Драконий берег
Часть 66 из 92 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Они обвивали колонны, карабкаясь выше. Они садились на крыше и устраивались у подножия огромной лестницы. К такой только на лимузине и подъезжать.
А вот газон зарос. Проклюнулись на нем золотые головки запоздалых одуванчиков. И осот тоже имелся. Кусты потеряли форму, и одичавшая слива перекинула ветви через мрамор перил, колючки растопырила, будто намекая, что гостям здесь не рады.
- Эй, есть тут кто? – крикнул Томас и голос его растворился в окрестной тишине.
Из-под крыши сорвались голуби, полетели, суматошно хлопая крыльями, и звук этот резкий заставил вздрогнуть.
А ведь место и вправду уединенное.
И зачарованное.
Томас повернулся. Показалось, что смотрят на него. Но кто?
- Эй…
Он вдруг будто провалился в прошлое, которого никогда не было.
Или все-таки было?
Почему этот дом кажется ему таким знакомым? И не просто знакомым. Он точно знает, что в основании левой колонны трещина, которая пересекает выбитого дракона, отчего тот кажется разрубленным.
Шаг.
Поворот.
Никого.
Ничего.
А ощущение чужого недоброго взгляда не исчезает. Напротив, этот взгляд будто бы обретает плотность.
- Кто…
Дрогнула темная занавеска на втором этаже. И голуби, сделав круг, спрятались под крышей. Что-то Томас такое читал, про голубей и безумие[1].
Нет, не в этом дело, а в голове.
В драконе.
Никуда он не делся. И трещина та же. Только дракон сейчас кажется нестрашным. Он маленький, ладонью накрыть можно.
Дурнота накатывает… защита… и предупреждения нет. А та, вторая, колонна, вполне целая. Но когда-то рядом с ней стоял ящик с розами. Темно-красными.
…спорим, ты зассышь? – Берт забрался почти на самую вершину яблони и, вцепившись в сухую ветку, покачивался.
- Не зассу, - Томасу отчаянно хочется быть таким же храбрым.
И он лезет следом.
Правда, яблоня похрустывает. Она давно усохла, а молния и вовсе рассекла ствол надвое. Яблок тут никогда-то не было, и дерево стояло, ни мертвое и ни живое.
Как этот дом.
Получается, Томас был здесь? Но почему он не помнит? Или помнит? Тогда каштаны стояли в цвету и пахло медом. Тяжелый запах, резковатый, куда хуже тех духов, что папаша из Тампески приволок, чтобы мать не ругалась. А она все равно ругалась. Она хотела не духи, а шубу.
- Я с тобой! – Томас спешит, но не успевает. Фигура старшего брата будто растворяется в пыли, а на губах остается горький вкус обиды.
Опять.
А ведь Томас не маленький. И вообще, вот расскажет… не расскажет. Конечно, Берту попадет, но своих ведь не выдают.
Не предают.
Томас тоже хочет играть в разведчиков. А вместо этого останавливается посреди улицы, пытаясь понять, где он.
Может, поэтому и не помнит?
Душный запах цветущих каштанов не отпускал Томаса. А ступеньки… всего двенадцать. Надо же, угадал… выходит, сосчитал тогда?
Давно.
Дверь вот новая. Та, старая, была темной.
…принеси розу Эшби, тогда и поверю, что ты и вправду взрослый, - Берт уже лежит на ветке, обхватив ее и руками, и ногами. Он собирается на ночную рыбалку, потому как все знают, что ночью рыбалка круче всего.
Особенно у Дальних камней.
А Берт знает, как к ним пройти. И Томас хочет с ним, но Берт не возьмет.
- Я папе расскажу!
- Ага, расскажи, - Берт почти падает, но в последний момент просто делает кувырок, будто обтекая ветвь. – Тогда и я расскажу. Думаешь, не видел, как ты за Бетти Грин подсматриваешь?
- Неправда!
Краснота поднимается снизу. И вовсе он не подсматривал.
- Правда, правда… сиськи трогал? – деловито интересуется Берт.
А Томас мотает головой.
Он не подсматривал. Но кто виноват, что Бетти Грин имеет дурную привычку загорать нагишом? Нет, она, конечно, прячется, на берегу хватает укромных мест и местечек, но просто так получилось…
- Потрогай в следующий раз. Мягкие, как булка.
- Иди ты…
- Я серьезно, Томми, ты молчишь и я молчу.
Ходить к Дальним камням отец запрещал. Даже днем. А уж ночью и вовсе запирал дом, только Берт взрослый. И ничего не боится. Берт спустился по плющу.
- А если я самой Бетти расскажу, что ты за ней подглядываешь? – на смуглой физии появляется предвкушение. – Представляешь, сколько писку будет?
- Не надо. Я… я принесу.
- Розу?
- Розу.
- Сегодня? – Берт все-таки спрыгнул на землю, приземлившись ловко, как кошка.
А совесть сдавила горло Томаса.
Он не виноват.
Он был ребенком и не виноват. Но совести не докажешь, у нее свое представление о том, что есть вина. Томас ведь мог пожаловаться родителям.
И Берта бы выдрали.
Заперли.
Сделали бы что-то, что помешало пойти к тем самым камням… пойти и не вернуться.
- Сегодня, - ответил Томас шепотом.
Память разворачивалась.
А дом молчал. И Томас, постучав в дверь, присел на ступеньки. Слегка было жаль костюма, который непременно изгваздается в пыли, но память… она, оказывается, хранила многое.
Траву.
Пыль.
Стрекот кузнечиков. И то, знакомое уже, ощущение чужого взгляда. Оно появилось еще там, на аллее…
- Привет, - дверь все-таки открыли, и на пороге появилась Уна.
Босая.
И в длинном цветастом платье, которое было все равно слишком коротким для нее. Подол заканчивался где-то над щиколотками, позволяя разглядеть и узкие ступни с аккуратными пальцами, и косточки над ними, острые и темные.
Щиколотки цвета гречишного меда.
- Привет, - на нее было приятно смотреть.
И на платье это, желтая ткань, мелкий цветочек. Кружево по подолу узкой полосой.
- Кофе хочешь? – Уна протянула кружку.
А вот газон зарос. Проклюнулись на нем золотые головки запоздалых одуванчиков. И осот тоже имелся. Кусты потеряли форму, и одичавшая слива перекинула ветви через мрамор перил, колючки растопырила, будто намекая, что гостям здесь не рады.
- Эй, есть тут кто? – крикнул Томас и голос его растворился в окрестной тишине.
Из-под крыши сорвались голуби, полетели, суматошно хлопая крыльями, и звук этот резкий заставил вздрогнуть.
А ведь место и вправду уединенное.
И зачарованное.
Томас повернулся. Показалось, что смотрят на него. Но кто?
- Эй…
Он вдруг будто провалился в прошлое, которого никогда не было.
Или все-таки было?
Почему этот дом кажется ему таким знакомым? И не просто знакомым. Он точно знает, что в основании левой колонны трещина, которая пересекает выбитого дракона, отчего тот кажется разрубленным.
Шаг.
Поворот.
Никого.
Ничего.
А ощущение чужого недоброго взгляда не исчезает. Напротив, этот взгляд будто бы обретает плотность.
- Кто…
Дрогнула темная занавеска на втором этаже. И голуби, сделав круг, спрятались под крышей. Что-то Томас такое читал, про голубей и безумие[1].
Нет, не в этом дело, а в голове.
В драконе.
Никуда он не делся. И трещина та же. Только дракон сейчас кажется нестрашным. Он маленький, ладонью накрыть можно.
Дурнота накатывает… защита… и предупреждения нет. А та, вторая, колонна, вполне целая. Но когда-то рядом с ней стоял ящик с розами. Темно-красными.
…спорим, ты зассышь? – Берт забрался почти на самую вершину яблони и, вцепившись в сухую ветку, покачивался.
- Не зассу, - Томасу отчаянно хочется быть таким же храбрым.
И он лезет следом.
Правда, яблоня похрустывает. Она давно усохла, а молния и вовсе рассекла ствол надвое. Яблок тут никогда-то не было, и дерево стояло, ни мертвое и ни живое.
Как этот дом.
Получается, Томас был здесь? Но почему он не помнит? Или помнит? Тогда каштаны стояли в цвету и пахло медом. Тяжелый запах, резковатый, куда хуже тех духов, что папаша из Тампески приволок, чтобы мать не ругалась. А она все равно ругалась. Она хотела не духи, а шубу.
- Я с тобой! – Томас спешит, но не успевает. Фигура старшего брата будто растворяется в пыли, а на губах остается горький вкус обиды.
Опять.
А ведь Томас не маленький. И вообще, вот расскажет… не расскажет. Конечно, Берту попадет, но своих ведь не выдают.
Не предают.
Томас тоже хочет играть в разведчиков. А вместо этого останавливается посреди улицы, пытаясь понять, где он.
Может, поэтому и не помнит?
Душный запах цветущих каштанов не отпускал Томаса. А ступеньки… всего двенадцать. Надо же, угадал… выходит, сосчитал тогда?
Давно.
Дверь вот новая. Та, старая, была темной.
…принеси розу Эшби, тогда и поверю, что ты и вправду взрослый, - Берт уже лежит на ветке, обхватив ее и руками, и ногами. Он собирается на ночную рыбалку, потому как все знают, что ночью рыбалка круче всего.
Особенно у Дальних камней.
А Берт знает, как к ним пройти. И Томас хочет с ним, но Берт не возьмет.
- Я папе расскажу!
- Ага, расскажи, - Берт почти падает, но в последний момент просто делает кувырок, будто обтекая ветвь. – Тогда и я расскажу. Думаешь, не видел, как ты за Бетти Грин подсматриваешь?
- Неправда!
Краснота поднимается снизу. И вовсе он не подсматривал.
- Правда, правда… сиськи трогал? – деловито интересуется Берт.
А Томас мотает головой.
Он не подсматривал. Но кто виноват, что Бетти Грин имеет дурную привычку загорать нагишом? Нет, она, конечно, прячется, на берегу хватает укромных мест и местечек, но просто так получилось…
- Потрогай в следующий раз. Мягкие, как булка.
- Иди ты…
- Я серьезно, Томми, ты молчишь и я молчу.
Ходить к Дальним камням отец запрещал. Даже днем. А уж ночью и вовсе запирал дом, только Берт взрослый. И ничего не боится. Берт спустился по плющу.
- А если я самой Бетти расскажу, что ты за ней подглядываешь? – на смуглой физии появляется предвкушение. – Представляешь, сколько писку будет?
- Не надо. Я… я принесу.
- Розу?
- Розу.
- Сегодня? – Берт все-таки спрыгнул на землю, приземлившись ловко, как кошка.
А совесть сдавила горло Томаса.
Он не виноват.
Он был ребенком и не виноват. Но совести не докажешь, у нее свое представление о том, что есть вина. Томас ведь мог пожаловаться родителям.
И Берта бы выдрали.
Заперли.
Сделали бы что-то, что помешало пойти к тем самым камням… пойти и не вернуться.
- Сегодня, - ответил Томас шепотом.
Память разворачивалась.
А дом молчал. И Томас, постучав в дверь, присел на ступеньки. Слегка было жаль костюма, который непременно изгваздается в пыли, но память… она, оказывается, хранила многое.
Траву.
Пыль.
Стрекот кузнечиков. И то, знакомое уже, ощущение чужого взгляда. Оно появилось еще там, на аллее…
- Привет, - дверь все-таки открыли, и на пороге появилась Уна.
Босая.
И в длинном цветастом платье, которое было все равно слишком коротким для нее. Подол заканчивался где-то над щиколотками, позволяя разглядеть и узкие ступни с аккуратными пальцами, и косточки над ними, острые и темные.
Щиколотки цвета гречишного меда.
- Привет, - на нее было приятно смотреть.
И на платье это, желтая ткань, мелкий цветочек. Кружево по подолу узкой полосой.
- Кофе хочешь? – Уна протянула кружку.