Дурман для зверя

— Тут дело весьма деликатное, — вцепилась в мой локоть Алана, нарочно притираясь грудью сквозь тонкое облегающее платье. — Лена поделилась со мной одной крайне неприятной ситуацией, и я ей сказала, что ты, без сомнения, поможешь ей с этим, и мы сразу помчались к тебе. Пригласишь нас?

А, ну ясно: тут у нас попытка пометить меня и мою территорию, воспользовавшись благовидным предлогом. Но похрен, насколько говнюком невежливым и бесчувственной скотиной я буду выглядеть, но пока обломайся, дорогая.

— Алана, милая, повторюсь, что вам стоило приходить сразу в офис, потому как там я и провожу большую часть своего времени, и мне необходимо убегать прямо сейчас, — торопливо завязав-таки галстук, я схватил пальто из шкафа, и тут на меня пахнуло ароматом Аяны, терпким, дразнящим ее возбуждением, и даже дыхание перехватило. И не у одного меня. Но опять же — плевать. Мы с Аланой слишком хорошо знаем правила этих игр среди нам подобных. — Но если вы не против, то я готов подвезти вас и выслушать по дороге весьма внимательно суть вашей проблемы.

Моя пара вроде и хотела бы возразить, но ее заплаканная подружка послушно закивала, и, довольно ухмыльнувшись им в спины, я через минуту уже подталкивал обеих к лифту.

— Итак, я весь внимание, — кивнул Лене, мельком глянув на нее в зеркало заднего вида.

Желудок свело, жрать захотелось и кофе, надо же было этим припереться!

— Ну давай же, мой Захарка все сохранит в тайне, не сомневайся! — ободрила Алана сопящую подругу, и я аж скрипнул зубами.

Захарка, бля, пока свой собственный.

— Тут такое дело, — промямлила наконец осипшим от слез голосом Лена. — Я… так уж вышло… Ну, в общем, я случайно переспала с парнем… то есть не переспала, а мы вроде как встречались… но не суть, просто внезапно выяснилось, что ему всего пятнадцать. А его брат обвиняет меня теперь в растлении и грозит скандалом…

— И требует денег, — хмыкнул я.

— Да-а-а!

— Ну так заплати.





Глава 14




По вечернему городу и без пробок дорога от клиники до моего дома заняла всего-то каких-то пятнадцать минут, явно недостаточных для того, чтобы я перестала вся кипеть. Водила с навязчивым любопытством разглядывал меня в зеркало до тех пор, пока по-звериному не показала ему зубы. Точно решил, что я психованная. И не был так уж не прав. Разве я нормальная? Первый раз трахнули как сучку-дворнягу. Поймал на улице, имел как хотел. Так нет же, мне мало оказалось, да? Я с какого-то перепугу на него сама и второй раз полезла. Ой, не надо тут, типа, увез-соблазнил! Сама, еще как сама. Он только в торговом зале появился, а у меня тут же коленки как резиновые стали. Но, блин, почему-у-у?! Он со мной как с дерьмом ведь, как со шкурой какой-то… Хрен с ней, с той резинкой. Я, перепсиховав, вроде как по-дурацки польщенной, что ли, даже себя ощутила. Ну, типа, так меня мужик захотел, что вообще башню снесло и о защите не вспомнил. Скотство, конечно, как и вся наша ушлепочная ситуация, но где-то что-то там заскреблось, отдаленно похожее на гордость собой. Быть так сильно желанной кем-то, пусть даже вот таким уродом моральным… ну это для меня впервые, и что-то в этом есть. И да, я в курсе, насколько это далеко от нормальности и тех отношений людских, что себе представляла и видела вокруг и примеряла на себя. Ну а с другой стороны, вон отец мать сколько лет мордует, а она ничего и слышать никогда о разводе не хотела и все талдычит, что его любит. Сколько раз от нее еще и получала за уговоры его бросить. Может, у меня какая-то наследственная кривая извилина?

Но не важно. Все эти размышления обесценивали те самые бабки, что он сунул мне в качестве «успокоительного». Тварь! Будто я ему прости господи какая-то. Еще и издевался. Ну не праведным путем мы до этого на жизнь себе раздобывали, но украсть — это не то же самое, что ноги за деньги раздвигать. Для меня уж точно. Я, зараза, ведь уже на каком-то уровне почти смиряться стала с тем, что хочу его и ничего не поделать, а тут это. Разве нельзя было… ну не знаю, предложить мне нечто по-человечески. Нет, ну понятно, что не «давай встречаться». И однозначно я бы взбрыкнула и послала… в первый раз. И без понятия, что ему следовало бы сказать. Но алле! Он взрослый мужик, сколько у него баб-то было, пусть бы нарыл в своих закромах пикапа нужные слова. А там глядишь, через время до меня бы и дошло, что же это за силища такая непонятная, которая меня к нему тянет с такой дурью и всякой воли, гордости и вообще контроля над собой лишает. Будто я не я становлюсь, сука, Чужой, какой-то до звездеца озабоченный так и лезет, готовый в этого Захара вцепляться и требовать вытворять все эти порочные вещи снова и снова.

Но купюры перед моим носом ясно дали понять, что ни хера он рыться в себе не будет и никакое даже подобие обычных людских отношений его не интересует. Просто нужна девка перепихнуться. Приспичило присунуть — вспомнил, ага, я же там Аяну, дуру перепуганную, в магазине засек. Рыкну пострашнее, и даст опять, куда, нах, денется. У таких, как я, такие, как он, согласия же не спрашивают, мы же не люди для него. Как же мерзко!

Вывалившись из тачки, я чуть постояла, хватая холодный воздух до ломоты в зубах, осаждая нервную тошноту и безуспешно умоляя не пойми кого о прекращении выкипания мозга, порождающего непрерывную боль за ребрами. Пошла к подъезду, нащупывая в кармане ключи.

— Лимонка! — рявкнул выпрыгнувший из темноты как черт Сазан. — Ты где, мать твою, была?!

— Сдурел? — взвилась я. — Напугал до полусмерти!

Мои нервы и так сейчас как под током, еще и это. Господи, как я ему еще в глаз ключом не засандалила?!

— Я тебя напугал?! — еще и повысил голос друг, заставляя невольно скривиться. — Да мы тут уже чуть не поседели с пацанами, тебя разыскивая! Магазин закрыт, на звонки не отвечаешь, дома так и не появилась! Я уже десятый раз пробежал всю дорогу туда-сюда! Шмель парк ближайший прочесывает, под каждый куст заглядывает. Где тебя носило, зараза мелкая?!

Я ссутулилась, торопливо заскочила в подъезд и помчалась по лестнице, преследуемая Сазаном.

— Где ты была? — напирал он, заставляя ощущать себя загоняемой.

— Гуляла!

— Совсем долбанулась? — Ага, ты даже не знаешь насколько, кому расскажи — оборжется. Вот только о таком нормальные люди не рассказывают. — Мы тут с ума сходим, а ты гуляла? Ночью? Одна?

Мы ввалились в квартиру, и тут же в прихожую выскочил Мелкий, а у Сазана зазвонил телефон.

История с «где ты была?» повторилась под аккомпанемент: «Да, явилась. Домой давай. Разбиратьсяс ней будем».

— Мы тебе раз сто звонили и писали! Неужто трудно было хоть словом ответить, — накинулся на меня Мелкий. — Да уже черт-те чего себе придумали!

Я сунула руку в карман и, не найдя там телефона, выругалась себе под нос, чувствуя, что это меня доконало прямо. А вывалившиеся от случайного рывка купюры закончили работу по снесению моей крыши. Запихнул все-таки скотина! Он, типа, заплатил, а ты с этим живи и делай потом что хочешь. Захотелось порвать эти бумажки, бросить на пол и истоптать, представляя на их месте его безразличную рожу, и еще и поджечь потом.

— Да отвалите вы! Какого хрена, а? Когда вы шляетесь не пойми где, мне, значит, знать не обязательно, а у меня сразу отчет полный требовать? — взорвалась я и, швырнув куртку поверх денег, пнула все это и рванула в ванную.

Парни ломиться ко мне не стали, а я разделась, обнаружив, что рубашка шиворот-навыворот, затолкала шмотки в стиралку и залезла в ванну. Воду включила горяченную и посильнее и сдавила ладонями виски, натягивая уголки глаз, будто это могло остановить противные унизительные слезы. В груди все давило, словно ребра кто ломал, голова раскалывалась, нос предательски заложило, а по щекам лилось и лилось. Я знала, от чего плачу. От боли. Вот только где ее исток? Да везде! Мало мне матери с отцом, жизни этой как через жопу, так надо было еще и проклятому Захару-наваждению со мной случиться. И наплевать, что в том, что он на моем пути появился, только сама и виновата. Не косячили бы, жили-работали, как все, и черта с два с ним бы пересеклась, да и если случайно, то все не стало бы таким вот дерьмом. Прошли бы мимо друг друга — между нашими мирами ничего общего, и это работает как эффект чертовой невидимости. Он сквозь меня бы сто пудов как сквозь стекло прозрачное глядел бы, да и я на него дважды бы не посмотрела. Зачем?

— Айка, выходи давай! — А вот и Шмель явился. Он у нас чувством такта не обезображен, так что как остальные молча ждать под дверью не стал. — Не вздумай там чего с собой сделать! Сам лучше убью к хренам! Выходи по-хорошему, или голышом вытащу.

— Да отцепись от меня! Ничего я с собой делать не собираюсь. Я что, совсем умом тронулась? — Очень забавный вопрос в моем нынешнем состоянии.

— Я — спать! — попыталась протиснуться мимо почетного караула подпирающих стены в коридоре, но не тут-то было.


— А ну стоять! — рыкнул Шмель, хватая за ворот халата и нахально его сдвигая. — Это что за х*йня? Засосы, бля? Лимонка?!

— Да отвали же ты! — вызверилась я, отпихивая его, в то время как Сазан уставился на меня ошарашенно, будто впервые видел. — Чего лезете ко мне вообще? Я у вас засосы считаю или отчитываться заставляю?

— Не сравнивай! — набычился Шмель. — Мы парни, а ты…

— А я девчонка, да, но, блин, чтобы ты знал, у меня тоже может быть своя жизнь, и в ней случился секс! Это преступление? Вам можно — мне нет? Типа, трахаться только мужики хотят и шалавы, уважения не заслуживающие? — Я заводилась все больше, сжимая кулаки. — Что, теперь я в ваших глазах сразу конченой стала? Типа тех, кого вы по разу тягаете и бросаете, а потом за пивом обстебываете?

Шмель стремительно схватил меня за затылок и вдруг уткнул лицом себе в грудь, крепко обнимая.

— Ну что ты городишь, балда! Мы же за тебя испугались и боимся. Ты у нас — палочка, ручки-ножки — ниточки. Тебя ж обидеть каждый может!

Я трепыхнулась для порядка раз, другой, и противные нежеланные слезы опять подступили к глазам. Ну вот что за напасть?

— Мне отец звонил, — всхлипнув в рубашку Шмеля, пробубнела я. — У матери опять рука сломана.

— Вот мудак! — стукнул по стене кулаком Сазан. — Да сколько же можно!

— Сказал, чтобы возвращалась, — продолжила жаловаться я. — Вот на кой я ему? Он же меня видеть не может! Только и орет, что ублюдина нагулянная. Радовался бы, что больше глаза не мозолю, чего назад тянуть?

— Да хрен его знает, Лимонк, — погладил меня по волосам, как маленькую, Шмель. — Но никуда мы тебя не отпустим. Пошел пахан твой лесом, и мать пусть туда же, раз такого козла защищает и разводиться не хочет. А давайте по пиву, как раньше, врежем и посидим, кинцо посмотрим и языками почешем?

— А давайте! — с легкостью согласилась я. Ледяное пиво — то, что надо, чтобы снизить температуру моего внутреннего кипения. Взять и смыть из головы этого Захара звероглазого так же легко, как смывала с себя его запах. Еще в его квартире. И еще раз уже дома. Да только он мне все равно чудится. Даже сквозь парфюм прижимающего еще меня к себе Шмеля, сквозь все привычные запахи. Гнать его!

— Знаю я, чего тебя дядька Марат домой тянет! — заявил Мелкий после первой же приконченной банки.

— О, сейчас нам наш умник и философ свою теорию задвинет, — ухмыляясь, ответил Шмель, в то время как Сазан все продолжал хмуриться и молчать.

— И задвину. Мне вот кажется, только не орите, что он твою мать все равно любил и любит.

— Ой, да неужели, — фыркнула я, приветствуя легкое головокружение и то, что потихоньку стало попускать от всего. — Вечная теория «бьет, значит любит»?

— Не совсем, в смысле только отчасти.

— Не гони. Не верю я в такое, — отмахнулась, снова напрягаясь.

— А ты сама посуди: ну вот бесился бы он так столько лет из-за… — Мелкий засопел и потупился, — ну из-за всей этой херни, что ты не его вроде.

— Не верю я в это! — огрызнулась я. — Ну от кого тогда? Сплетни все это.

— Да не злись, Айка! И ты, Мелкий, закрой тему эту. Какое нам дело, как там чё было, — подал наконец голос Сазан, пересаживаясь поближе ко мне. — Главное, что Айка наша, своя в доску, а кто ее папаша — нам пофиг всегда было и будет.

Но я так просто закончить не могла. Эта долбаная тема неверности моей матери отцу мне все детство перепохабила, взгляды вечно косые, шепотки, а то и откровенные насмешки не раз заставляли драться до крови. Да я слова доброго за все годы из-за этого ни от отца, ни от деда с бабкой с его стороны не слышала.

— Если и так, любит, говоришь, и за то нас с матерью колотил чуть что, то ему же только на руку, что свалила я и глаза никому не мозолю как его позорище. Зачем он меня назад тянет? Херовая у тебя теория выходит.

— И ничего не херовая! Ревнует он, небось, по сей день, не простил, думает, что мать этого твоего… — он опять запнулся, наткнувшись на наши недобрые, чуть пьяные взгляды. — Ну что она любит того, от кого как будто бы ты.

— Загибаешь уже, — прокомментировал Шмель, открывая еще пиво.

— Не-а. Ну вот сами смотрите: если в его голове твоя мать еще любит этого твоего гипотетического неизвестного отца, а дядька Марат все еще любит ее, то как же побольнее задеть ба… женщину, как не измываясь над ребенком от этого самого ненавистного соперника, — протараторил парень.

— Соперника, которого никогда не было, а если и был, то нам глубоко похрен, и мы нашу Лимонку все равно никуда не отпускаем, а остальные со своими реальными или вымышленными заморочками пусть сами разбираются! — веско постановил Сазан, обнимая меня привычно за плечи.

Вот только что-то во мне словно запротестовало против этого его обычного у нас дружеского жеста. Как если бы он почудился более собственническим, чем раньше, что ли.

— А знаете что? — Шмель вскочил перед нами и покосился на Мелкого. — А слабо забить на всю эту фигню и махнуть всем вместе куда-нибудь на отдых?

— За город? — невольно съязвила. — Нет, спасибо, я больше с тобой на такое не подписываюсь.

— Ой, ну опять ты, — нахмурившись, проворчал друг, впрочем, опять моментально вернувшись к оптимизму: — Хер ли нам тот загород. Я вас на юга, на море зову.

— Ничё, что декабрь на дворе? — уточнил Сазан.

— Ничё. Потому что мы куда-нибудь в Турцию махнем. Или на Кипр. Круто же?

Все едва появившееся расслабление слетело с меня в один миг.

— Откуда на это бабки? — подалась я вперед, настороженно прищуриваясь. — Что ты, на хрен, опять затеял, Шмель?





Глава 15