Драконья кровь

– Я! – выкрикнула миссис Фильчер. – Я решила! Довольны? Я решила, что она подождет. За ней хорошо ухаживали, я бы так не смогла. Ей становилось лучше. Иногда. Я думаю, если бы увезти ее, она бы выздоровела…

Но потеряла бы деньги. И поэтому миссис Фильчер решила, что пара миллионов стоит пары же лет ожидания в парализованном теле.

– Это он виноват. И вы. Вы бы могли просто арестовать его, и я бы получила все… я бы стала богатой. И наняла бы кого-нибудь. Ненавижу уборку.





Глава 20




Женщина лежала на столе.

На таком обычном столе, которые ставят в мертвецких. Блестящий. Гладкий. Неуместный в жилом доме, пусть даже странном.

Ежик волос. Бледное осунувшееся лицо. И ощущение, что женщина вот-вот откроет глаза. Тело ее стыдливо прикрывала простыня, однако столь тонкая, что сквозь нее, казалось, видны были не только полукружья ребер и впадина живота, но и каждый бугорок, каждая ямка.

– Вы? – Джонни приладил на место крышу черепа. – Проходите. Я ее уже зашиваю. Тут на удивление приличный набор инструментов. Даже пила имеется. Вот зачем сельскому врачу пила?

– Пилить? – предположил Лука, испытывавший преогромное желание выставить Милдред прочь.

Женщины не должны смотреть на других мертвых женщин.

А она не только смотрела, она обошла стол, остановившись у босых ног. Из-под простыни выглядывали синюшные пальцы с лиловыми уже ногтями.

Подстрижены аккуратно. И даже лаком покрыты, именно поэтому и кажутся лиловыми.

– Бедная девочка, – сказала она, поправив уголок простыни.

– Ага. – Джонни вытер руки. – С мозгом точно ничего не скажу, надо пару дней. Пока отправил в формалин. И в лабораторию передам. Тут я только основы могу…

Он отвернулся к банке, в которой плавало нечто серое, похожее на ком дождевых червей. Луку всегда удивляло, как вот это самое, серое и уродливое с виду, может быть его сутью. Следовало признать, сердце в этом плане выглядело куда привлекательней.

– Я ее зашил. – Джонни присел рядом с банкой. Помимо нее на столике имелось еще с полдюжины. – Взял образцы спинного мозга, печени и почек. Желудка. Роговицы.

Он перечислял, а Лука кивал, делая вид, что понимает, зачем человека разбирать на куски. Нет, понимать он понимал, но все равно… как-то это было жутковато.

– И рекомендую тело тоже поместить в стазис. На всякий случай…

– Что-то есть? – Милдред отвлеклась от разглядывания острых пяток.

– Есть… точно есть. – Парень потер руки. – Я такое только в учебниках видел. Но пока мозг не пропитается формалином, резать нельзя. Точнее, не получится. Видите, он мягкий?

Жидкость в банке имела желтоватый оттенок.

– А потом станет твердый, и его можно будет пустить под нож, чтобы изучить микроструктуру. Я пока по макро лишь… и то… диагностика мертвого тела – это неприятно. Очень неприятно. – Он передернул плечами. – Я хотел стать целителем, но дар слабоват. А обыкновенный врач – это совсем не то, да и нельзя… вы знаете, что со слабым даром закрыто все, кроме диагностики? Слишком велико искушение помочь. Многие и помогают. Отдают себя по капле. Я так не хотел. Я в диагносты пошел, но выяснилось, что таланта нет. Это как… не знаю – слух. Сложно играть на скрипке, не имея слуха. И таланта. Вот. И осталось что мертвецов ковырять. С мертвецами проще. К мертвецам у меня талант есть.

Лука поверил.

А Джонни провел по мертвой скуле:

– Если решите выдавать для похорон, я ее сделаю красивой. Они заслуживают того, чтобы быть красивыми…

– По делу что? – Слушать эти разглагольствования Луке надоело, да и не отпускало ощущение, что вот-вот случится нечто очень и очень плохое.

– По делу… по делу нарушена проводимость спинного мозга, а еще… вот, взгляните. – Джонни поднял банку с подозрительной легкостью, а ведь она была немаленькой, особенно для такого хлюпика, как он. Но нет же, поставил на ладонь, крутанул, разворачивая уродливый ком так, чтоб видно было лучше. – Видите? Здесь и здесь?

– Нет, – честно сказал Лука.

Он смотрел, но… как с теми платьями выходило. Мозги и мозги. В банке.

– Рубцы. Едва заметные. И ощущение, что мозговое вещество перерождается. Это бывает при ряде заболеваний. К примеру куру. Слышали про куру?[2]

– Нет.

– Я читала, – Милдред склонилась к банке.

И ведь действительно пытается увидеть то, что показывают. А Лука вот не пытается. Зачем? Он просто послушает.

– Последний номер «Медицинского вестника». – Джонни кивнул, точно не видел ничего особенного в том, что нормальные люди читают «Медицинский вестник». – Доктор Гайдузек описал ее весьма подробно. К счастью, встречается она лишь в одном племени. Новая Гвинея… я думал туда отправиться. Раньше. До того, как начал служить. Или в Африку. В Африке тоже полно всяких неоткрытых болезней. Я бы описал. И прославился. И никто бы не сказал, что я бесталанен.


Джонни слегка наклонял ладонь, и жидкость в банке тоже наклонялась, и мозг в ней плыл влево и вправо.

– Но правда в том, что я слишком труслив, а еще люблю комфорт и свою зарплату. Да… хорошим патологоанатомам платят ничуть не меньше, чем хорошим врачам. Даже больше. Но мама мной не гордится. Впрочем, даже если бы я стал гениальным целителем, она бы все равно мной не гордилась.

– А отец? – спросила Милдред.

И Джонни после небольшой паузы ответил:

– Он умер. Но он меня понимал. А я его. Так вот, все начинается с головной боли и слабости, с усталости, которая не проходит даже после продолжительного отдыха. Постепенно клиническую картину дополняют дрожь и судороги. А через год наступает смерть… да… доктор Гайдузек тоже неплохой патологоанатом. Он отметил, что ткани головного мозга деградируют, превращаясь в губчатую массу. Он предположил, что болезнь имеет инфекционную природу. Как правило, подвержены ей дети и женщины, мужчины заболевают крайне редко, однако возбудителя выделить не удалось. Вероятно, он настолько мал, что современное оборудование просто не способно его уловить.

– То есть она была больна этим вашим… куру?

– Не моим. К сожалению. Поверьте, это открытие принесет доктору Гайдузеку славу. А еще он убежден, что некоторые члены племени имеют врожденный иммунитет.[3]

Джонни вернул банку с мозгом.

– Я бы сам исследовал миссис Эшби. Ту, старшую. Говорите, она почти не ходит?

– И руки у нее дрожат. Не только руки.

– Возраст, – возразил Лука. Не хватало ему неизвестных болезней.

– Изменение личности. Изменение сознания. – Джонни загибал пальцы. – Это вполне может вписываться в симптоматику.

– Зои лежала пластом несколько лет. А Лукреция жива.

– Бывает, – возразил Джонни. – Возможно, та миссис Эшби оказалась покрепче нынешней, и вирус обосновался в ее головном мозге, где и вызвал ряд необратимых изменений. Люди – сложные существа, а болезни коварны. Почему одни больные раком сгорают за пару месяцев, а другие, вроде бы и приговоренные, живут годами?

Лука не знал, что ответить.

А Джонни уселся на стул на колесиках и, отталкиваясь ногами, подъехал к столу.

– Подозреваю, что эта штука передается не так и просто…

Что радует, в противном случае весь этот городок вымер бы. Или сошел бы с ума. Впрочем, последнее с маленькими городками часто случается.

– …В противном случае ЦКЗ давно бы уже обратил внимание. Они ведут статистику. Вы знали?[4]

Лука пожал плечами.

– Я вот думал… воздушно-капельный путь отпадает. Он дает слишком большие возможности инфекции. Кишечный? Тоже сомнительно. Дизентерия – это ладно, но… такая вот штука… нет, сомневаюсь, что миссис Эшби не мыла руки перед едой. Все миссис Эшби.

– Через койку?

– Возможно, – кивнул Джонни. Он сгорбился в кресле, подперев подбородок рукой. И губы вытянул, точно собираясь поцеловать. – Но… у него ведь были и другие женщины? Конечно, может статься, что заражение происходит не в ста процентах случаев, только тогда вопрос: почему столь избирательно? Почему заболела она вот и та, которая старая миссис Эшби?

И та, что была до нее. Легенда о семейном проклятии живет давно.

– А это ваше куру… как оно передается? – Лука обошел стол и встал у окна, спиной к покойнице, хотя терпеть не мог оставлять кого-то за спиной.

– Вам понравится.

Он почувствовал слегка безумную улыбку Джонни.

– Доктор Гайдузек был уверен, что заражение происходило во время ритуального поедания покойника. Такой вот… похоронный обряд.

Твою ж мать…



Томас очнулся за секунду до того, как она открыла глаза.

Шея затекла. И плечи. И кажется, все тело стало деревянным, тяжелым. Но он улыбнулся и сказал:

– Привет.

– Я видела дракона, – шепотом ответила Уна и улыбнулась. Попыталась. Улыбка у нее получилась кривой и какой-то односторонней. – Он взял меня на спину. И мы взлетели. Высоко.

Ему пришлось наклониться, чтобы услышать и разобрать ее речь. Уна пропускала некоторые буквы, да и слова получались какими-то скомканными, неправильными.

– Дракон – это хорошо.

– А потом он сложил крылья и рухнул вниз. Мы упали. Разбились, наверное. – Она облизала губы. – Я говорю, будто во рту камни, да?