Другая миссис

В это почти невозможно поверить. Этого не может быть!

Женщина на снимке — мать Морган. Я видела ее на поминальной службе. Женщина, которая лишилась еще одного ребенка много лет назад — и с тех пор изменилась навсегда, по словам ее подруг Карен и Сьюзен.

Но одного я не пойму. Если все так и есть, значит, Морган — сестра Эрин. Морган — та маленькая десятилетняя девочка на фотографии…

Почему Уилл не рассказал мне об этом?

Кажется, я знаю почему: из-за моих же комплексов. Что бы я сделала, узнав, что совсем рядом живет сестра Эрин? Теперь я понимаю, что дружба Уилла и Морган была настоящей. Взаправдашней. Потому что оба они обожали ту единственную женщину, которую Уилл любил больше меня. Эрин.

Комната вокруг то расплывается, то снова становится четкой. Я часто моргаю, пытаясь прекратить это. Сидящий рядом офицер Берг раскачивается на стуле. На самом деле он даже не шевелится — проблема в моем восприятии. В моей голове. Черты его лица начинают смягчаться. Комната и стены внезапно расширяются. Слова полицейского практически тонут в потоке моего сознания. Я вижу, как шевелятся его губы, но с трудом воспринимаю слова. Сначала вообще не понимаю, о чем он говорит.

— Прошу прощения, повторите, — громко говорю я.

— Уилл сказал, что вы часто ревновали и комплексовали.

— Вот как?

— Да, так, доктор Фоуст. Говорит, он в жизни не подумал бы, что из-за ревности вы способны на крайности, но в последнее время вам приходилось нелегко. Вы были сама не своя. Он упомянул приступ паники и вынужденное увольнение с работы. Уилл сказал, вы не склонны к насилию. Но, — повторяет Берг, — в последнее время вы были сама не своя. Что скажете?

Я молчу. Как раз в этот момент начинается головная боль, которая медленно поднимается по затылку, вонзается между глаз. Крепко зажмуриваюсь и прижимаю кончики пальцев к вискам, чтобы заглушить ее. Видимо, у меня резко упало давление, потому что вдруг стало трудно слышать. Офицер Берг спрашивает, всё ли в порядке. Но его слова звучат глухо. Я словно под водой.

Дверь открывается и закрывается. Полицейский с кем-то говорит. Они ничего не нашли и теперь обыскивают наш дом, потому что Уилл дал согласие…

— Доктор Фоуст? Доктор Фоуст?

Меня трясут за плечо.

Когда я открываю глаза, на меня таращится какой-то старичок. У него текут слюни. Смотрю на часы, затем на свою рубашку. Голубая пижамная рубашка застегнута — вот же занудство — на все пуговицы так, что меня тошнит. Дышу с трудом. Расстегиваю три верхние пуговки, впуская в грудь немного свежего воздуха.

— Здесь чертовски жарко, — замечаю я, обмахиваясь. Перехватываю взгляд старичка: он пялится куда-то в сторону моей ключицы.

— С вами всё в порядке? — спрашивает старичок. У него такое выражение лица, словно он озадачен увиденным. Брови насуплены. Старичок протирает глаза — убедиться, что ему не мерещится, и повторяет вопрос. По-моему, уместнее спросить, всё ли в порядке с ним — он явно встревожен гораздо сильнее меня, — но мне, в общем-то, на него наплевать. Потому я спрашиваю другое:

— А почему вы решили, что не всё в порядке?

— Ну, вы выглядите какой-то… растерянной. Так всё в порядке? Могу принести воды, если не хотите кофе.

Гляжу на стаканчик с кофе передо мной. Это не мой.

Старичок молча смотрит на меня.

— Да, конечно, — соглашаюсь я на предложение принести воды. Накручиваю локон на палец и озираюсь. Обычная унылая комната: стол и четыре стены. Ничего особенного, смотреть здесь не на что, и совершенно непонятно, где я. Никаких зацепок, кроме этого старичка в форме передо мной. Явно полицейский.

А потом я замечаю фотографии рядом на столе.

— Да. Принесите мне воды.

Он уходит, вскоре возвращается и ставит передо мной на стол графин с водой.

— Итак, расскажите, что произошло, когда вы повели собак на прогулку.

— Каких собак? — спрашиваю я. Мне всегда нравились собаки. Людей ненавижу, а вот собак обожаю.

— Ваших собак, доктор Фоуст.

Я смеюсь от души. То, что он перепутал меня с Сэйди, нелепо, смехотворно и даже оскорбительно. Мы совершенно не похожи: разный цвет волос, глаз, большая разница в возрасте. Сэйди старая, а я — нет. Он что, совсем слепой?

— Будьте добры, не оскорбляйте меня, — отвечаю я, заправляя локон за ухо.

— Прошу прощения? — Полицейский выглядит ошеломленным.

— Я же сказала: не оскорбляйте меня.

— Мне очень жаль, доктор Фоуст. Я…

Но я сразу же прерываю его: терпеть не могу, когда меня называют Сэйди или доктор Фоуст. Сэйди повезло бы быть мной, но Сэйди — не я.

— Хватит меня так называть, — огрызаюсь я.

— Не хотите, чтобы я называл вас доктор Фоуст?

— Да.

— Тогда как мне к вам обращаться? Просто Сэйди?


— Нет! — возмущенно трясу головой. — Обращайтесь ко мне по имени.

Полицейский прищуривается:

— У меня сложилось впечатление, что вас зовут Сэйди. Сэйди Фоуст.

— Значит, вы ошиблись.

Он уставился на меня.

— Если вы не Сэйди, то кто же?

Я протягиваю ему руку и представляюсь Камиллой. Его ответное рукопожатие вялое и холодное. Затем полицейский оглядывается по сторонам и спрашивает, где же Сэйди.

— Сэйди здесь нет. Ей пришлось уйти.

— Но она же была здесь.

— Да, а теперь ее нет. Осталась только я.

— Простите, но я не совсем вас понимаю.

Он снова спрашивает, всё ли в порядке, нормально ли я себя чувствую, и советует выпить воды.

— Я прекрасно себя чувствую, — отвечаю я и осушаю стакан одним большим глотком. Чувствую жажду и жар.

— Доктор Фоуст…

— Камилла, — напоминаю ему и ищу взглядом часы, чтобы понять, сколько сейчас. Сколько времени я потеряла.

— Хорошо. Значит, Камилла.

Он показывает мне одну из фотографий со стола — ту, где лежит ее труп в луже собственной крови с вытаращенными глазами.

— Вам это о чем-нибудь говорит?

Я молчу. Рано выпускать кота из мешка.





Сэйди




Сижу в одиночестве. В какой-то комнате. На стуле. У стены. Здесь почти ничего нет: голые стены, пара стульев и запертая дверь. Я знаю, что она заперта, потому что уже пробовала выйти. Пыталась повернуть ручку, но тщетно. Стучала, колотила, звала на помощь — все напрасно. Никто не появился.

И вдруг дверь берет и распахивается. В комнате появляется женщина с чашкой чая в одной руке и «дипломатом» в другой. Подходит ко мне, ставит «дипломат» на пол и усаживается на стул напротив. Она не представляется, но начинает говорить так, словно мы знакомы. Как будто мы уже встречались.

Она задает бесцеремонные вопросы личного характера. Я ощетиниваюсь, стараюсь уклониться от ответов и ломаю голову, зачем она расспрашивает про мою мать, моего отца, мое детство и какую-то незнакомую женщину. Никогда не встречала никого по имени Камилла. Однако незнакомка смотрит на меня и явно не верит. Она считает, что я знаю эту Камиллу.

И рассказывает небылицы про меня и мою жизнь.

Я волнуюсь и сержусь.

Спрашиваю, откуда ей известно про меня то, чего я сама не знаю. За этим явно стоит офицер Берг: еще минуту назад он допрашивал меня в той крохотной комнатке, а теперь я здесь. Правда, я понятия не имею, сколько сейчас времени, какой сегодня день и что случилось в промежутке. Как я оказалась в этой комнате, на этом стуле? Сама пришла, или они накачали меня наркотиками и притащили?

По словам женщины, у нее есть все основания полагать, что я страдаю диссоциативным расстройством идентичности. Что альтернативные личности — она называет их альтерами — периодически захватывают контроль над моим сознанием и поведением. Женщина говорит, что они управляют мной.

Делаю глубокий вдох и собираюсь с мыслями.

— Это невозможно. Не говоря о том, что это совершенно нелепо. — Я взмахиваю руками. — Это все офицер Берг, да?

Начинаю злиться, терять самообладание. Неужели Берг готов на что угодно, лишь бы повесить на меня убийство Морган Бейнс?

— Это непрофессионально, неэтично и незаконно с его стороны, — огрызаюсь я. И спрашиваю, кто тут главный, чтобы потребовать встречи с ним или с ней.

Женщина не отвечает ни на один мой вопрос и продолжает:

— Вы ведь время от времени отключаетесь, доктор Фоуст? Бывает так, что проходит полчаса или час, которые вы потом не можете вспомнить?

Не могу этого отрицать, хотя и пытаюсь: уверяю, что ничего подобного не было. Правда, я совсем не помню, как очутилась здесь.