Драгоценная ты

Когда мама погибла, я впервые увидела журналиста. Я всегда хотела писать, с самого детства вела дневник, потом использовала его для первого романа. В восемнадцать я еще не знала, кем стану, идея пришла сама — когда приехал репортер из «Матлок Меркюри», чтобы «осветить трагическую гибель». Я, воспитанная неадекватной матерью и оглушенная потерей, позавидовала способности журналиста опустить обычные для подобной ситуации проявления сочувствия, прорваться в дом к беззащитному подростку и выжимать из него слезы ради эффектной истории. Может, я тоже так смогу? — подумалось мне.

Репортер настоял, чтобы меня сфотографировали, и хотел разместить фото на первой странице. Хрупкая девушка, внезапно осиротевшая, осталась одна с долгами и фермой. После похорон я попросила его встретиться «не для записи» — так я сказала, с удовольствием употребив солидное словечко.

Ему было под тридцать, для меня — почти старик. Я спрашивала у него, как стать журналистом. Он хвастался, выпятив грудь: старался поразить рассказами о своих репортажах — где-то случился пожар, кто-то потерял работу. А мне стало его жаль. Мы оба застряли в болоте, только он еще и по собственному выбору. Он так и будет писать о скучных провинциальных людишках вроде меня. А я поеду в Лондон! И стану журналисткой. Уже тогда я поняла, что все преодолею и построю ту жизнь, которую заслуживаю, а не ту, что мне досталась.

Снова посмотрела на мини-юбку. В ней я буду напоминать училку на выходных (они всегда вне работы надевают смелые наряды десятилетней давности). С другой стороны — очень хотелось выглядеть покруче… Иэн, очевидно, тоже собирался предстать в лучшем виде. Надел старую изношенную футболку с логотипом «Sonic Youth» и теперь стоял перед зеркалом, собирая обеими руками складки на животе.

— Давно у меня такое пузо?

— А давно у меня морщины?

Я встала рядом и прищурилась, чтобы он разглядел сеточку вокруг глаз.

— Перестань! Ты прекрасно выглядишь!

— Да, ты прав. Не обращай внимания — кризис среднего возраста…

Я надела юбку.

— О, одна из мини-юбочек! Помнится, у тебя был целый арсенал! — Он рассмеялся, обнял меня и спросил:

— Ну, каков план действий? Что нужно разузнать? Есть ли запретные темы?

— Даже не знаю… Попробуй ее разговорить. Да! Она не любит, когда ругаются. И не пьет. И никаких скользких шуточек.

— Да, типичная снежинка… Похоже, будет весело. Я бы предложил тебе быстрый страстный секс, но, судя по всему, лучше пойти заранее и пропустить по пиву до ее появления.



Мы оба явно нервничали по дороге. Ты сказала, что я по выходным ношу зеленую куртку, а я назло тебе надела обычную — черную. Я тащила за собой Иэна, хотела прийти до тебя и занять любимый столик.

Мы в молчании подошли к пабу и зашли, крепко держась за руки.

Как же я не догадалась, что ты придешь заранее?

Разумеется, ты была уже там. Сидела за огромным столом — человек на восемь — у самого большого окна. Когда мы входили, облака расступились, несмотря на пасмурный день, и тебя осветило солнце. Ты проводила ноготками по бледной шейке, в нетерпении покусывала пухлые губки, подкрашенные оранжевой помадой; волосы окружали лицо золотистым ореолом.

Иэн выпустил мою руку.

— Это она?

— Да, она…

Ты нас тоже заметила. Поднялась и предстала во всей красе: великолепная грудь, сиреневая кофточка из ангорской шерсти с глубоким вырезом, точеная фигурка и, конечно же, кожаная мини-юбка, при виде которой я сразу пожалела, что напялила свою.

— Кэтрин! — Ты чмокнула где-то в районе моего уха. — А вы, должно быть, Иэн! Очень рада познакомиться! Я столько о вас слышала!

Его ты поцеловала по-настоящему, еще и обняла, прижавшись всем телом, поспорить готова — кровь у него прилила не к тому месту… Эх, надо было все-таки по-быстрому заняться любовью перед выходом… Мне вдруг захотелось сбежать. Развернуться и уйти. Иэн зарделся. Словно помолодел. Видеть, как оживают его поблекшие черты, было изумительно и в то же время ужасно. Он прошаркал вокруг стола и уселся рядом с тобой, а мне пришлось сесть напротив. Уже тогда стоило признать поражение…

Во время обеда ты сыпала историями из жизни, причем вполне правдоподобными — ваши с матерью скитания по Лондону (романтично, в духе цыганского табора); частные школы, которые оплачивала Джемма (про них я уже читала в резюме); уход отца в раннем детстве (мой тоже ушел, правда, не по своей воле); две «рвущие на части» мамы; как трудно тебе было сойтись со сверстниками и как ты нашла утешение в блоге. Блоге о «трудностях миллениала». Потом ты стала рассказывать о «новом проекте». И твоим «новым проектом» оказался мой журнал! Я рассвирепела, когда услышала. Ты, видимо, почувствовала, потому что опять заговорила про блог.

— Я хочу рассказать, как трудно в наши дни состояться. Обрести финансовую независимость, встать на ноги, понимаете?.. — говорила ты Иэну, изредка поглядывая на меня.

Конечно, ты писала для сверстников — для тех, кому слегка за двадцать, но я невольно подумала: «У меня те же проблемы».

— А… как это называется… «хейтеры» у вас есть? — спросила я.

Прозвучало зло. Сама не ожидала, просто была уже порядком взбешена и расстроена, что ты откровенничаешь с Иэном, а мне — в «Джордже» — ничего не рассказывала.

— О, да. Даже изнасилованием угрожали, причем по нескольку раз в день. — На мой вопрос ты ответила Иэну.

— Черт, Лили, полная жесть! И что ты сделала?

— Отключила комментарии, потом ушла из соцсетей. Не выдержала… — Ты по-прежнему обращалась только к нему.

— Так как же найти ваш блог, Лили? — снова вмешалась я.

— Я решила его пока не афишировать. И с нынешней работой мне нельзя вывешивать все подряд… Если буду подстраиваться, вообще ничего стоящего не напишу, — ответила ты Иэну.

— Да уж, поди напиши что-то стоящее, когда мешают… — прокомментировал он.

— Точно! — воскликнула ты.


Вы говорили все громче и придвигались друг к другу все ближе. Я сидела напротив и старалась (хоть и безрезультатно) делать вид, что меня это не волнует. Однако чем ближе ты к нему садилась, тем громче стучала кровь в ушах. Потом ты задавала Иэну бесконечное количество вопросов. О нем самом, о сценариях. Я пыталась вставить слово — тщетно. Поскольку ты выбрала большой стол, я даже не могла дотянуться и незаметно пнуть Иэна ногой. Он не слушал меня и почти не смотрел в мою сторону, что вполне объяснимо: рядом сидела ты, лучась молодостью и энергией. Веганский бургер стыл на тарелке, вы с Иэном с головой окунулись в разговор, я была третьей лишней. Глупая серая мышь в дурацкой мини-юбке. От нечего делать я взяла на себя функции официантки и уносила пустые стаканы. Задержалась у бара, чтобы пофлиртовать со знакомыми барменами, и наблюдала оттуда, как Иэн воодушевленно о чем-то рассказывает — изливает душу. Интересно, я такая же взмокшая была в «Джордже», как он сейчас?

Оказалось, ты тоже не прочь выпить — не отставала от Иэна по количеству пустых стаканов. И ты знала о фильме — какое совпадение!

Когда я вернулась за стол, ты восторженно причитала:

— Надо же, невероятное совпадение! Боже, ну конечно! Иэн Макивор! Тот самый Иэн Макивор! Я видела ваш фильм! Раза три пересматривала. Сценарий сильнейший! Если бы его получше сняли…

— Где ты могла его видеть? — спросил Иэн.

— Не помню… На пиратском диске или на Ютубе… Ах, да — приятель рассказал! Он настоящий киноман. Мы сошлись на фильмах Белы Тарра — оба их обожаем.

Да, после упоминания о Тарре Иэн навеки твой… Хотя я еще питала надежду, что он почувствует подвох… Мы же не первый день живем, должны понимать: когда все идет слишком хорошо — это весьма подозрительно. Однако ты была прекрасной мошенницей и ложь изливала настолько сладкую, что Иэн не слушал внутренний голос, призывающий его быть осторожнее и не делать поспешных шагов. Он с готовностью внимал лести и таял от фальшивых восторгов. Он собирался еще что-то тебе сказать, и тут я вставила фразу, которую вы наконец услышали:

— Когда вы видели меня в зеленой куртке?

— Что, простите? — Ты говорила немного несвязно после двух джин-тоников и по крайней мере трех больших кружек пива.

На сей раз смотрела я, а ты пила.

— Простите, Кэтрин, не расслышала…

Оранжевая помада осталась на многочисленных пустых стаканах, которые я отнесла на стойку, и твои губы были нежно-розовые, до неприличия юные. Именно тогда я впервые ощутила ненависть.

— Когда вы видели меня в зеленой куртке? — повторила я, игнорируя сверлящего меня глазами Иэна.

— Не знаю. Около недели назад…

— Где?

— Простите, Кэтрин, не помню…

Ты взглянула на Иэна, он уставился в пол, явно стыдясь за мое поведение.

— Наверное, где-то недалеко. На Грин-лейнс… Да, я почти уверена.

— Говорите, Грин-лейнс? Она длинная. Вы долго за мной шли?

Ты не ответила. Иэн не выдержал — боялся, что я испорчу ему вечер, и забубнил:

— Кэти, милая…

Ты сказала:

— Простите. Я совсем не хотела вас смущать. Правда…

Иэн продолжал изучать свои ботинки, а ты сделала большой глоток и произнесла, глядя мне прямо в глаза:

— Я бы хотела быть вашим другом… И поддержкой! Знаете, вдруг вам пригодится мой мастер-класс? Как говорят, устами младенца…

Ты вскинула подбородок, затем, пробормотав извинение, удалилась в туалет с лукавой улыбкой на сочных губках.

— Тоже мне младенец!.. — фыркнула я и залпом осушила стакан.

Как только ты скрылась из виду, Иэн повернулся ко мне:

— Ты что творишь?!

— Я — ухожу. А ты что творишь, Иэн? Впрочем, мне все равно, но знай — спать с ней я тебе не разрешаю!

— Я и не собирался…

— Она на меня работает.

— Да… хотя не совсем на тебя, на твою начальницу…

— Ты неподражаем!

— Знаешь, кто неподражаем? Ты — в глазах Лили. Она только и говорит, какая ты замечательная. Дай ей шанс. С каких пор ты так озлобилась? — Оговорка неспроста… Иэн прекрасно знал, что именно это слово я использовала, говоря о матери, и употребил его неслучайно. Я схватила куртку. — Прости! Прости, пожалуйста! Я идиот. Подожди, я допью, и пойдем домой. — Он отпил половину бокала.

— Делай что хочешь, Иэн. Впрочем, как всегда.

Я в одиночестве вышла из паба и зашла в соседний магазин купить воскресные газеты, хотя сомневалась, что смогу прочесть хоть строчку, настолько была сердитая и «озлобленная».

Когда я шла вверх по улице домой, кто-то тронул меня за плечо.