Дудочка крысолова
Часть 12 из 39 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Да она могла у знакомых спрятаться как нечего делать! – возбужденно бросил Николай. – И будет сидеть в квартире еще сутки, носа не высовывая.
– Нет у нее знакомых в этом районе, – отрезал Бабкин.
– Откуда такая уверенность?!
– Ты слушал, что здесь было сказано, или болячку ковырял? – Сергей заговорил напористо и зло: парень ему очень не нравился, и он решил прекратить бунт в зародыше. – Девчонку высадили из машины! Высадили! А не сама она вышла и пошла к подружке.
– Ну так поймает новую машину и доедет до подружки! – менее уверенно возразил Николай.
– Вряд ли, – ответил вместо Бабкина начальник охраны. – Мы же девочек тщательно проверяем, чтобы не дай бог чего… И телефончики первое время прослушиваем… Тем более Рокунова только полтора месяца как устроилась. Так что анкетка, полиграф, все дела… Короче, подружек у нее две, и к обеим я уже по человечку направил.
– У мужика своего спрячется, – пожал плечами парень.
– Да вроде нет у нее мужика, одна живет.
Илюшин, которому давно хотелось вмешаться, не выдержал.
– Значит, так, – сказал он негромко, и все обернулись на него. – Игорь Васильевич, вы разрешите, я кратко обрисую план дальнейших действий?
– Пожалуйста, пожалуйста…
– Версий более чем достаточно. Первая: Микаэлла Костина услышала или узнала что-либо о ком-то из клиентов, и тот решил, что она опасна для него. Вторая: ее убили в сексуальной игре, скорее всего, случайно, поскольку она специализировалась на садо-мазохистском направлении. Третья: кто-то из девушек решил убрать конкурентку. Саша, положение «старшей русалки» давало Костиной какие-то привилегии?
– Да, конечно, – живо отозвался Саша. – Например…
– Неважно, – остановил его Илюшин. – Об этом потом поговорим. Достаточно того, что одна из девиц могла захотеть для себя того же. Или приревновать Микаэллу к одному из гостей.
Перигорский шумно вздохнул за столом.
– И, наконец, наиболее очевидная версия: убийство совершено Рокуновой из мести. Есть показания ее и двух других девушек – из них очевидно, что убитая третировала Рокунову и унижала ее. Это вполне могло стать мотивом.
Макар сделал паузу, но дополнять его или противоречить ему никто не стал.
– Соответственно, расследование ведем по двум направлениям, – продолжил он. – Первое – прежнее: работаем в самом клубе со всеми свидетелями и уликами. Кстати, поиск в гроте погибшей что-нибудь дал?
– Нету там ничего, – ответил Степаныч. – Следы в песке искать – бесполезное дело.
– А что с орудием убийства?
– Вот как раз сказать хотел… – Оперативник был неспешен. – Веревочка принадлежала погибшей, и взяли ее из сундука с украшениями. Эксперт сейчас ее изучает, крутит-вертит в разные стороны, но чтобы можно было с нее чьи-то пальчики снять – это сильно мне сомнительно. Хотя… Может, и повезет.
– Ясно. Юрий Степаныч, выделите человека для сопоставления показаний свидетелей. Пусть составит таблицу, расчертит по минутам: кто, где, во сколько находился. Время убийства примерно известно, так что, надеюсь, мы сумеем исключить кого-то из оставшихся семерых из списка подозреваемых. В общем, не мне вас учить. Еще двоим придется искать возможные пересечения между клиентами и убитой. Игорь Васильевич, – он обернулся к Перигорскому, – это реально?
– Вы хотите сказать, что понадобятся биографии клиентов и… э-э-э… подробный жизненный путь Микаэллы?
– Именно. Шанс, что пересечение найдется, крайне мал, но пренебрегать им нельзя. Итак, первое направление – это работа в «Артемиде». Второе направление – поиск Рокуновой. Пока что она является наиболее вероятной подозреваемой. Сергей, возражения?
Бабкин отрицательно качнул головой:
– Никаких возражений. Только один вопрос. Уже сейчас Рокунову ищет десять человек. Ее «дело» прочитали, вытащили оттуда все имена-фамилии, организовали «встречи». Что ты хочешь сделать еще?
– Еще я хочу ее найти, – отрезал Илюшин. – Как сказал один умный человек, если вам нужно прыгнуть на десять метров в длину, то не ищите десять прыгунов, каждый из которых прыгнет на метр, – ищите одного, который прыгнет на десять. Так что мне нужен человек, который поймет, что она предпримет дальше. Просчитает ее шаги. И поймает.
– И у вас есть такой человек, Макар Андреевич? – недоверчиво спросил Перигорский.
– Есть. Я сам.
Наступило молчание, в котором все услышали, как обиженно фыркнул начальник охраны.
– Вадим, я ни в коем случае не ставлю под сомнение профессионализм ваших людей, – тут же отреагировал Илюшин на невысказанный упрек. – Но сейчас требуется нечто иное, чем прочесывание района и сидение под окнами у подруг Рокуновой.
– Хм. И с чего вы планируете начать? – осведомился Перигорский.
– С того, чтобы найти ее следы в том районе, где ее высадил водитель.
– Да ни черта там не нашли! – Лямина задела самоуверенность этого выскочки, которому шеф почему-то доверял беспрекословно.
– Значит, не там искали.
Глава 5
«В Хамельн он вошел в окружении визжащих детей – они не боялись приблизиться к Крысолову. Под звуки дудочки, размахивая шестом, дребезжащим и звенящим бубенчиками, приплясывая и подпрыгивая, Крысолов шел по городу, а дети бежали за ним, передразнивая его походку. Они орали, протягивали руки к шесту, и он отвесил пару затрещин самым крикливым и наглым, теребившим и дергавшим его за подол и пытавшимся повиснуть на мешке за его спиной. Мешок он оберегал очень тщательно.
Стражники, охранявшие город, пропустили его беспрепятственно. Попробовали бы не пропустить! Мост через ров был опущен, и по нему тонкой струйкой тек небогатый люд – все больше крестьяне на телегах, заваленных мешками. Они шарахались от Крысолова в сторону, крестясь, и все разговоры смолкали при его приближении, стоило только людям разобраться, откуда доносится пение дудочки.
Когда он очутился за городскими воротами, неожиданно раздался звук, который заглушил и вскрики, и разговоры, и уж подавно слабый голосок его игрушки. Звон колокола. «Дон-н-н! Дон-н-н! Дон-н-н! – отбивал колокол, и ему вторил другой: – Дин! Дан! Дон-н-н-н!» Словно город встречал Крысолова, одновременно и приветствуя, и угрожая: тяжелый колокольный звон плыл в небе, растекался по улицам, и дудочкин напев казался слабым и беспомощным, словно придавленным им. Но когда смолкли колокола, дудочка вернулась в свое право, и снова зазвучала простенькая мелодия. Крысолов придумал ее сам много лет назад, с тех пор всегда играл только ее, оказываясь в новом месте, и считал чем-то вроде своего талисмана. Поэтому ему не понравилось, как некстати пробили колокола. Второй его талисман находился в сумке, и он чувствовал, что давно пора его проверить. Но сейчас время было совсем неподходящее. Нужно подождать, когда он окажется в одиночестве.
Женщины, высыпавшие навстречу, смотрели на него расширенными испуганными глазами, а некоторые принимались визжать куда громче своих отпрысков и удирали либо застывали на месте как вкопанные – видно, давненько в их городе не появлялись крысоловы, а если появлялись, то выглядели иначе. «К тому же не каждый день увидишь слугу Дьявола», – с внутренней усмешкой подумал Крысолов. Но он заметил и заинтересованные взгляды. В одном из окон, не закрытых ставнями, мелькнуло его отражение: высокий, худой, заросший человек с синими глазами. Мать была синеглазой, он пошел в нее. Несколько женщин из тех, которых он покупал, говорили, что у него удивительные глаза – но он не верил: конечно же, лгали, чтобы вытащить из него побольше монет. Некоторые проявляли удивительную настойчивость в попытках встретиться с ним снова, но и это было объяснимо: он всегда платил, и платил щедро.
Оглядевшись, Крысолов увидел: мужчины в городе почти все были с гладкими щеками и подбородками – значит, и сюда пришло поветрие сбривать волосы на лице.
У многих детей он заметил в руках игрушки – вертушки на палках, бешено крутившиеся, когда их лопасти попадали под сильный порыв ветра. Их громкий стрекот заполнял улицы, и непрерывно то здесь, то там начинала трещать новая вертушка. Крысолов видел, как мальчишки, собирающиеся драться, втыкали палки между камней мостовой и вцеплялись друг другу в волосы, словно дикие звереныши. Он никогда не испытывал симпатии к детям, но эти были особенно злобны и яростны.
Он чувствовал присутствие крыс, и близкое присутствие, но ни одного зверька не попалось ему на глаза, хотя он обшаривал улицу внимательным взглядом, стараясь замечать все детали. Он уже начал опасаться, что толстуха соврала ему или все выдумала, потому что город, на первый взгляд, вовсе не был охвачен страхом, как те деревни в Вестфалии. И вид у жителей был озабоченный, а у некоторых испуганный, но то был страх, вызванный его появлением.
И все же толпа, сопровождавшая его, незаметно разрослась. Теперь за ним следовали не только дети, но и взрослые, которые хоть и опасались вступать в разговоры с пришельцем, но перекидывались фразами между собой, словно бы не замечая его, будто шли по своим делам и случайно встретились. Лишь один человек осмелился приблизиться к нему и теперь волочился рядом, почти вплотную, хотя Крысолов предпочел бы, чтобы тот отошел подальше – старый, изъеденный язвами и покрытый коростой старик в лохмотьях, вонючий, как разлагающийся крысиный труп. Дети тыкали в него палками, а старик огрызался, оскаливая оставшийся во рту десяток гнилых зубов. И все время бормотал, бормотал, так что в конце концов Крысолов начал прислушиваться к тому, что же он бормочет.
– Говорят добрые люди, и злые тоже, и те, кто не добрые и не злые, каких большинство, – бубнил старик себе под нос, но вполне отчетливо, так что Крысолов слышал каждое слово, – что появились удивительные крысы, с длинной шерстью, такой длинной, что они кажутся заволосевшими. Еще говорят, что среди черных видели таких крыс, каких никогда не появлялось раньше, – с белой шерстью, такой белой, словно срезали ее с овец. И говорят также, что от союза белых и черных крыс рождается раз в сто лет такая тварь, которая приходит, чтобы истребить род людской, и узнать ее можно только по знаку зверя за левым ухом и еще по запаху, потому что пахнет от нее молоком, а всем известно, что крысы выкармливают своих отродий желчью, а не молоком. И молоко той твари нужно для того, чтобы выкормить сына дьявольского, ибо из всех живых существ никто, кроме крысы, не согласился на такой грех перед Господом Богом нашим. И еще говорят… – старик понизил голос, – что они разносят черную смерть.
Крысолов вздрогнул и сбился с шага, но не остановился и не подал вида, что расслышал последние слова. Все, что бормотал вонючий нищий до этого, было обычной бессмыслицей, которой Крысолов наслушался невероятное количество за годы своих странствий. Но черная смерть не была бессмыслицей.
Он повернулся и посмотрел на старика, но тот с неожиданным проворством вдруг скользнул в толпу детей, с верещанием рассыпавшихся в разные стороны, и исчез в темном переулке, сверкнув на прощанье неприличной прорехой в своей дырявой одежде. Крысолов проводил его мрачным взглядом. Впрочем, правду говорил нищий или врал, но сказанное им следовало запомнить.
Они двигались по главной улице города туда, где острыми иглами шпилей целился в проплывавшее над ним брюхо облака собор. Издалека завидев его, Крысолов поразился тому, насколько тот огромен и величественен. Но отчего-то чем ближе они подходили, тем меньше казался собор, и когда стискивавшие их справа и слева дома расступились и Крысолов очутился на главной площади, впечатление ошеломительной грандиозности рассеялось окончательно. Собор как собор, подходящий для богатого города.
Рядом не такая высокая, но куда более основательная, громоздилась ратуша – мрачное каменное здание, больше похожее на тюрьму. Вокруг – опустевшие лавки, оставленные деревянные лотки, под которыми все вычищено так, словно торговцы, уходя, вылизали площадь языками.
– Где нынче торгуют? – спросил Крысолов у ближайшего мальчишки, поймав того за ухо, чтобы не вывернулся. Он видел подводы крестьян, видел, что в Хамельн привозят провизию, но рынок, перед которым они стояли, был заброшен.
– Нигде! – Мальчишка попытался вырваться, но ухо его стиснули железные пальцы. – Теперь торговцы развозят товар прямиком по бюргерским домам!
– Почему так?
– Потому что крысы! Крысы, добрый господин! Добрый господин, отпусти мое ухо!
– Оторву его и скормлю крысам, если ты соврал, – пригрозил Крысолов. – Отчего же я не вижу ни одной черной твари? Где они все?
В глазах мальчишки мелькнул страх. Он покосился на собор и проблеял:
– Там… Они все там…
– Где – там?!
Но прохвост рванулся изо всех сил, и Крысолов отпустил его. Все равно по глупой роже было видно, что толку от него не добьешься.
Двери ратуши распахнулись, и на ступеньках показалось несколько человек. Крысолов сунул уже ненужную дудочку в карман – свою роль она исполнила, как и его яркий наряд, как и шест, на верхушку которого он еще на подходе к площади предусмотрительно набросил ярко-красный платок, длинные концы которого свисали до середины шеста. К следующему звону колоколов весь Хамельн будет знать, кто появился в его стенах.
Неспешными шагами он направился к поджидавшим его людям, на ходу раздумывая о том, почему же все-таки не видно крыс.
Навстречу ему выдвинулся широкоплечий человек с окладистой черной бородой, едва ли не первый из увиденных Крысоловом, у кого сохранилась растительность на лице. Блестящие, глубоко посаженные глаза смотрели на пришельца угрюмо, но без страха. Пальцы перебирали разноцветные нити на конце расшитого пояса.
– Зачем ты пришел? – зычным голосом спросил он, легко перекрыв шум людей за спиной Крысолова. Те притихли.
– Избавить вас от напасти! – дерзко ответил Крысолов, делая еще шаг ему навстречу и прикидывая расстояние, оставшееся до чернобородого. Это могло оказаться важным.
– Где ты видишь напасть? Или ты встретил по дороге хоть одну крысу? – с притворным удивлением осведомился бородатый, и сзади послышались смешки.
– Мне не нужно их видеть. Я их чувствую, – сказал Крысолов, что было истинной правдой. Он не сомневался, что крысы в городе есть. – Или ты думаешь, что я шарлатан?
– Ну что ты! Конечно, нет! – с нескрываемой издевкой возразили ему. – Разве может быть у шарлатана диплом, в котором говорится на одном понятном всем и двух не понятных никому языках, что он – первый во всей стране уничтожитель крыс. Разве могут быть у него письма от почтеннейших людей города Кельна, в которых описаны его подвиги? Разве, спрошу я тебя, может быть у шарлатана грамота от них же, в которой они благодарят его за чудесное избавление?
«Да, кто-то допустил промашку, попытавшись надуть славных местных жителей, – подумал Крысолов, глядя на высокомерные лица. – Скудоумные лгуны, рассчитывавшие на звонкую монету и не удосужившиеся изобрести ничего правдоподобнее, чем письма и бумажки с печатями – само собой, подложные. Такие трюки проходят только в деревнях, где нет ни одного жителя, разумеющего грамоту. Но в Хамельне?!»
– У меня нет ни дипломов, ни писем, ни грамоты, – громко сказал он, дождавшись, когда утихомирится толпа, снова заворчавшая после слов чернобородого, будто пес, не получивший вожделенную кость. – Мне они не нужны. Крысам ни к чему грамоты, им нужно Слово, которое изгонит их из города, и я его знаю. Если же ты все-таки считаешь, что перед тобой – мошенник… – он повысил голос и приготовился, – тогда пускай ЭТО убедит тебя в обратном!
В следующий миг он исполнил один из своих коронных фокусов, срабатывавших всегда и со всеми: уронил навстречу чернобородому шест, в последний миг встряхнув его так, что платок слетел и опустился на каменные ступени ратуши.
Он любил эту забаву. Так просто и так впечатляюще. Перед лицами стоящих на крыльце оказались оскаленные морды крыс: все пятнадцать, искусно сшитых вместе, так что казалось, будто из одного толстого тельца вырастают головы – пятнадцать голов, торчащих в разные стороны, словно жутковатый цветок, распускающийся из серого стебля.
Люди вскрикнули и отшатнулись. Конечно же, они не боялись чучел! Но внезапность есть внезапность – ни один из них не успел скрыть своих чувств.
– Я убил его семь дней назад, – презрительно бросил Крысолов, зная, что все равно ни один из них не будет проверять. – Если тебе нужны еще какие-то доказательства, обратись к другому ловцу.
– Нет у нее знакомых в этом районе, – отрезал Бабкин.
– Откуда такая уверенность?!
– Ты слушал, что здесь было сказано, или болячку ковырял? – Сергей заговорил напористо и зло: парень ему очень не нравился, и он решил прекратить бунт в зародыше. – Девчонку высадили из машины! Высадили! А не сама она вышла и пошла к подружке.
– Ну так поймает новую машину и доедет до подружки! – менее уверенно возразил Николай.
– Вряд ли, – ответил вместо Бабкина начальник охраны. – Мы же девочек тщательно проверяем, чтобы не дай бог чего… И телефончики первое время прослушиваем… Тем более Рокунова только полтора месяца как устроилась. Так что анкетка, полиграф, все дела… Короче, подружек у нее две, и к обеим я уже по человечку направил.
– У мужика своего спрячется, – пожал плечами парень.
– Да вроде нет у нее мужика, одна живет.
Илюшин, которому давно хотелось вмешаться, не выдержал.
– Значит, так, – сказал он негромко, и все обернулись на него. – Игорь Васильевич, вы разрешите, я кратко обрисую план дальнейших действий?
– Пожалуйста, пожалуйста…
– Версий более чем достаточно. Первая: Микаэлла Костина услышала или узнала что-либо о ком-то из клиентов, и тот решил, что она опасна для него. Вторая: ее убили в сексуальной игре, скорее всего, случайно, поскольку она специализировалась на садо-мазохистском направлении. Третья: кто-то из девушек решил убрать конкурентку. Саша, положение «старшей русалки» давало Костиной какие-то привилегии?
– Да, конечно, – живо отозвался Саша. – Например…
– Неважно, – остановил его Илюшин. – Об этом потом поговорим. Достаточно того, что одна из девиц могла захотеть для себя того же. Или приревновать Микаэллу к одному из гостей.
Перигорский шумно вздохнул за столом.
– И, наконец, наиболее очевидная версия: убийство совершено Рокуновой из мести. Есть показания ее и двух других девушек – из них очевидно, что убитая третировала Рокунову и унижала ее. Это вполне могло стать мотивом.
Макар сделал паузу, но дополнять его или противоречить ему никто не стал.
– Соответственно, расследование ведем по двум направлениям, – продолжил он. – Первое – прежнее: работаем в самом клубе со всеми свидетелями и уликами. Кстати, поиск в гроте погибшей что-нибудь дал?
– Нету там ничего, – ответил Степаныч. – Следы в песке искать – бесполезное дело.
– А что с орудием убийства?
– Вот как раз сказать хотел… – Оперативник был неспешен. – Веревочка принадлежала погибшей, и взяли ее из сундука с украшениями. Эксперт сейчас ее изучает, крутит-вертит в разные стороны, но чтобы можно было с нее чьи-то пальчики снять – это сильно мне сомнительно. Хотя… Может, и повезет.
– Ясно. Юрий Степаныч, выделите человека для сопоставления показаний свидетелей. Пусть составит таблицу, расчертит по минутам: кто, где, во сколько находился. Время убийства примерно известно, так что, надеюсь, мы сумеем исключить кого-то из оставшихся семерых из списка подозреваемых. В общем, не мне вас учить. Еще двоим придется искать возможные пересечения между клиентами и убитой. Игорь Васильевич, – он обернулся к Перигорскому, – это реально?
– Вы хотите сказать, что понадобятся биографии клиентов и… э-э-э… подробный жизненный путь Микаэллы?
– Именно. Шанс, что пересечение найдется, крайне мал, но пренебрегать им нельзя. Итак, первое направление – это работа в «Артемиде». Второе направление – поиск Рокуновой. Пока что она является наиболее вероятной подозреваемой. Сергей, возражения?
Бабкин отрицательно качнул головой:
– Никаких возражений. Только один вопрос. Уже сейчас Рокунову ищет десять человек. Ее «дело» прочитали, вытащили оттуда все имена-фамилии, организовали «встречи». Что ты хочешь сделать еще?
– Еще я хочу ее найти, – отрезал Илюшин. – Как сказал один умный человек, если вам нужно прыгнуть на десять метров в длину, то не ищите десять прыгунов, каждый из которых прыгнет на метр, – ищите одного, который прыгнет на десять. Так что мне нужен человек, который поймет, что она предпримет дальше. Просчитает ее шаги. И поймает.
– И у вас есть такой человек, Макар Андреевич? – недоверчиво спросил Перигорский.
– Есть. Я сам.
Наступило молчание, в котором все услышали, как обиженно фыркнул начальник охраны.
– Вадим, я ни в коем случае не ставлю под сомнение профессионализм ваших людей, – тут же отреагировал Илюшин на невысказанный упрек. – Но сейчас требуется нечто иное, чем прочесывание района и сидение под окнами у подруг Рокуновой.
– Хм. И с чего вы планируете начать? – осведомился Перигорский.
– С того, чтобы найти ее следы в том районе, где ее высадил водитель.
– Да ни черта там не нашли! – Лямина задела самоуверенность этого выскочки, которому шеф почему-то доверял беспрекословно.
– Значит, не там искали.
Глава 5
«В Хамельн он вошел в окружении визжащих детей – они не боялись приблизиться к Крысолову. Под звуки дудочки, размахивая шестом, дребезжащим и звенящим бубенчиками, приплясывая и подпрыгивая, Крысолов шел по городу, а дети бежали за ним, передразнивая его походку. Они орали, протягивали руки к шесту, и он отвесил пару затрещин самым крикливым и наглым, теребившим и дергавшим его за подол и пытавшимся повиснуть на мешке за его спиной. Мешок он оберегал очень тщательно.
Стражники, охранявшие город, пропустили его беспрепятственно. Попробовали бы не пропустить! Мост через ров был опущен, и по нему тонкой струйкой тек небогатый люд – все больше крестьяне на телегах, заваленных мешками. Они шарахались от Крысолова в сторону, крестясь, и все разговоры смолкали при его приближении, стоило только людям разобраться, откуда доносится пение дудочки.
Когда он очутился за городскими воротами, неожиданно раздался звук, который заглушил и вскрики, и разговоры, и уж подавно слабый голосок его игрушки. Звон колокола. «Дон-н-н! Дон-н-н! Дон-н-н! – отбивал колокол, и ему вторил другой: – Дин! Дан! Дон-н-н-н!» Словно город встречал Крысолова, одновременно и приветствуя, и угрожая: тяжелый колокольный звон плыл в небе, растекался по улицам, и дудочкин напев казался слабым и беспомощным, словно придавленным им. Но когда смолкли колокола, дудочка вернулась в свое право, и снова зазвучала простенькая мелодия. Крысолов придумал ее сам много лет назад, с тех пор всегда играл только ее, оказываясь в новом месте, и считал чем-то вроде своего талисмана. Поэтому ему не понравилось, как некстати пробили колокола. Второй его талисман находился в сумке, и он чувствовал, что давно пора его проверить. Но сейчас время было совсем неподходящее. Нужно подождать, когда он окажется в одиночестве.
Женщины, высыпавшие навстречу, смотрели на него расширенными испуганными глазами, а некоторые принимались визжать куда громче своих отпрысков и удирали либо застывали на месте как вкопанные – видно, давненько в их городе не появлялись крысоловы, а если появлялись, то выглядели иначе. «К тому же не каждый день увидишь слугу Дьявола», – с внутренней усмешкой подумал Крысолов. Но он заметил и заинтересованные взгляды. В одном из окон, не закрытых ставнями, мелькнуло его отражение: высокий, худой, заросший человек с синими глазами. Мать была синеглазой, он пошел в нее. Несколько женщин из тех, которых он покупал, говорили, что у него удивительные глаза – но он не верил: конечно же, лгали, чтобы вытащить из него побольше монет. Некоторые проявляли удивительную настойчивость в попытках встретиться с ним снова, но и это было объяснимо: он всегда платил, и платил щедро.
Оглядевшись, Крысолов увидел: мужчины в городе почти все были с гладкими щеками и подбородками – значит, и сюда пришло поветрие сбривать волосы на лице.
У многих детей он заметил в руках игрушки – вертушки на палках, бешено крутившиеся, когда их лопасти попадали под сильный порыв ветра. Их громкий стрекот заполнял улицы, и непрерывно то здесь, то там начинала трещать новая вертушка. Крысолов видел, как мальчишки, собирающиеся драться, втыкали палки между камней мостовой и вцеплялись друг другу в волосы, словно дикие звереныши. Он никогда не испытывал симпатии к детям, но эти были особенно злобны и яростны.
Он чувствовал присутствие крыс, и близкое присутствие, но ни одного зверька не попалось ему на глаза, хотя он обшаривал улицу внимательным взглядом, стараясь замечать все детали. Он уже начал опасаться, что толстуха соврала ему или все выдумала, потому что город, на первый взгляд, вовсе не был охвачен страхом, как те деревни в Вестфалии. И вид у жителей был озабоченный, а у некоторых испуганный, но то был страх, вызванный его появлением.
И все же толпа, сопровождавшая его, незаметно разрослась. Теперь за ним следовали не только дети, но и взрослые, которые хоть и опасались вступать в разговоры с пришельцем, но перекидывались фразами между собой, словно бы не замечая его, будто шли по своим делам и случайно встретились. Лишь один человек осмелился приблизиться к нему и теперь волочился рядом, почти вплотную, хотя Крысолов предпочел бы, чтобы тот отошел подальше – старый, изъеденный язвами и покрытый коростой старик в лохмотьях, вонючий, как разлагающийся крысиный труп. Дети тыкали в него палками, а старик огрызался, оскаливая оставшийся во рту десяток гнилых зубов. И все время бормотал, бормотал, так что в конце концов Крысолов начал прислушиваться к тому, что же он бормочет.
– Говорят добрые люди, и злые тоже, и те, кто не добрые и не злые, каких большинство, – бубнил старик себе под нос, но вполне отчетливо, так что Крысолов слышал каждое слово, – что появились удивительные крысы, с длинной шерстью, такой длинной, что они кажутся заволосевшими. Еще говорят, что среди черных видели таких крыс, каких никогда не появлялось раньше, – с белой шерстью, такой белой, словно срезали ее с овец. И говорят также, что от союза белых и черных крыс рождается раз в сто лет такая тварь, которая приходит, чтобы истребить род людской, и узнать ее можно только по знаку зверя за левым ухом и еще по запаху, потому что пахнет от нее молоком, а всем известно, что крысы выкармливают своих отродий желчью, а не молоком. И молоко той твари нужно для того, чтобы выкормить сына дьявольского, ибо из всех живых существ никто, кроме крысы, не согласился на такой грех перед Господом Богом нашим. И еще говорят… – старик понизил голос, – что они разносят черную смерть.
Крысолов вздрогнул и сбился с шага, но не остановился и не подал вида, что расслышал последние слова. Все, что бормотал вонючий нищий до этого, было обычной бессмыслицей, которой Крысолов наслушался невероятное количество за годы своих странствий. Но черная смерть не была бессмыслицей.
Он повернулся и посмотрел на старика, но тот с неожиданным проворством вдруг скользнул в толпу детей, с верещанием рассыпавшихся в разные стороны, и исчез в темном переулке, сверкнув на прощанье неприличной прорехой в своей дырявой одежде. Крысолов проводил его мрачным взглядом. Впрочем, правду говорил нищий или врал, но сказанное им следовало запомнить.
Они двигались по главной улице города туда, где острыми иглами шпилей целился в проплывавшее над ним брюхо облака собор. Издалека завидев его, Крысолов поразился тому, насколько тот огромен и величественен. Но отчего-то чем ближе они подходили, тем меньше казался собор, и когда стискивавшие их справа и слева дома расступились и Крысолов очутился на главной площади, впечатление ошеломительной грандиозности рассеялось окончательно. Собор как собор, подходящий для богатого города.
Рядом не такая высокая, но куда более основательная, громоздилась ратуша – мрачное каменное здание, больше похожее на тюрьму. Вокруг – опустевшие лавки, оставленные деревянные лотки, под которыми все вычищено так, словно торговцы, уходя, вылизали площадь языками.
– Где нынче торгуют? – спросил Крысолов у ближайшего мальчишки, поймав того за ухо, чтобы не вывернулся. Он видел подводы крестьян, видел, что в Хамельн привозят провизию, но рынок, перед которым они стояли, был заброшен.
– Нигде! – Мальчишка попытался вырваться, но ухо его стиснули железные пальцы. – Теперь торговцы развозят товар прямиком по бюргерским домам!
– Почему так?
– Потому что крысы! Крысы, добрый господин! Добрый господин, отпусти мое ухо!
– Оторву его и скормлю крысам, если ты соврал, – пригрозил Крысолов. – Отчего же я не вижу ни одной черной твари? Где они все?
В глазах мальчишки мелькнул страх. Он покосился на собор и проблеял:
– Там… Они все там…
– Где – там?!
Но прохвост рванулся изо всех сил, и Крысолов отпустил его. Все равно по глупой роже было видно, что толку от него не добьешься.
Двери ратуши распахнулись, и на ступеньках показалось несколько человек. Крысолов сунул уже ненужную дудочку в карман – свою роль она исполнила, как и его яркий наряд, как и шест, на верхушку которого он еще на подходе к площади предусмотрительно набросил ярко-красный платок, длинные концы которого свисали до середины шеста. К следующему звону колоколов весь Хамельн будет знать, кто появился в его стенах.
Неспешными шагами он направился к поджидавшим его людям, на ходу раздумывая о том, почему же все-таки не видно крыс.
Навстречу ему выдвинулся широкоплечий человек с окладистой черной бородой, едва ли не первый из увиденных Крысоловом, у кого сохранилась растительность на лице. Блестящие, глубоко посаженные глаза смотрели на пришельца угрюмо, но без страха. Пальцы перебирали разноцветные нити на конце расшитого пояса.
– Зачем ты пришел? – зычным голосом спросил он, легко перекрыв шум людей за спиной Крысолова. Те притихли.
– Избавить вас от напасти! – дерзко ответил Крысолов, делая еще шаг ему навстречу и прикидывая расстояние, оставшееся до чернобородого. Это могло оказаться важным.
– Где ты видишь напасть? Или ты встретил по дороге хоть одну крысу? – с притворным удивлением осведомился бородатый, и сзади послышались смешки.
– Мне не нужно их видеть. Я их чувствую, – сказал Крысолов, что было истинной правдой. Он не сомневался, что крысы в городе есть. – Или ты думаешь, что я шарлатан?
– Ну что ты! Конечно, нет! – с нескрываемой издевкой возразили ему. – Разве может быть у шарлатана диплом, в котором говорится на одном понятном всем и двух не понятных никому языках, что он – первый во всей стране уничтожитель крыс. Разве могут быть у него письма от почтеннейших людей города Кельна, в которых описаны его подвиги? Разве, спрошу я тебя, может быть у шарлатана грамота от них же, в которой они благодарят его за чудесное избавление?
«Да, кто-то допустил промашку, попытавшись надуть славных местных жителей, – подумал Крысолов, глядя на высокомерные лица. – Скудоумные лгуны, рассчитывавшие на звонкую монету и не удосужившиеся изобрести ничего правдоподобнее, чем письма и бумажки с печатями – само собой, подложные. Такие трюки проходят только в деревнях, где нет ни одного жителя, разумеющего грамоту. Но в Хамельне?!»
– У меня нет ни дипломов, ни писем, ни грамоты, – громко сказал он, дождавшись, когда утихомирится толпа, снова заворчавшая после слов чернобородого, будто пес, не получивший вожделенную кость. – Мне они не нужны. Крысам ни к чему грамоты, им нужно Слово, которое изгонит их из города, и я его знаю. Если же ты все-таки считаешь, что перед тобой – мошенник… – он повысил голос и приготовился, – тогда пускай ЭТО убедит тебя в обратном!
В следующий миг он исполнил один из своих коронных фокусов, срабатывавших всегда и со всеми: уронил навстречу чернобородому шест, в последний миг встряхнув его так, что платок слетел и опустился на каменные ступени ратуши.
Он любил эту забаву. Так просто и так впечатляюще. Перед лицами стоящих на крыльце оказались оскаленные морды крыс: все пятнадцать, искусно сшитых вместе, так что казалось, будто из одного толстого тельца вырастают головы – пятнадцать голов, торчащих в разные стороны, словно жутковатый цветок, распускающийся из серого стебля.
Люди вскрикнули и отшатнулись. Конечно же, они не боялись чучел! Но внезапность есть внезапность – ни один из них не успел скрыть своих чувств.
– Я убил его семь дней назад, – презрительно бросил Крысолов, зная, что все равно ни один из них не будет проверять. – Если тебе нужны еще какие-то доказательства, обратись к другому ловцу.