Драконий берег

Вдвоем лучше, чем одной. И темнота окончательно перестает пугать. А Лука осматривается, смахивает таракана, который прилип к стене и руку вытирает о штаны.

- Завтра попрошу мага, чтоб купил чего… не дело, когда ползают, - таракана Лука давить не стал. Ему определенно хотелось, но он покосился на Милдред и просто выкинул насекомое из номера.

Надо же.

- Не дело, - Милдред присела на кровать, которая издала протяжный скрип и прогнулась, намекая, что не предназначена она для сидения. Да и лежать не стоит.

- И вообще… шериф поспрашивает, может, кто из местных дом сдать хочет, а то ведь… мне тут и трогать чего страшно, чтоб не поломать.

Он поднял крышку.

А без костюма Лука выглядит странно-домашним. Мятые джинсы, фланелевая рубашка в клетку. Рукава закатаны, воротник расстегнут. Не стоит так пялится, но не пялится не выходит.

- Как спать будешь? – это безопасный вопрос.

Почти.

И пончик Милдред взяла, хотя от одной мысли о еде ее начинало мутить.

- На полу, - и присел Лука на пол. – Мне не впервой.

Да. Наверное. Редко в каком мотеле найдется кровать в достаточной мере прочная, чтобы выдержать его вес.

- Что думаешь?

- О чем?

- Эшби. Его бы задержать… по-хорошему…

Лука ел очень аккуратно. И медленно. И видно было, что для него еда тоже – лишь предлог. Зачем он пришел? Почувствовал страх Милдред? Ее неуверенность?

- По-хорошему не получится, - она покачала головой, ломая розовую глазурь. Крошки ее Милдред собирала пальцами, чтобы отправить в рот. – Задерживать не за что. Даже если фарфор из его дома… если подтвердится…

- Подтвердится.

И Милдред тоже это знала. Завтра в доме найдут тарелки, аналогичные тем, что стояли в запертой хижине. И серебряные канделябры. Свечи. Да и скатерть наверняка опознают. Только… этого мало.

- Вот и я думаю. Парня пытаются подставить.

Она тоже села на пол, потому что не желала смотреть на красную макушку Луки.

- Холодно.

- Ничего. Я тоже… привыкла.

- Часто приходилось?

- Иногда. Когда сама просилась. Сперва Боумен не слишком был мне рад. Потом понял, что и я могу приносить пользу.

Тьма оставалась снаружи. Полоснул по окну свет фар. И затих. Где-то вдали раздался выстрел, а потом и пьяный хохот.

- Ему интересны эти двое.

- Чучельнику?

Милдред кивнула. И пончик отложила. Есть не хотелось совершенно, а хотелось быть рядом, здесь и вправду холодно, а Лука теплый и пришел, чтобы теплом поделиться. Она взрослая. Она понимает, что тоже ему нравится.

- С девушкой проще. Он хотел сделать ей приятное.

- Голова на блюде – это приятно? – Лука приподнял бровь.

- Ты узко мыслишь.

Он хмыкнул.

- Ты видишь голову, а он… накрытый стол. Свечи. Это почти признание в любви. А голова – знак того, что Уна ныне свободна, что ей больше некого бояться.

- А она боялась?

- Думаю, да. Мне случалось говорить с жертвами насилия. Я пыталась просто понять, как они ищут жертв, и серийные убийцы, и те, кто не рискует убивать, но просто мучит годами, вытягивает жизнь, - она облизала пальцы. – Так вот, странно то, что эти женщины терпят. Они не пытаются убежать, не пытаются просить о помощи, они все уверены, что никто и ничто не способно защитить.

- То есть…

- Она не настолько верит мне, чтобы пустить в память. Но я почти уверена, что она не чувствовала себя в безопасности. До конца. А теперь получила доказательство, что человек, ее мучивший, мертв. Он никогда не вернется. Не поднимет руку. Не прикоснется. Не схватит за волосы… почему-то они все любят хватать за волосы. Или душить. Думаю, потому, что удушение дает чувство власти, контроля над кем-то.


От Луки тоже пахло дождевой водой.

И еще мужчиной. Тот резкий запах, который может отвращать или, наоборот, притягивать.

- Она не скажет, но она благодарна за этот подарок.

- Чучельнику?

- Чучельнику.

А смотрит он в глаза. И ждет. Он замер, точно опасается Милдред. Смешно. Разве ее можно бояться?

- Понимаешь, для нее Чучельник – абстракция. То есть, она знает, что он убийца и зло, но в то же время лично ей он ничего плохого не сделал.

Если поцеловать Луку, он сбежит или останется?

Или не стоит рисковать?

Эта ночь слишком темна, чтобы оставаться одной. И Милдред не хочет возвращаться к окну. Не хочет сидеть и остаток ночи пялиться, вслушиваясь в то, что происходит рядом, гадая, не идет ли кто за ней.

- Что до Ника, то здесь все сложнее. И да, его вещи взяты не случайно. Скорее напротив, это своего рода демонстрация. Заявление. Чучельник мог бы купить все новое, он в достаточной мере состоятелен, чтобы сделать подарок от души, а вместо этого он воспользовался чужими вещами.

- Чужими ли?

- Думаешь, Эшби? – Милдред провела пальцем по губам.

Если сбежит…

…не сбежал. Не отстранился.

- Не знаю пока, - а смотрит серьезно так, выжидающе. К подбородку же прилипла капелька розовой глазури. Розовый с Лукой сочетается плохо.

- И я не знаю… но если он, то зачем так явно? Или часть игры? Раньше Чучельнику нравилось играть. Возможно, решил повторить?

Дыхание сбивается.

И разговор не соответствует ситуации.

- Я бы сказала, что это… как дети… дети берут вещи взрослых, потому что думают, будто владение этими вещами сделает их равными взрослым. Даст ту же власть. И если взглянуть с этой точки зрения, то Чучельник просто показывает, что он лучше Эшби. Тот не сумел защитить Уну, а Чучельник сумел. Тот не обратил на Уну внимания, выбрав другую женщину, а Чучельник…

- Девчонку стоит отослать?

- Стоит. Но… тогда он может залечь на дно. Эти двое важны.

А еще у него губы сладкие. Как глазурь.

- Это все осложнит, - сказал Лука, как почудилось, с упреком.

- Безусловно.

- И я не мальчик.

- Определенно, не мальчик.

Мальчики, они другие. И не важно, сколько им лет, мальчики требуют заботы и внимания. Они обидчивы. Капризны. Рядом с ними не бывает настолько спокойно.

А Лука вздохнул.

И решившись, сгреб ее в охапку.

- Спина-то как? – поинтересовался он, хотя никто из мужчин прежде и не думал спрашивать. Не в такие моменты.

И пальцем по этой спине провел, будто проверяя.

- Неплохо.

- Ты красивая.

- Знаю.

- А я нет.

Щеки у него колючие. Слегка. И макушка, которая красная.