Драконья кровь

Милдред вернула трубку на рычаги.

– О чем думаешь? – Лука устроился в низком кресле, достаточно массивном, чтобы выдержать его вес. И массивность эта позволяла поверить, что кресло не развалится при первом же движении. Он вытянул ноги, а руки устроил на широких подлокотниках, обхватив драконьи головы пальцами.

– О том, что если я права, то это странно.

Телефон стоял внизу, на круглом столике. Столик был белоснежным, а телефонный аппарат – угольно-черным.

– Целители должны были бы заметить неладное. Допустим, Джонни прав и у Хендриксона отклонения вполне вписываются в границы нормы. Медосмотры проводятся, верно, но быстро, и никто особо глубоко не лезет. Ранений, чтобы угодить в госпиталь, у него не было. А штатные целители и без того загружены, чтобы искать неизвестную болезнь у одного из сотен рядовых агентов.

Она провела пальцем по краю столика, однако на болезненно-яркой белизне не осталось следа.

– Но ведь миссис Эшби попала к лучшим.

Лука чуть склонил голову.

– Ее должны были исследовать от и до, – сказал он.

Кресел было два, но второе стояло в тени, в арке, и слишком уж далеко что от телефонного столика, что от Луки.

– Именно. И в данном случае на аномалию, если бы она была, обратили бы внимание.

– Может, и обратили.

– Думаешь?

– Эшби не скрывал, что он много денег на больницу потратил. И на одну, и на другую. – Лука потянулся так, что кости захрустели. – А значит, там его любили. И пошли бы навстречу, коль возникла бы нужда.

Пожалуй, он прав.

Нет, будь дело явно уголовным, молчать не стали бы. Скорее всего не стали бы, мысленно поправила себя Милдред. Но вот маленькая странность…

Семейное проклятие. То, которое поражает исключительно род Эшби.

– Здесь нехорошо. – Она присела на подлокотник, что было в высшей степени невежливо по отношению к хозяевам, да и в принципе. – В самом доме. Я понимаю, что источник накладывает свой отпечаток, но все равно… неуютно.

– Скоро уедем.

– Думаешь?

– Возьмем кровь. Если понадобится, то у всех жителей этой дыры. – Лука смотрел снизу вверх.

И под взглядом его Милдред вновь ощущала себя… Живой? Пожалуй.

Цельной. Такой, какой она должна быть. Без маски и когтей, покрытых алым лаком. Без короткой стрижки. Без каблуков.

Без груза вины. Без страха.

Без тоски, которая накатывала по вечерам, нашептывая, что все усилия – они пустое, что ничего-то Милдред не может, что дара у нее капли, а упорство ее отдает навязчивой идеей.

– А там посмотрим, кто связан с Эшби. Позовем менталистов…

– Тебе же сказали, что бесполезно.

– Мало ли чего мне там сказали. Проверить стоит. А если и бесполезно, сработаем по старинке. Сама сказала, что этот тип в отличие от Чучельника не такой и аккуратист.

– Значит, веришь? – Она коснулась колючей макушки, на которой начали пробиваться волосы. Седые.

И может, поэтому он и сбривает их? Чтобы никто не видел седины. В глаза заглядывать не принято, иначе не получилось бы прятаться, в них все та же глубокая усталость, которая появляется от слишком уж долгих бесед с тьмой.

– Идем. – Лука подал руку. – Поглядим, что там наш умник нарыл. И не отходи от меня, ладно? Чуется, что это веселье лишь началось. А главное, не стоило отпускать Эшби.



Не стоило.

Эта мысль не давала Луке покоя. Он пережевывал ее и так и этак, пытаясь понять, мог бы он остановить Николаса. Мог бы.

Задержать до выяснения. Сунуть в камеру.

И кинуть адвокатам кость в виде кукол. Пусть бы доказывал, что не он их делал. Доказал бы, конечно, даже на предварительном слушании доказал бы, но пока оно еще случится, это слушание. А судья бы понял. Судьи порой бывают весьма понятливыми, особенно на громких делах.

Хотя…


Про кукол Лука там, на берегу, еще знать не знал.

Так придумал бы что-нибудь другое. В первый раз, что ли? И не в первый, и не в последний. Но нет же, поверил… дурак.

Теперь сиди и майся, гадай, вернется Николас Эшби в свое логово или исчезнет где-нибудь в горах, где его годами искать можно, и главное, без малейшей надежды на успех.

Миссис Фильчер сидела в коридоре.

На краешке стула. Поджатые губы. Прямая спина. Руки на коленях. И мизинец нервно дергается. Взгляд устремлен на дверь, за которой расположен врачебный кабинет Николаса Эшби. И по-хорошему, девчонку надо было бы отвезти в мертвецкую, но в последнее время сама мысль о том, чтобы куда-то ехать, вызывала у Луки зубную боль.

– Если бы вы знали, как я вас ненавижу, – сказала Фильчер, не повернув головы. – И вас. И Эшби… и себя тоже.

От нее пахло сердечными каплями.

– Почему? – Милдред остановилась перед женщиной. – В чем наша вина?

– Вы должны были просто его арестовать. Арестовать и увезти. И вы бы увидели, каким чудовищем он стал… вы бы поняли… все поняли.

– Но мы не понимаем. Расскажете?

– Что?

– Все. – Милдред осторожно коснулась ее руки и зацепилась за взгляд. А ведь миссис Фильчер мертвецки пьяна, что, правда, не мешает ей притворяться леди. Впрочем, Лука уже успел понять, что приличные леди – еще те притворщицы. – Это была ваша идея, верно? О том, чтобы Зои вышла замуж за Николаса Эшби? И вы не желали зла. Вы хотели для своей дочери лучшей жизни, правда?

Теперь голос Милдред звучал мягко.

И миссис Фильчер всхлипнула. А Милдред подала знак, чтобы он отошел. И верно, задушевные разговоры не терпят суеты.

– Я… я просто устала… целый день… убирать и мыть, мыть и убирать. Готовить. Выглядеть так, чтобы нравиться… а он… ходил к этой шлюхе Элисон… все ходили к этой шлюхе… она появлялась в церкви каждое воскресенье, гордая, будто совершила что-то и вправду достойное. Шла. И на нас смотрела свысока. Как же я ее ненавидела…

– Так бывает. Мужчины часто не ценят то, что делают для них женщины.

– Он сказал, что в постели я – бревно, что ни на что не способна. Он смеялся надо мной. Издевался. Нет, не бил… хотя бы не бил, но мог сказать такое, что потом целый день сердце болело. У меня ведь есть сердце.

– Конечно, есть.

Лука поставил стул. Он не знал, правильно ли это и не помешает ли он разговору, но Милдред кивнула.

– Просто некоторым приходится его прятать. Вы любили Зои.

– Он меня упрекал. Девочка. А он сына хотел. Нет, он любил Зои, но ведь он сына хотел. А я… я больше не могла. Не желала… ребенок в доме – это так утомительно. Стирка и стирка, уборка… я с ног валилась, а он говорил, что хорошая жена должна успевать все. Я так хотела стать хорошей женой.

За дверью было тихо.

Здесь пахло лекарствами. И еще отчаянием, которое читалось в дрожащих пальцах, в расцарапанном до крови мизинце, в глазах, в которых застыли слезы.

– Я попросила… одну женщину… в Тампеске. Она продавала лекарства. Верное средство. А потом… эта айоха… все знают, что айоха разбираются в травах. К ней многие ходили, чтобы… вы же понимаете, мужчины порой совершенно ненасытны, а расплачиваются за это женщины. Она помогала. И молчала. И всем было хорошо.

Руки прижались к подбородку, который мелко задрожал.

– Зои, – напомнила Милдред. – Вы любили ее. Вы хотели, чтобы она была идеальной.

– Да. – Вздох. – Она… она всегда была такой умницей… и красивой… для женщины очень важно быть красивой. Я воспитывала ее как маленькую леди. Я сама шила ей платья, и лучше не было даже в Нью-Йорке!

– Я верю.

– Я говорила ей, что мужа следует выбрать правильно. Сейчас женщины ведут себя совершенно безнравственно. некоторые даже позволяют это… не мужьям. Вы же понимаете?!

– Понимаю. – Голос Милдред слегка дрогнул.

Ей бы пошло свадебное платье, такое, чтобы белое и с кружевами, вроде тех, которые пересматривала Милли. Она выписывала каталоги и могла листать их часами, а после долго и въедливо сравнивать один наряд с другим.

И главное, требовала, чтобы Лука тоже сравнивал. Он пытался. Честно. Но разницы особой не видел. А она была. И Милли обижалась, думая, что он издевается.

– Зои была не такой… я отправила ее в Тампеску. В нашей дыре не найти приличного мужа. А Тампеска большая. Людей в ней много. Вдруг бы и сложилось. Она хотела петь, и я подумала, что пускай, лишь бы в приличном месте. И ни с кем до свадьбы. Моя девочка была воспитана в строгих принципах.

– У нее не сложилось?

– Нет… она пела, конечно. И хорошо. Жила у моей сестры… Той повезло, она вышла замуж за богатого человека. И у нее была домработница. И кухарка. И еще няня, которая возилась с детьми. Если бы мы могли позволить себе няню, я бы решилась на второго ребенка. Но я не могла! Просто не могла!

– Никто вас не винит.

– Он винил.

– Ваш муж?