Другая миссис

Перехожу в самую большую из трех комнат — главную спальню. По сравнению с остальными она очень просторная, но у меня перехватывает дыхание совсем не поэтому.

Солнце уже село, в окна просачивается только слабый бледно-голубой свет. Это так называемый «голубой час», когда дневное солнце меняет оттенок и окрашивает мир в голубой цвет. Свечу фонариком и замечаю на подвесном потолке вентилятор с лопастями в форме пальмовых листьев. Я уже видела его. Во сне. Мне снилось, как я лежу на этой — или похожей — кровати, разгоряченная и потная, под этим вентилятором. В щели, которая по-прежнему посреди кровати. Во сне я уставилась на вентилятор, желая, чтобы он обдал меня порывом холодного воздуха, но уже в следующую секунду стояла у кровати, глядя на спящую себя.

Эта кровать не зачехлена, в отличие от остальной мебели. Скомканный чехол валяется на полу с другой стороны.

Здесь кто-то ночевал. Здесь кто-то побывал.

Теперь я не утруждаюсь пролезанием в подвальное окно, а иду к парадной двери и закрываю ее за собой. В гостиной тут же загорается свет.

По дороге домой на бегу твержу себе, что потолок, кровать и вентилятор не совсем такие, как во сне. Да, похожи, но не точь-в-точь. Сны быстро забываются, так что подробности я, скорее всего, забыла еще до того, как открыла глаза.

Кроме того, в коттедже было темно. Я толком не рассмотрела ни потолок, ни вентилятор.

Но одно несомненно: с кровати сдернули чехол. Хозяева накрыли ее чехлом, как и всю мебель в доме. Значит, чехол снял кто-то чужой.

Добравшись до своего дома, смотрю на экран сотового. Заряда почти не осталось — всего два процента. Звоню офицеру Бергу. Он снимет отпечатки пальцев и выяснит, кто там побывал. Даст бог, отыщет убийцу Морган.

До полной разрядки всего пара минут. Слышу автоответчик и оставляю голосовое сообщение: прошу перезвонить. Не уточняя зачем.

Не успеваю отключить связь, как телефон вырубается. Кладу его в карман куртки, пересекаю подъездную дорожку и иду к крыльцу. Снаружи дом выглядит темным: Уилл забыл включить для меня свет на крыльце. Внутри горят лампы, но мальчишек отсюда не видно. От дома веет теплом. Тепло вырывается наружу из вентиляции клубами пара — серыми на фоне почти кромешной ночной темноты. На улице ветрено и холодно. За последние несколько дней на подъездных дорожках и улицах намело сугробы. Небо чистое. Сегодня ночью снегопад не обещают, но синоптики только и твердят о буране, который должен начаться завтрашним поздним вечером. Первый серьезный буран в этом сезоне.

Шум сзади пугает меня. Скрежещущий, неестественный звук. Он раздается, когда до крыльца остается меньше десяти футов. Оборачиваюсь. Сначала не замечаю его, потому что он прячется за довольно толстым стволом дерева. Но затем он выходит — нарочито медленно, волоча за собой снегоуборочную лопату.

Вот что я слышала — скрежет металла по бетону. Он берется за черенок рукой в перчатке и отшвыривает лопату в сторону. Он — это Джеффри Бейнс.

Уилл сейчас в доме, готовит ужин. Кухня в задней части дома. Он не услышит мой крик.

Стоящий в конце подъездной дорожки Джеффри поворачивается и идет ко мне. С ним что-то не так. Волосы всклокочены, темные глаза покраснели и слезятся. Очков нет. Он совсем не похож на того обходительного, приветливого мужчину, которого я встретила на днях на отпевании. Он больше напоминает бродячего кота.

Я смотрю на лопату. Универсальная штука: ею можно не только убить, ударив по голове, но и закопать труп.

Джеффри знает, что я следила за ним и Кортни? Что побывала у нее дома?

Внезапно меня охватывает ужас. А если я попала на видеозапись? А если в доме стоит одна из этих новомодных камер, подключенных к дверному звонку, чтобы всегда быть в курсе, кто подходил к вашей двери в ваше отсутствие?

— Джеффри… — начинаю я, медленно пятясь и стараясь не дать волю разыгравшемуся воображению. Не факт, что он здесь именно поэтому. Есть масса других возможных причин. — …вы вернулись.

Только сейчас я поняла, что в его доме больше не работают криминалисты.

Джеффри замечает мой страх. Это очевидно по моему голосу, моим движениям. Я пячусь едва заметно, но он смотрит на мои ноги и всё видит. Он чует мой страх, словно пес.

— Я чистил дорожку и увидел, как вы подъезжаете.

— А…

Если это действительно так и он видел мою машину минут пятнадцать-двадцать назад, то мог и заметить, как я вломилась в соседский дом. Мог услышать оставленное для офицера Берга голосовое сообщение.

— А где ваша дочь? — спрашиваю его.

— Возится с игрушками.

Я бросаю взгляд на другую сторону улицы и вижу свет в окне второго этажа. Шторы раздвинуты, комната ярко освещена. Виден силуэт маленькой девочки: она скачет с плюшевым мишкой на плечах, как будто катает его на спине. И, кажется, весело смеется. Эта сцена лишь усиливает мое беспокойство. Вспоминаю, что, по признанию Джеффри, его дочь и Морган были не особо близки.

Девочка рада, что ее мачеха мертва? Что теперь отец принадлежит ей одной?

— Я сказал ей, что выйду на минутку. Я вам не мешаю?

Джеффри приглаживает волосы. Он в перчатках, но без шапки. Интересно, почему он не надел шапку, если собирался чистить снег? Или перчатки нужны не для того, чтобы согревать руки?

— Меня ждет Уилл, — отвечаю я, медленно отступая к крыльцу, — и мальчики. Меня весь день не было дома.

Жалкий лепет. Стоило сказать что-то более внятное, более конкретное и более решительным тоном. Например: «Мне пора ужинать».

Джеффри, в отличие от меня, не мямлит.

— Вашего мужа нет дома, — уверенно отвечает он.

— Разумеется, он дома.

Но, обернувшись, я замечаю, что в доме темно и тихо, а подъездная дорожка пуста. И как я не заметила, паркуясь, что машины Уилла нет? Я стала такой рассеянной… Голова занята совсем другим.

Сую руку в карман. Сейчас позвоню мужу и выясню, где он. И попрошу поскорее приехать.


Но безразличный черный экран напоминает мне, что телефон разряжен.

Кажется, я побледнела, поскольку Джеффри спрашивает:

— Сэйди, всё в порядке?

Слезы паники наворачиваются на глаза. Усилием воли не даю себе расплакаться и сглатываю ком в горле.

— Да, конечно. Просто денек выдался напряженный, — придумываю ложь на ходу. — Забыла, что Уиллу надо забрать сына, который сейчас у приятеля. Тот живет рядом, в этом же квартале…

Тычу куда-то за спину в надежде, что Джеффри решит, будто Уилл вот-вот вернется.

— Пожалуй, мне пора готовить ужин. Рада была повидать вас.

Мне страшно поворачиваться к нему спиной, но другого выхода нет: нужно попасть в дом, закрыть дверь и запереть задвижку. Слышу лай собак, прижавшихся мордами к окну у входа. Но оттуда они мне ничем не помогут.

Набираю в грудь воздуха, поворачиваюсь и стискиваю зубы, мысленно готовясь к мучительной боли от опустившегося на затылок острия лопаты.

Не успеваю сделать и шага, как на плечо опускается тяжелая рука в перчатке.

— Мне хотелось бы сначала кое о чем вас спросить.

Его голос звучит мрачно, пугающе. Я поворачиваюсь и вижу, что теперь лопата воткнута в землю. Джеффри опирается на нее и поправляет сползшие перчатки.

— Да? — отзываюсь я дрожащим голосом.

Сквозь деревья светят фары. Но автомобиль где-то далеко — удаляется, а не приближается.

Куда подевался Уилл?

Бейнс сообщает, что пришел поговорить о своей покойной жене.

— А о чем именно вы хотели поговорить? — Я чувствую, как мои голосовые связки дрожат.

Когда Джеффри заводит речь о Морган, то заметно преображается. Поза меняется. Глаза подергиваются слезами, хотя щеки сухие. Глаза блестят под лунными лучами и их бликами на снегу.

— В последнее время с Морган было что-то не так. Ее что-то тревожило. Даже можно сказать, пугало. Но она отказывалась говорить, в чем дело. Она вам ничего не рассказывала?

Ответ совершенно очевиден, кристально ясен. Странно, что он раньше не догадался. А может, догадался — просто хитрит, как лиса. Я уверена, что к убийству приложил руку или сам Джеффри, или его бывшая. Доказательства и в ее доме, и в ее словах. Но как я могу признаться, что подслушивала их разговор в святилище, что вломилась в дом чужой женщины и рылась в ее вещах?

Качаю головой.

— Морган мне ничего не рассказывала.

Я не стала уточнять, что не настолько хорошо знала Морган, чтобы она делилась со мной причинами своих переживаний. Что вообще незнакома с ней. Очевидно, Джеффри и Морган были не особо близки, иначе он знал бы: мы не подруги.

— Почему вы считаете, что она боялась? — спрашиваю я его.

— Моя компания недавно вышла на мировой рынок. Я подолгу был в командировках за границей. Непростое время, мягко говоря. И потому, что теперь редко бываю дома, но в основном из-за сложности освоения новых языков, культур, налаживания и развития бизнеса в других странах. Даже не знаю, зачем я рассказываю вам все это… — заканчивает Джеффри почти извиняющимся тоном. Произнося это, он выглядит беззащитным.

Не знаю, что ответить, и молчу. Я тоже понятия не имею, зачем он все это рассказывает.

Бейнс продолжает:

— Наверное, я пытаюсь сказать, что был очень занят. По уши в работе. Дома в последнее время почти не появлялся, особенно с учетом постоянной смены часовых поясов. Но Морган что-то тревожило. Я спросил, что именно, но она уклонилась от ответа. Сказала только, что это пустяки и она не хочет меня грузить. Она совсем не думала о себе. Наверное, мне следовало не просто задать вопрос, а настоять на ответе.

Теперь, к своему удивлению, я вижу не сумасшедшего маньяка, а скорбящего вдовца.

— Я слышала в новостях, что ей поступали записки с угрозами.

— Да, действительно. Полиция нашла их у нас дома.

— Прошу прощения, это, конечно, не мое дело, но ваша бывшая… Нельзя ведь исключать, что ей очень не понравилось появление новой женщины в вашей жизни?

— Вы думаете, это Кортни угрожала и убила Морган? — Джеффри решительно качает головой. — Нет, не может быть. Конечно, Кортни неуравновешенна, вспыльчива и порой делает глупости…

И он рассказывает, что как-то ночью Кортни пробралась на остров с целью выкрасть своего ребенка. Почти получилось: у нее были ключи от ее бывшего дома. Когда все заснули, она прокралась внутрь, пробралась в комнату дочки и разбудила ее. Морган застукала их на пути к выходу. У Кортни были с собой билеты на самолет — она каким-то образом сделала для девочки паспорт и собиралась улететь с ней за границу.

— Морган хотела добиться полного опекунства над ребенком. Она считала, что Кортни не годится на роль матери.

Я вспоминаю сцену на отпевании.

Это все моя вспыльчивость. Я была рассержена.

Я не виновата — я лишь пыталась вернуть то, что принадлежит мне. И мне не жаль, что она мертва.