Дурман для зверя

Все возвратилось и ударило гадкой реальностью мне разом в живот и в голову. Да как так-то? Резко вывернувшись из его захвата и избавившись от его слишком ощутимого присутствия во мне, откатилась и вскочила на ноги, еще ошалевшая. Перед глазами поплыло, меня шатнуло в сторону, колени отказались держать.

— Да что же ты подпрыгиваешь каждый раз, как ошпаренная! — На моем локте сомкнулся твердый захват, и над моим ухом проворчал… сука, как его зовут-то хоть…

— Захар, будем знакомы поближе.

— А я что, спрашивала? — огрызнулась и закашлялась от сухости в горле и сразу почувствовала, как по ногам прям ручьем потекло. — Ты! Ты не надел гребаную резинку?!

Перед глазами прояснилось, и я успела уловить гримасу краткого замешательства на его лице, прежде чем вернулось его вечное выражение заносчивого мудачизма.

— Забыл, — скривившись безэмоционально, констатировал он и ухмыльнулся: — То-то мне и показалось, что все чересчур охренительно было.

— Охренительно? — сорвалась я на крик, дергая руку из клещей его жестких пальцев, пока он не отпустил. — Это все, что тебя, сука, волнует? Что было без защиты круче, чем обычно?!

— Чего ты завелась? — нахмурился он. — На пустом месте.

— На пустом? — Я, блин, как какой-то офонаревший от его козлизма попугай, ей-богу! — То есть болячки и залет — для тебя херня?

— Болячки в нашем с тобой случае не актуальны, — пожал он плечами. — А о том, чтобы ты не залетела, я позабочусь. Нашла проблему. Съездим в клинику к одному моему знакомому хорошему доктору, и все дела.

— О, правда, что ли? Ты позаботишься? То есть ты тупо не вспомнил о резинке, а мне теперь к врачам, жрать какую-то химию или еще черт знает там что будет, а ты не при делах, у тебя просто охерительно классный трах случился? Ты такое небось постоянно с дурами запуганными вроде меня практикуешь?

Меня аж колбасить от психа и его безразличной рожи начало. Заметалась по комнате, собирая одежду, и ломанулась в ванную. Ошиблась дверью, оказался туалет, развернулась и влетела носом в его обнаженную грудь.

— А ну прекрати, Аяна! — схватив меня за плечи, Захар тряхнул сильно, я даже язык прикусила.

— Руки убери! — прошипела, впиваясь взглядом в его желтые бесстыжие зенки.

— Уберу, когда беситься перестанешь.

— Не перестану. До завтра стоять тут будем? — злобно прищурилась я.

— У меня нет желания тратить столько времени на твои дурацкие выкрутасы.

— Так и отвали! Не я тебя сюда тащила и лезла к тебе, — толкнув его что было сил в грудь, сама чуть не хряпнулась на задницу, но вырвалась и хлопнула дверью в ванную перед его носом.

— Я тебя в машину насильно не заволакивал! — выйдя из себя, крикнул он с той стороны, пока я торопливо откручивала вентили. — И запрыгнула еще как сама! Мою голову себе между ног тянула, хрен вырвешься. Ты всего этого не меньше меня хотела!

Меня затошнило от стыда, и, прошептав под нос «пошел ты!», я стала смывать его пот и сперму с себя.

— И со своими дружками бухала и обдалбывалась, так не сильно тогда о здоровье своем переживала! — продолжил он орать. — А тут надо же, прямо трагедия! Я же сказал, что все решу, ну с какого перепугу так беситься-то?

С такого, что всего этого дерьма вообще не должно было случиться. Быстро вытершись, я натянула одежду, матерясь из-за того, что она упорно липла к еще чуть влажной коже, и замешкалась, прежде чем выйти. Где-то в районе желудка появилось сосущее гадостное ощущение, что стремительно вытягивало и уничтожало последние отзвуки пережитого удовольствия.

Захар стоял снаружи, уже одетый, прислонившись мощным плечом к стене, и уставился мне в лицо, сильно хмурясь. Отвернувшись, я собрала из разных углов прихожей свои ботинки и, обувшись, попыталась разобраться с дверным замком.

— Кончай, блин, это! — рявкнул он, заставив вздрогнуть и сжаться. — Да что ты так дергаешься-то?

— Выпусти.

— Мы выходим вместе. Хорош пениться! Отсюда сразу в клинику.

— Я сама, — уперлась лбом в железную дверь. Мне нужно выйти отсюда, или задохнусь. Нужно быть от него как можно дальше.

— Не сама! Мне надо знать, что все нормально.

Злость начала трансформироваться в какое-то извращенное веселье.

— А, ну да, точно! — развернувшись, я с издевкой уставилась на него. — А то вдруг же я залечу, ребенка опять же оставлю, а потом явлюсь мильены твои требовать!

— Прекрати ерничать. Я похож на того, кого может хоть чем-то напугать кто-то вроде тебя?

— Вроде меня — это «никто и никчемный паразит»? Правильно, с такими у тебя же разговор короткий. В лесу прикопать, или на дно реки отправить, или там извращугам на потеху продать!

Гневно выдохнув, Захар закатил глаза.

— Так, хватит. Мне всего этого нервотрепного дерьма и в своей семье хватает!

Подцепив пальто, он стиснул мой локоть до боли и открыл дверь.

— Топай молча! — приказал он, толкая к лифту.

До машины он меня почти доволок, и до клиники мы ехали в гробовом молчании. Дальше меня ждал новый сеанс унижения, когда пришлось лезть на кресло и терпеть манипуляции врачихи, пялившейся на меня понимающе презрительно. Вручив мне таблетки и велев их пить пять дней, она ушла из кабинета, оставив одеваться. Если и до того было противней некуда, то теперь даже морозить стало от какого-то опустошения.


Захар сидел развалившись в мягком кресле в коридоре, а докторица стояла рядом, что-то вещая ему на ухо и мерзко ухмыляясь. Я прошла мимо, но он быстро догнал меня и опять схватил за локоть, что уже и болеть начал от этих его захватов-тисков.

— Я такси тебе вызвал, — холодно сказал на крыльце, кивнув на стоявшую неподалеку машину. Достав бумажник, вытащил несколько пятитысячных купюр и протянул мне. — А это тебе в качестве успокоительного и как стимул быть при следующей встрече поприветливее. И купи, черт возьми, себе нормальные шмотки, в которых ты будешь на девушку похожа хоть немного.

Я смотрела на его руку с деньгами и чувствовала, что меня вот-вот вырвет. Уже реально. Захар потянулся сунуть их мне в карман самостоятельно, и я шарахнулась, чуть не навернувшись с лестницы.

— Урод! — выдавила из себя и сбежала по ступенькам, но он опять догнал.

— Только вот не надо тут из себя оскорбленную гордость корчить, Аяна! Таким, как ты, это не к лицу. Вы же по чужим карманам и домам чисто от врожденной порядочности лазили, да? Бери деньги, сказал!

— Оставь в счет нашего долга тебе! — огрызнулась через плечо. — Все же на раз меньше под тебя ложиться придется!

Вцепившись в мое плечо, он развернул меня, насильно дотолкал до такси и грубо запихнул внутрь. Стиснув подбородок, обжег голодным взглядом мои губы, с нажимом проведя по ним большим пальцем, и гулко сглотнул.

— Ляжешь столько раз, сколько мне захочется.

Шарахнул дверцей, едва не оглушив, и стукнул кулаком по крыше, веля водителю трогаться.





Глава 13




Я рванул от клиники, аж покрышки задымились, как только задние фонари ее такси исчезли за поворотом. Надо ехать домой, хлопнуть перед сном стакан вискаря и завалиться спать, оставляя всю муть сегодняшнего дня в прошлом. Ведь я чертовски устал. От всего. Еще эта кукла гадская! Всего-то мне и надо было, что трахнуть ее, снизить это проклятое давление в черепушке и яйцах. Примитивное действо, что проделывал несчетное количество раз: снял бабу, отодрал, расслабился, завтра и не вспомнил ни лица, ни имени. Но вышел какой-то хренов бардак! Каждый раз, когда дело касается этой мелкой, смертельно ядовитой для меня поганки, он тут как тут.

В башке прямо не укладывается, как я про презерватив мог забыть. Такого не было никогда. Никогда вообще. Даже в юности, когда членом только и думал, пока не наелся и секс не перестал быть чем-то из разряда первоочередных задач. Да я уверен, что даже мой укурок и раздолбай брат ни разу в жизни не забывал натянуть резинку в любом состоянии, потому что заделать ребенка человеческой женщине — это хреново, а для кого-то из отпрысков семейств нашего круга — хреновей в десять раз. Такое не замнешь по-тихому, не в нынешние времена мгновенного распространения сплетен в сети и сраных ток-шоу на каждом канале типа «ДНК». В прежние века оборотни, не заморачиваясь, просто похищали таких вот детей-оплошностей у их матерей, а сейчас такое попробуй проверни. Нет полукровного ублюдка — нет и проблемы. То есть похитить и спрятать, конечно, по-прежнему ничего сложного, но огласки это избежать уже не позволит.

Но не сам мой косяк, что уже был, по сути, устранен, продолжал дергать меня за нервы. Как заверила меня госпожа Самсонова, ведущий специалист частной клиники, которую нашей конторе как-то пришлось защищать от разгневанного мужика, потерявшего там и жену, и ребенка, даже если Аяна выбросит таблетки, вероятность ее залета практически нулевая.

Меня все так же, а то и сильнее грыз плотский голод. Так, словно тот единственный раз, невзирая на всю насыщенность и мощь разрядки, был лишь разжигающей аппетит закуской. И мою мультяху от этого хотелось еще больше. Мне мало! Пофиг на ее псих и дерзость, какую не спустил бы кому другому. Пофиг на то, что все так же бесила всем: манерой говорить и одеваться, отрицанием своей похоти, что в ней как бы не больше, чем во мне, необходимостью преследовать ее, будто я какой-то жалкий лузер, и мне только и дают что по принуждению. Бесила этим своим отказом деньги взять. Взглядом, будто я ее по лицу ударил или плюнул, а не бабок дал столько, сколько она в том супермаркете за месяц не получит. Типа, у нее есть принципы и гордость. Как же! В чужие карманы и дома лазить эти принципы ей позволяют, ничего не жмет, а у меня взять — прямо оскорбление! Другая бы руки целовала и спросила, когда следующий раз, а эта… Ишь ты, «на раз меньше ложиться под тебя»! Бесит, говорю же. И волк этот бесит, что ворочается под кожей. Чего тебе надо, зверюга? Погулять? Не сегодня уж точно. Не в таком взведенном до предела состоянии. Нет желания обнаружить себя потом под утро в том районе, где живет Аяна с этими… Вот тоже бесит! Как, черт возьми, они нормально уживаются в однушке?

Одна ванная, общая кухня, спят в одной комнате. Светят утренними стояками перед ней. Вдыхают запах, когда ее посещают эротические сны. Плевать, что принято считать, что люди такого не способны учуять. Меня выводит из себя сам факт, что рядом с ней, в одном помещении может находиться другой членоносец, когда между ее ног станет снова мокро. Это моя чертова кукла, протекать и источать ароматы ей позволено исключительно для меня.

На полу с пассажирской стороны что-то засветилось, загудело, и я злорадно оскалился. Моя кукла выронила свой телефон! Ну прекрасно, вот и возможность узнать о тебе многое. У молодежи сейчас же там все. И не приведи бог найду я там какую-нибудь переписку пикантного характера!

Подхватив гаджет, припарковал авто на свое место на подземной парковке и сразу тыкнул в экран, едва вошел в лифт. Никакого тебе пароля, ай-ай-ай, анимэшка, кто же сейчас так беспечен? Ну-ка, что тут у нас? Десятка два непринятых вызовов. Сазан, Шмель, Мелкий. Гребаные друзья все извелись, да? Ну ничего, я найду способ их от тебя отсовокупить, детка. Моей кукле друзья ни к чему, тем более, что как минимум один уже был пойман мною на запахе похоти к тебе.

Эсэмэс: «Я у входа», «Алле!», «Ты где?», «Какого хера, Лимонка, отзовись», «Перезвони, или найду и бошку откручу!». Смотри, чтобы тебе самому ручонки с ножонками не открутили, говнюк. Голосовые, все в том же духе. Какая, бля, забота! Ненадолго это, ребятки, забывайте об этом.

Разделся, не выпуская телефон из рук. Залез в ее аккаунт в соцсети и там первым делом прошелся по сообщения. Ну и что за херня? Опять все те же рожи и личности. Она что, кроме этой троицы ни с кем и не общается? Сунулся на саму страницу, ожидая найти там обычную для баб лабуду: фоточки себя везде, где побывала, фото жратвы, фото с гулянок и из клубов. Что там еще бывает? Котики, псевдомудрые чужие изречения, язвительные посты, какие мужики козлы.

Фото были, но совсем не те, что я ожидал. Ерунда какая-то. Ни о чем. Отблески уличных фонарей в лужах, на мокрых боках припаркованных тачек. Черные резные очертания последнего кленового листа на ветке на фоне яркого пятна от одинокой лампочки над каким-то занюханным подъездом. Здоровенная страхолюдная дворняга, скрутившаяся прямо на люке канализации, из дыры в котором поднимался бледный пар, и поверх нее такая же страшная плешивая кошка, что с какой-то душераздирающей пристальностью пялилась прямо в камеру.

— Что за фигня? — раздраженно пробормотал, скидывая остатки одежды и падая на диван. — Покажи мне себя, кукляха! На кой мне вот это все?

Пролистал дальше. Причудливые очертания клубов сигаретного дыма, преломляющие резкие безжизненные лучи фонарей и придающие им какой-то загадочный вид. Радужные переливы на шее слегка безумно выглядящего самца голубя, подметающего грязный асфальт распущенным хвостом перед невзрачной на вид самкой. Господи, ну кому в двадцать лет может быть интересно фотографировать этих городских летающих помоечных крыс, еще и крупным планом? Глаз того же голубя, темный, насыщенный, коричневый в ободке желто-оранжевого… хм… и не замечал, какие они. На кой?

Целая огромная куча разномастных голубей, сплошным ковром выстлавших тротуар у ног кормящей этих паразитов тщедушной бабульки. Морщинистые руки бабки в пигментных пятнах, щедро рассыпающие пшено из магазинной пачки. Сотни лучиков-складочек вокруг ее же почти бесцветных от возраста глаз, из которых на тебя буквально истекает нечто грустно-улыбчивое.

Проснулся я от заоравшего будильника, все так же на диване, голышом, так и не принявший душ, весь в аромате моего с мультяхой секса с головы до ног и с ее севшим телефоном в руке. Это уже какая-то нездоровая фигня. Как, впрочем, и все, что происходит со мной с появлением этой заразы. А если ты не здоров, то нужно лечиться. И, исходя из вчерашнего безумия, не от случая к случаю, а полноценным курсом — обратное только все усугубляет, судя по тому, что так и подмывает передернуть на вчерашние воспоминания. А значит это что? Правильно, Аяне все же быть моей постоянной любовницей-игрушкой на какое-то время, причем самым что ни на есть плотным образом. Авось, если регулярно и ежедневно применять ее по прямому назначению, меня и быстренько отпустит. А нет, так и хрен с ним. Будем и дальше трахаться по мере моей необходимости.

Люблю я, когда перспективы для меня ясны и остается только двигаться к достижению цели, и вдвойне приятно, что в случае с Аяной особенно щепетильно средства на пути к ней выбирать не нужно. Уж после того, как у нас началось, любое мое действие в отношении нее будет приправлено налетом первоначального насилия, так что и не хрен церемониться и заморачиваться о том, как устранить тот ущерб.

Настроение у меня стремительно поползло вверх в предвкушении скорого прекращения периода моей постоянной неудовлетворенности, зацикленной на одной тощей глазастой выдре, но тут позвонила Алана. Закон моей чертовой жизни: если тебе отчего-то вдруг становится хорошо и радостно, то всегда найдутся желающие это обосрать.

— Захарка, привет! — прощебетала она, и у меня, как обычно, свело челюсти и от этого гребаного «Захарки», и от ее чрезмерно оптимистичного тона. — Ты еще дома?

Вопрос мне не понравился — явно с подвохом, и поэтому я проворчал нечто нечленораздельное, пытаясь угадать, где сейчас быть более стратегически выгодно мне: дома или как можно дальше от него.

— Я тогда поднимусь.

Что, блин? Какого черта дочурка Мазуровых, она же моя без пяти минут пожизненная гиря на шею, которая, насколько я знаю, никогда раньше обеда глаз не размыкает, приперлась ко мне в шесть утра? Я был в одном полотенце после душа и бросился одеваться на скорость. Ни хрена мне не надо предстать перед ней почти голым, и не из-за природной стыдливости или потому что я внезапно разлюбил спонтанный секс. Но секс с бабой, столько лет для всех пребывающей в статусе моей невесты, способен в мгновение ока обратить ее в мою жену. А мне это прямо сейчас надо? Ни черта. И коню понятно, что когда-нибудь это случится, но спать с ней сейчас, да еще в моей квартире — это все равно что сказать вслух: «Можешь припираться в любое время, дорогая. И какие там цветы ты выбрала уже для торжества?» А я намерен от этого откручиваться сколько смогу, так что, когда Алана позвонила в дверь, я вышел встречать ее с нарочито озабоченно-деловым видом и якобы на ходу завязывая галстук. Офигенная мы парочка: она вечно изображает зубодробительный оптимизм и добродушие, являясь на самом деле той еще ядовитой на язык стервой, а я — вечную занятость работой и хорошего парня, частенько решающего чужие проблемы, коим и близко не являюсь, уж не безвозмездно точно, и не после моего аварийного столкновения с мультяхой Аяной. Я теперь, сука, мерзавец, что собирается подмять под себя девчонку, и мне ничуть не стыдно.

Но скоростное одевание с целью пресечь всякие возможные поползновения Аланы по моему соблазнению оказалось, собственно, без надобности. Потому как явилась она не одна, а с какой-то зареванной подруженцией, и, судя по амбрэ от обеих, ночь они провели в каком-нибудь клубе в тесной компании с выпивкой.

— Дорогой! — подскочив, Алана клюнула меня в щеку, но потом замерла и вдруг смачно поцеловала в шею, что совсем не тянуло на простое приветствие, да еще при свидетелях. — Познакомься, это Лена, моя хорошая подруга, и ей очень необходима твоя профессиональная помощь.

Лицо девицы мне было знакомо. Да и фамилия тоже. Случалось пересекаться и раньше на разного рода пафосных мероприятиях. Если правильно помню, ее папаша — какой-то там политик. И, представляя ее, Алана не смотрела даже ни на меня, ни на нее, а шарила цепким взглядом вокруг и явно принюхивалась.

— Если нужна была профессиональная помощь, то стоило приходить сразу в офис. — Кажется, я прозвучал не слишком любезно. Лена всхлипнула, и я только сейчас заметил ее красные глаза и припухший нос. Ненавижу зареванных баб.