Другая миссис

— Нет. — Не понимаю, о чем это Тейт. Смотрю на него: — Тейт, я сегодня была на работе. Я не приходила к тебе в школу.

— Нет, приходила!

Кажется, мальчик вот-вот расплачется. Я подыгрываю — только чтобы успокоить его.

— И что же я там делала? — спрашиваю я. — Что говорила?

— Ничего не говорила, — отвечает сын.

— Разве тебе не кажется, что если б я сегодня приходила к тебе в школу, то что-нибудь да сказала?

Тейт объясняет, что я стояла за оградой детской площадки, наблюдая за играющими на перемене детьми. Интересуюсь, во что я была одета. По версии Тейта, на мне была черная куртка и черная шапка: именно то, что я обычно ношу. Он привык видеть меня такой, но вряд ли в городке найдется хоть одна женщина, которая никогда не надевала ни то, ни другое.

— Тейт, мне кажется, это была чужая мама.

Сын в ответ лишь молча смотрит на меня.

Меня слегка нервирует, что какая-то женщина стояла у детской площадки и наблюдала за детьми. Задумываюсь о безопасности в школе — особенно на перемене. Сколько учителей присматривают за детьми? Заперта ли калитка или любой может войти внутрь? Когда дети находятся в помещении, они, наверное, в безопасности, но на открытом воздухе — совсем другое дело.

Уилл ерошит сыну волосы:

— Наверное, пора проверить твое зрение у окулиста.

— Что это у тебя? — меняю я тему разговора. Тейт с гордостью демонстрирует миниатюрную фигурку, которую лично собрал в библиотеке. Затем по просьбе Уилла карабкается к нам в кровать и чмокает меня перед сном, после чего отец уводит его в его спальню, читает сказку на ночь и укладывает, плотно укутав одеялом. По дороге обратно задерживается у дверей Отто и Имоджен, чтобы пожелать спокойной ночи.

— Ты не съела запеканку, — замечает Уилл, появившись через несколько секунд. Он выглядит обеспокоенным. Отвечаю, что не голодна.

— Всё в порядке? — Муж проводит теплой ладонью по моим волосам. Качаю головой и отвечаю «нет». Вот бы снова прильнуть к нему… Позволить его сильным рукам обнять меня… Снова стать слабой, рассыпаться на кусочки, которые он соберет…

— Насколько безопасно в школе Тейта? — спрашиваю я вместо этого.

Уилл заверяет, что вполне безопасно.

— Скорее всего, это чья-то мама принесла ребенку забытый им обед. В конце концов, Тейт не отличается особой наблюдательностью. Хотя я единственный отец, который приходит забрать сына из школы, он далеко не всегда отыскивает меня в толпе родителей.

— Уверен? — Я стараюсь не дать волю разыгравшемуся воображению. К тому же тот факт, что незнакомка — женщина, немного успокаивает. Если б за играющими детьми следил мужчина, я уже рылась бы в интернете, выясняя, сколько официально зарегистрированных сексуальных преступников проживают на острове.

— Уверен.

Показываю найденные на чердаке рисунки. Уилл с первого взгляда определяет, что их автор — Отто. Он уверен в этом — в отличие от меня.

— А почему не Имоджен?

Так хотелось бы, чтобы их нарисовала Имоджен…

— Потому что в нашей семье рисует именно Отто, — безапелляционно заявляет муж. — Не забывай про «бритву Оккама».

Он напоминает: как правило, верным оказывается самое простое объяснение.

— Но зачем?..

Я имею в виду — зачем Отто рисовать такое. Уилл поначалу отмахивается, не осознавая серьезности ситуации:

— Сэйди, это просто форма самовыражения. Вполне естественно для страдающего ребенка.

Но такое объяснение само по себе вызывает беспокойство. Потому что для детей страдать совсем не естественно.

— Думаешь, над ним издеваются?

Муж только пожимает плечами и отвечает, что не знает. Но утром позвонит в школу и обязательно выяснит.

— Надо поговорить с Отто, — настаиваю я.

Но Уилл не согласен:

— Давай я сначала все разузнаю. Чем больше мы информированы, тем лучше будем подготовлены.

Я отвечаю «хорошо». Я доверяю его интуиции.

— Думаю, было бы неплохо, если б Имоджен поговорила с кем-то по душам, — меняю тему.

— О чем ты?


Уилл выглядит ошеломленным. Не понимаю почему. Он не является ярым противником психотерапии. Впрочем, она его племянница, не моя. Решать ему.

— В смысле — с психиатром?

— Да. Ей все тяжелее. Похоже, у нее внутри скопилось столько негативных эмоций. Злость, горе… Ей нужно с кем-то поговорить.

Передаю разговор с Имоджен. Правда, не упоминаю о снимке, который она показывала на телефоне. Уиллу незачем знать, что я видела фотографию его мертвой сестры. Просто говорю, что Имоджен описала в подробностях, как выглядела Элис, когда она нашла ее.

— Мне кажется, она становится откровеннее с тобой, Сэйди, — замечает Уилл. Но мне трудно в это поверить. Я говорю, что лучше ей пройти курс психотерапии. Побеседовать не со мной, а с врачом, у которого есть опыт общения с неудавшимися самоубийцами и свидетелями суицида.

— Уилл… — Ко мне снова возвращаются те мысли, которые появились вечером, когда я смотрела в окно на соседний дом.

— Что?

— Как думаешь, полиция обыскала пустой дом напротив, когда опрашивала соседей?

Муж смотрит на меня озадаченно.

— Не знаю. А почему ты спрашиваешь?

— Просто мне кажется, что пустующий дом — идеальное убежище для убийцы.

— Сэйди, — его тон одновременно покровительственный и успокаивающий, — я совершенно уверен, что убийца не живет рядом с нами.

— Откуда такая уверенность?

— Мы бы догадались, что там кто-то есть, верно? Что-нибудь выглядело бы необычно. Включенный свет, разбитые окна… Мы бы услышали шум. Но за все время, что мы здесь, дом нисколько не изменился.

Решаю поверить ему на слово. Иначе я так и не засну сегодня ночью.





Камилла




Иногда по ночам я приходила к дому Уилла и стояла на улице в одиночестве, наблюдая. Но Уилл с Сэйди жили слишком высоко. С улицы трудно разглядеть, что делается в их квартире.

Поэтому однажды ночью я вскарабкалась по пожарной лестнице. Оделась во все черное и взобралась на шестой этаж. Совсем как взломщик.

Там, на уровне шестого этажа, я уселась на стальной перекладине прямо за кухонным окном. Заглянула внутрь, но ночью там было совершенно черно — почти ничего не видно. Поэтому я немного посидела, мысленно умоляя, чтобы Уилл проснулся и вышел ко мне. В ожидании решила покурить. Щелкнула зажигалкой, наблюдая за появившимся язычком пламени. Провела по нему пальцем, желая, чтобы стало больно, но боли не было. А мне так хотелось почувствовать хоть что-нибудь, даже боль… Но внутри меня была лишь пустота. Я позволила огню гореть какое-то время, а когда зажигалка нагрелась, взяла ее в ладонь и сжала. Потом разжала и улыбнулась, глядя на результат.

Круглый след от ожога на ладони зло улыбался мне в ответ.

Я приподнялась, пошевелив затекшими ногами. И почувствовала уколы множества крошечных иголок и булавок.

Город вокруг выглядел ошеломительно. Повсюду огни. Вдалеке гудели шумные улицы, сверкали здания.

Я провела там всю ночь. Уилл так и не появился. Наша совместная жизнь не всегда была радужной. Бывали как хорошие дни, так и плохие.

Иногда мы казались идеальной парой. Иногда — несовместимыми, совершенно не ладящими друг с другом.

Как бы хорошо или плохо мы ни проводили время, я все равно понимала: он никогда не узнает меня так же близко, как Сэйди. Потому что женщине номер два в жизни мужчины достаются только объедки со стола, а не полноценный обед, в отличие от первой.

Мне удавалось побыть с Уиллом только в спешке, тайком ото всех. Я научилась хорошенько наверстывать упущенное, чтобы случались особенные моменты. Однажды зашла в пустую аудиторию, застигнув его врасплох. Уилл стоял у стола. Я заперла дверь, подошла, задрала платье до талии, уселась на стол и раздвинула ноги, демонстрируя отсутствие нижнего белья.

Уилл уставился туда округлившимися глазами, разинув рот. Затем пробормотал:

— Ты что, серьезно… Хочешь заняться этим здесь?

— Естественно, — ответила я.

— Прямо здесь? — повторил он, присаживаясь на краешек стола, чтобы убедиться, что мы оба поместимся.

— Разве это проблема, профессор? — Я раздвинула ноги шире.

В глазах Уилла мелькнул озорной огонек. Он ухмыльнулся, словно Чеширский кот:

— Нет. Не проблема.

Когда мы закончили, я слезла со стола, опустила платье и попрощалась, стараясь не думать, куда он пойдет после этого. Нелегко быть женщиной номер два. Нас ждет только презрение окружающих, а не сочувствие. Нас не жалеют — только осуждают. Клеймят эгоистками, интриганками, хитрюгами, хотя мы виноваты только в том, что влюбились. Все забывают, что мы тоже люди. Что и у нас есть чувства.