боли. — Ты обещал мне сказать, что со мной не так, а не трахнуть еще разок.

— С тобой все так, а трахаться мы будем много и часто, но не сейчас. — При этом сам расстегнул ремень и стянул штаны вместе с трусами, засветив своим полноценным стояком.

— Почему? — опешила я и замотала головой. Мигом стало жарко, а опьянявший до сих пор его собственный аромат достиг убийственной для меня концентрации, сделавшей что-то с моими коленями. — Твою же мать! Пофиг мне на трах, говорить ты со мной будешь?

— Не пофиг, и буду.

— Бесишь! — оскалилась я, отступая к стене и безуспешно отмахиваясь от его рук, принявшихся и за мои вещи. — Одетыми мы что, поговорить не могли?

— Тебе очень идет этот костюмчик. Жаль будет его испортить безвозвратно.

— Ты в себе? Причем здесь шмотки?

— Секунду. — Захар невозмутимо продолжил меня раздевать и опустился на колени, стягивая мои чулки, мимоходом оставив поцелуй-укус под моим пупком. — Ногу подними.

— Аяна Батоева, — произнес он с какой-то до усрачки пугающей торжественностью, поднимаясь и открывая еще одну тяжелую толстую дверь рядом со мной. — Твой биологический отец был оборотнем, ты сама полукровка и обернешься в волчицу буквально вот-вот.

Я бы в голос заржала. Ну а кто нет? Но вот то, что мы голые стали спускаться по узкой лестнице в какой-то подвал, ни черта не забавляло.

Бетонные стены, ни единого окна, монументального вида медный кран и примитивное лежбище — кроватью не назовешь — с набросанными тюфяками. Чистыми, но, похоже, набитыми соломой. Соломой! Я чуяла ее запах! Помимо многих других, почему-то посылающих на окраину моего сознания некие образы… отнюдь не людей. Как только мы сошли с последней ступеньки, Захар нажал на что-то на брелоке, и загудел какой-то механизм, пугая меня еще больше (хотя куда уж), и лестница стремительно сложилась, втягиваясь куда-то в потолок. Я оказалась в гребаной каменной яме с чокнутым маньяком, только что объявившим меня…