Дорогая Венди
Часть 12 из 31 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Питер стоит рядом со вчерашним кострищем, будто с восходом солнца свалился туда прямо с неба. Даже отсюда видно, какие у него розовые щёки, сверкающие глаза и взъерошенные волосы. Волосы Тимоти тоже не в порядке, но у Питера они какие-то заострённые и опасные. Похоже на изломанную корону на его голове, а листья, которые запутались в волосах, будто растут из черепа.
Он упирает руки в бока, широко расставив локти, и нетерпеливо ждёт, пока весь лагерь проснётся и соберётся вокруг.
– Надо идти. – Тимоти подталкивает её. Это не предложение. Не дожидаясь её, он спускается вниз, и она отправляется вслед за ним – сердце колотится, но не из-за карабканья.
– Мы идём на охоту. – Голос Питера оплетает всех сетью, когда она и Тимоти вступают в круг. – Нужно устроить приличный пир в честь нашей новой Венди.
Взгляд Питера летит над головами мальчишек и останавливается на ней. Ей будто воткнули в тело булавку, прибив к месту, как она прикалывала бабочек дома. Она открывает рот, ощущая, что нужно что-то сказать, но из головы всё сразу вылетает.
Дело тут не только в том густом сладком напитке; сам Питер заставляет её забывать, превращает её в нечто иное. Она едва успевает подумать об этом, а потом уже моргает, стоя на шаг-другой ближе к Питеру, как будто несколько секунд прошли, а она и не заметила.
Она закрывает рот. Зачем открывала? Кто-то задал ей вопрос? Питер впивается в неё взглядом, одновременно ища поддержки и предлагая поспорить. Она старается не ёрзать под этим взглядом, хоть каждой клеточкой тела хочет уползти подальше. Она не понимает правил этой игры, как и любой другой игры, которую предлагал Питер с тех пор, как она оказалась здесь; она только знает, что первой взгляд не отведёт.
Она держит голову высоко и продолжает глядеть на Питера. В его взгляде мелькает замешательство, как облачко по ясному небу, затем он растягивает губы в улыбке и кивает, будто получив её согласие, хоть она ни с чем не соглашалась. Хочется топать и кричать на него, но она не успевает. Питер рывком отворачивается от неё к мальчишкам, которые жадно глазеют на него. Все, кроме Тимоти, который всё так же прижимается к ней.
– Охотники, разбирайте оружие! Сегодня мы поймаем кабана!
Мальчишки рассыпаются кто куда, как муравьи в разорённом муравейнике. Поднимается суматоха, но через минуту они собираются в плотный жаждущий строй, у каждого в руках – оружие. Это зрелище напоминает фотографии дяди Майкла и папы, на которых они одеты в солдатскую форму и стоят в строю с другими мужчинами, готовые отправиться на войну. Некоторые парни на тех фотографиях выглядели едва ли старше самых взрослых мальчишек вокруг неё. Ей разрешали смотреть на фотографии и даже брать их в руки, но не разрешали спрашивать у дяди Майкла про войну.
Папе очень идёт форма, а дядя Майкл выглядит потерянным и напуганным. Она полагает, что папа рассказал бы ей про войну, если бы она спросила, но кажется, что мама не одобрила бы эти расспросы. К тому же, если нельзя спрашивать дядю Майкла, то, наверное, и папу не нужно беспокоить.
Мальчишки Питера не носят форму. Они всё в тех же обносках, и девочка задаётся вопросом: а есть ли у них вообще другая одежда, кроме той, что на них сейчас? Сколько времени они уже здесь провели? Питер всех похитил так же, как её? Вместо ружей у них в руках копья, луки со стрелами, рогатки, ножи и мечи. Кое-что мальчишки, кажется, сделали сами, но другие вещи, наверное, украдены из обломков корабля – например, гамаки или та чашка, из которой её поил Питер.
Да и неважно, какое у мальчиков оружие или что на них надето. Пусть ей и запрещено спрашивать про войну, она и сама понимает, что это такое. Мужчины идут на войну убивать друг друга. У этих мальчиков, пусть кое-кто из них даже младше, чем она, смерть в глазах.
Когда она рассматривает строй, некоторые отводят глаза. Другие, как Артур, смотрят в ответ, будто отбиваются. Тем, кто не отводит взгляд, она пытается сказать без слов, что они не обязаны идти. Она не хочет никакого пира в свою честь; она вообще не хочет тут находиться.
Отчаяние вгрызается в неё. Как же заставить их понять? Питер шествует вдоль строя, выпятив грудь, как генерал на смотре войск, и все следят за ним глазами. Только теперь она замечает, что Тимоти нет. Она оглядывает лагерь и с облегчением обнаруживает, что он скорчился за горкой оружия.
Она пытается привлечь его внимание, но так, чтобы Питер не заметил. Тимоти не поднимает голову – он неотрывно смотрит на печальный ворох сломанных копий и луков без тетивы. Она кидает быстрый взгляд на Питера. Тот будто достаточно занят, так что она рискует подбежать к Тимоти и тронуть его за плечо. Он вскидывает голову – на щеках следы слёз, которые он яростно стирает.
– Что случилось? – шепчет она, оглядываясь через плечо, но Питер занят раздачей приказов.
– Я не хочу идти. – Тимоти вытирает нос тыльной стороной руки.
Он смотрит под ноги и вжимает голову в плечи. Приходится вслушиваться, чтобы разобрать, что он говорит.
– Когда мы охотились в прошлый раз, мы не поймали кабана. Я нечаянно наступил на ветку, и она так хрустнула, что кабан услышал и убежал. Руфус сказал, что это он виноват, чтобы защитить меня, и Питер так его избил, до слёз. – Тимоти смотрит на неё с несчастным лицом.
Она вспоминает мальчика на пляже – того, с синяком на щеке. В этот же момент её плеча легонько касается рука, и она подпрыгивает.
– Вот ты где, Венди. – Питер, ухмыляясь, протягивает ей длинную палку, очищенную от коры и заострённую на конце. – Можешь взять моё копьё.
Она слишком ошарашена, чтобы сопротивляться, поэтому берёт копьё. Питер даже не смотрит на Тимоти. Его пронзительный, жёсткий взгляд устремлён на неё. Копьё вдвое выше её, сложно понять, почему Питеру взбрело в голову вручить его ей. Почему он хочет, чтобы она тоже отправилась на охоту? Или он её проверяет, или полагает, что она сбежит, если оставить её одну. А что будет, если она откажется?
– Я не… – начинает она, но Питер встаёт на цыпочки и перебивает:
– Все идут охотиться на кабана! Никто не отстаёт!
Он смотрит прямо на неё, но понятно, что на самом деле он говорит с Тимоти. Несмотря на улыбку, в глазах у него угроза.
– А теперь – все за мной!
Он мчится вперёд, опережая всех на несколько шагов, и ныряет в лес, весело улюлюкая. Следом бежит Артур, потом Берти и остальные, сплошным потоком. Она и Тимоти остаются вдвоём, и она берёт его за руку.
– Необязательно идти, – говорит она, но и сама сразу понимает, что это неправда.
Ужасно нечестно. Почему Питер устанавливает правила, а больше никто не может и слова сказать? Но она нутром чует, что такова непоколебимая истина этого острова. Все охотятся на кабана; никто не отстаёт. Она смотрит на Тимоти. Он доверчиво глядит в ответ круглыми, блестящими от страха глазами. На него больно глядеть. Она глубоко вздыхает, просто чтобы проверить, может ли – грудь как-то странно сдавило.
– Всё будет хорошо, – говорит она. – Я за тобой присмотрю. Ничего плохого не случится, я обещаю.
Клич эхом летит меж деревьев. Будто песня, только слов не разобрать.
– Наверное, пора идти, – говорит она, направляясь на звук.
Через минуту они с Тимоти уже бегут вместе с остальными. Их ноги стучат по лесной подстилке в едином ритме, как барабаны. Щетинистая шкура мелькает слева от неё меж деревьев. Если бы она не отстала, она бы вовсе не заметила. Она справляется с голосом и кричит:
– Там! Я вижу кабана!
Кричит – и сама изумляется. Что она творит? А главное, зачем? Кровь бурлит, гордость и страх затопляют нутро. Она не хочет ни на кого охотиться. Или хочет. Она плотнее стискивает копьё; невозможно представить, каково это – воткнуть его во что-то живое. Могучее. Сильное.
Наверное, это не сложнее, чем проткнуть бабочку булавкой, надавив подушечкой большого пальца. Она улыбается этой мысли. Ритмичный топот ног и напев, что сплетается с шелестом листвы, каким-то образом делает всё нормальным. Всё правильно. Все охотятся на кабана. Никто не отстаёт.
Она поворачивает и бежит, а мальчишки несутся за ней, прямо как бежали за Питером мгновение назад. Она командует вместо него. Она важна, её слушают. Тимоти она больше не держит за руку, да это и неважно. Он всё равно просто малявка.
Эта мысль, озвученная её собственным голосом, такая жестокая и издевательская, бьёт её так, что дыхание перехватывает. Вина резко приводит её в чувство. Ладонь скользит по копью, и хочется от него избавиться, но она обнаруживает, что вцепляется в него ещё сильнее. Пот щиплет глаза. Она облизывает губы – на вкус они солёные. Воздух гудит. Нет, это в ушах гудит, будто голова набита пчёлами. Она хочет на охоту. Она хочет делать такое, чего никогда бы не сделала, не смогла бы дома. Да кого волнует старый гнилой Лондон и его правила?
Её радостный вопль резко обрывается, когда в неё врезается Питер – так сильно, что она падает на одно колено. Это выбивает из неё жажду крови, и она ошарашенно смотрит на Питера.
– Сюда! Я нашёл кабана, он здесь! – кричит он, указывая в противоположную сторону.
Ей замечательно видно кабана, но Питер намеренно игнорирует его, врубается в заросли и сбивает ритм. Мальчики, запутавшись, растерянно крутятся на месте. Но слова Питера перевешивают её слова, и они все бегут за ним. Он со смехом скачет по тропинке – беготня для него уже сама по себе игра, а про кабана все на время забыли. Мальчишки тянутся за ним извивающимся змеиным хвостом.
Она встаёт на ноги, тяжело дышит ртом. Копьё всё ещё в руке, и она, дрожа, отбрасывает его как можно дальше. Неверленд меняет её; нельзя ему позволять.
Крик привлекает её внимание: это Берти врезается в мальчика по имени Уильям. Или, может быть, наоборот. Оба катятся в кусты, колотя друг друга. Остальные собираются вокруг, подбадривая их. Они больше не солдаты, просто дурацкие мальчишки, которые бегают с палками и игрушечными мечами. Но вот Артур бьёт мальчика, чьего имени она не знает, бьёт с расчётом, со всей силы. Кровь, ужасающе яркая, брызжет из носа, заливает губы и подбородок и каплями покрывает листья.
Сердце подпрыгивает и замирает. Она хочет, чтобы Питер остановил их. Тот одобрительно усмехается, глядя на драку. Он кажется таким чуждым: он больше не похож на мальчика, он вообще не кажется человеком, с которым можно разумно поговорить. Он – что-то иное. Он…
Возвращается Тимоти, и она вспоминает, что обещала приглядывать за ним.
– Не смотри, – бормочет она, отворачивая его голову от драки.
Клубок из Берти и Уильяма врезается в Артура. Артур забывает про мальчика с разбитым носом и вместо него вздёргивает на ноги Берти.
– Эй! Гляди, куда прёшь!
Артур врезает Берти кулаком в живот. Берти сгибается пополам, и мальчишки вдруг замолкают. У неё тоже сводит живот от жалости. Кто-то присвистывает; топот и рукоплескания эхом летят меж деревьев.
– Браво, Артур! Браво!
Она не знает, кто это кричит, но когда ликование стихает, мальчишки снова стоят в строю, будто ничего не произошло. Даже тот мальчик с разбитым носом. Даже Берти, хоть он и идёт медленно, согнувшись и пытаясь восстановить дыхание.
Она торопится к Берти, но в этот раз крепко держит Тимоти за руку.
– Ты в порядке? – Она шагает рядом с ним.
– Норм. – Он пытается ответить резко и отрывисто, но выходит натужно, потому что он всё пытается отдышаться.
– Но…
Берти поворачивается к ней с перекошенным лицом, и на миг ей кажется, что он ударит её так же, как Артур его самого. А потом замечает слёзы в глазах и понимает, как трудно ему не разреветься по-настоящему.
– Нормально всё. Отвали!
Он выплёвывает слова и убегает вперёд, не оглядываясь. Далеко впереди Питер торжествующе вопит:
– Кабан! Все сюда!
Начинается хохот, беготня, толкотня, мальчишки скачут, врезаются друг в друга и падают. Не очень понятно, как кабан снова оказался перед ними, если Питер увёл их не в ту сторону, но вот он – щетинистая шкура, злобно изогнутые клыки, недобро блестящие глазки-бусины. Она раньше никогда не видела кабана вблизи, и он гораздо крупнее, чем она могла представить. Как они не спугнули его всеми этими воплями и суматохой? Любое животное, у которого есть хоть капля разума, убежало бы, а не стояло и не ждало, пока его убьют.
Вопящая толпа мальчишек выбегает на поляну. Даже теперь кабан не шевелится. Против воли повинуясь любопытству, она присоединяется, встаёт на цыпочки, чтобы видеть поверх голов тех, кто стоит перед ней. Земля вытоптана в ровный, почти идеальный круг, со всех сторон окружённый деревьями. Мальчишки рассыпаются по окружности, ограждая собой пространство, в середине которого – Питер и кабан.
Всё это будто подстроено, словно она смотрит спектакль. Только вместо сцены – земля, и в центре Питер, залитый солнцем, как светом софитов.
Её бросает то в жар, то в холод, пока Питер обходит кабана по кругу. Это почти танец. Она тянется, чтобы рассмотреть получше, но в то же самое время не хочет видеть, что произойдёт дальше.
Ей очень страшно. Питер помахивает своим коротким мечом, будто это дирижёрская палочка, которой он управляет оркестром. Девочка впервые осознаёт, глядя на то, как клинок блестит в лучах солнца, что это настоящий меч, а не самоделка, вырезанная из ветки. Питер подаётся вперёд с обманным финтом, вопит, будто вызывает кабана на поединок. Но кабан совершенно неподвижен, зад приподнят, голова опущена – он будто кланяется.
– Убегай, – сквозь зубы велит она, повернувшись к Тимоти.
Он смотрит на неё с раскрытым ртом. Что-то ужасное должно произойти, это затишье перед грозой.
– Спрячься. Я найду тебя, обещаю.
Тимоти разворачивается и бросается прочь. Она провожает его взглядом и возвращается к Питеру. Этот круг на земле, это спокойствие кабана – всё так неестественно. Дело не только в кабане – даже мальчики ожидают молча, торжественно. Больше похоже не на войну, думает она, а на службу в церкви, куда она ходила с дедушкой – торжественный и жуткий ритуал, уходящий в глубь веков.
Вздыбленная кабанья щетина сочится злобой, в глазках – ненависть, но зверь всё так же не шевелится. Он разумен, но не как животное, а сродни человеку. Кабан знает, что должно произойти, и он ненавидит Питера за это, но совершенно ничего не может поделать. Он ждёт. Он может разорвать врага на клочки одним могучим рывком клыков, но пасть закрыта, пока мальчишка скачет вокруг, дразнится и издевается. А потом Питер враз бросается вперёд. Клинок вонзается, и кровь орошает его руки горячей струёй.
Зверь не ревёт, вообще не издаёт ни звука, и от этого только хуже. Он просто рушится на землю около Питера, а тот падает сверху, продолжая колоть и колоть мечом.
Глаза щиплет. Убежать. Нужно убежать, обязательно сегодня вечером. Взять с собой Тимоти, и Руфуса, и даже Берти. Забрать всех, кого получится, и убежать так далеко, чтобы Питер никогда их не нашёл.
Бока кабана наконец перестают вздыматься, и Питер поднимает глаза, чтобы встретиться с ней взглядом. Веснушки, что рассыпаны по коже, теперь перемежаются брызгами крови, и он ухмыляется ещё шире и злорадней – он искренне наслаждается происходящим. Взгляд гипнотизирует её, будто кабана. Она не может отвести глаза и смотрит, как Питер поднимается, вытирает короткий клинок об испачканную кровью одежду. Машет мальчишкам вокруг, и те послушно подходят. Двое несут длинный шест, третий – бухту верёвки. Они приступают к работе в полной тишине.
Питер подходит к ней с горящими глазами. Хочется спросить, зачем он это сделал, но воздух едва протискивается в глотку, так что она не произносит ни слова. Он кладёт руку ей на плечо. Под ногтями у него багровое. На ночной рубашке остаётся красное пятно.
– Ну вот, – говорит он. – Теперь ты по-настоящему с нами. Венди, Питер и Потерянные Мальчики.
Он упирает руки в бока, широко расставив локти, и нетерпеливо ждёт, пока весь лагерь проснётся и соберётся вокруг.
– Надо идти. – Тимоти подталкивает её. Это не предложение. Не дожидаясь её, он спускается вниз, и она отправляется вслед за ним – сердце колотится, но не из-за карабканья.
– Мы идём на охоту. – Голос Питера оплетает всех сетью, когда она и Тимоти вступают в круг. – Нужно устроить приличный пир в честь нашей новой Венди.
Взгляд Питера летит над головами мальчишек и останавливается на ней. Ей будто воткнули в тело булавку, прибив к месту, как она прикалывала бабочек дома. Она открывает рот, ощущая, что нужно что-то сказать, но из головы всё сразу вылетает.
Дело тут не только в том густом сладком напитке; сам Питер заставляет её забывать, превращает её в нечто иное. Она едва успевает подумать об этом, а потом уже моргает, стоя на шаг-другой ближе к Питеру, как будто несколько секунд прошли, а она и не заметила.
Она закрывает рот. Зачем открывала? Кто-то задал ей вопрос? Питер впивается в неё взглядом, одновременно ища поддержки и предлагая поспорить. Она старается не ёрзать под этим взглядом, хоть каждой клеточкой тела хочет уползти подальше. Она не понимает правил этой игры, как и любой другой игры, которую предлагал Питер с тех пор, как она оказалась здесь; она только знает, что первой взгляд не отведёт.
Она держит голову высоко и продолжает глядеть на Питера. В его взгляде мелькает замешательство, как облачко по ясному небу, затем он растягивает губы в улыбке и кивает, будто получив её согласие, хоть она ни с чем не соглашалась. Хочется топать и кричать на него, но она не успевает. Питер рывком отворачивается от неё к мальчишкам, которые жадно глазеют на него. Все, кроме Тимоти, который всё так же прижимается к ней.
– Охотники, разбирайте оружие! Сегодня мы поймаем кабана!
Мальчишки рассыпаются кто куда, как муравьи в разорённом муравейнике. Поднимается суматоха, но через минуту они собираются в плотный жаждущий строй, у каждого в руках – оружие. Это зрелище напоминает фотографии дяди Майкла и папы, на которых они одеты в солдатскую форму и стоят в строю с другими мужчинами, готовые отправиться на войну. Некоторые парни на тех фотографиях выглядели едва ли старше самых взрослых мальчишек вокруг неё. Ей разрешали смотреть на фотографии и даже брать их в руки, но не разрешали спрашивать у дяди Майкла про войну.
Папе очень идёт форма, а дядя Майкл выглядит потерянным и напуганным. Она полагает, что папа рассказал бы ей про войну, если бы она спросила, но кажется, что мама не одобрила бы эти расспросы. К тому же, если нельзя спрашивать дядю Майкла, то, наверное, и папу не нужно беспокоить.
Мальчишки Питера не носят форму. Они всё в тех же обносках, и девочка задаётся вопросом: а есть ли у них вообще другая одежда, кроме той, что на них сейчас? Сколько времени они уже здесь провели? Питер всех похитил так же, как её? Вместо ружей у них в руках копья, луки со стрелами, рогатки, ножи и мечи. Кое-что мальчишки, кажется, сделали сами, но другие вещи, наверное, украдены из обломков корабля – например, гамаки или та чашка, из которой её поил Питер.
Да и неважно, какое у мальчиков оружие или что на них надето. Пусть ей и запрещено спрашивать про войну, она и сама понимает, что это такое. Мужчины идут на войну убивать друг друга. У этих мальчиков, пусть кое-кто из них даже младше, чем она, смерть в глазах.
Когда она рассматривает строй, некоторые отводят глаза. Другие, как Артур, смотрят в ответ, будто отбиваются. Тем, кто не отводит взгляд, она пытается сказать без слов, что они не обязаны идти. Она не хочет никакого пира в свою честь; она вообще не хочет тут находиться.
Отчаяние вгрызается в неё. Как же заставить их понять? Питер шествует вдоль строя, выпятив грудь, как генерал на смотре войск, и все следят за ним глазами. Только теперь она замечает, что Тимоти нет. Она оглядывает лагерь и с облегчением обнаруживает, что он скорчился за горкой оружия.
Она пытается привлечь его внимание, но так, чтобы Питер не заметил. Тимоти не поднимает голову – он неотрывно смотрит на печальный ворох сломанных копий и луков без тетивы. Она кидает быстрый взгляд на Питера. Тот будто достаточно занят, так что она рискует подбежать к Тимоти и тронуть его за плечо. Он вскидывает голову – на щеках следы слёз, которые он яростно стирает.
– Что случилось? – шепчет она, оглядываясь через плечо, но Питер занят раздачей приказов.
– Я не хочу идти. – Тимоти вытирает нос тыльной стороной руки.
Он смотрит под ноги и вжимает голову в плечи. Приходится вслушиваться, чтобы разобрать, что он говорит.
– Когда мы охотились в прошлый раз, мы не поймали кабана. Я нечаянно наступил на ветку, и она так хрустнула, что кабан услышал и убежал. Руфус сказал, что это он виноват, чтобы защитить меня, и Питер так его избил, до слёз. – Тимоти смотрит на неё с несчастным лицом.
Она вспоминает мальчика на пляже – того, с синяком на щеке. В этот же момент её плеча легонько касается рука, и она подпрыгивает.
– Вот ты где, Венди. – Питер, ухмыляясь, протягивает ей длинную палку, очищенную от коры и заострённую на конце. – Можешь взять моё копьё.
Она слишком ошарашена, чтобы сопротивляться, поэтому берёт копьё. Питер даже не смотрит на Тимоти. Его пронзительный, жёсткий взгляд устремлён на неё. Копьё вдвое выше её, сложно понять, почему Питеру взбрело в голову вручить его ей. Почему он хочет, чтобы она тоже отправилась на охоту? Или он её проверяет, или полагает, что она сбежит, если оставить её одну. А что будет, если она откажется?
– Я не… – начинает она, но Питер встаёт на цыпочки и перебивает:
– Все идут охотиться на кабана! Никто не отстаёт!
Он смотрит прямо на неё, но понятно, что на самом деле он говорит с Тимоти. Несмотря на улыбку, в глазах у него угроза.
– А теперь – все за мной!
Он мчится вперёд, опережая всех на несколько шагов, и ныряет в лес, весело улюлюкая. Следом бежит Артур, потом Берти и остальные, сплошным потоком. Она и Тимоти остаются вдвоём, и она берёт его за руку.
– Необязательно идти, – говорит она, но и сама сразу понимает, что это неправда.
Ужасно нечестно. Почему Питер устанавливает правила, а больше никто не может и слова сказать? Но она нутром чует, что такова непоколебимая истина этого острова. Все охотятся на кабана; никто не отстаёт. Она смотрит на Тимоти. Он доверчиво глядит в ответ круглыми, блестящими от страха глазами. На него больно глядеть. Она глубоко вздыхает, просто чтобы проверить, может ли – грудь как-то странно сдавило.
– Всё будет хорошо, – говорит она. – Я за тобой присмотрю. Ничего плохого не случится, я обещаю.
Клич эхом летит меж деревьев. Будто песня, только слов не разобрать.
– Наверное, пора идти, – говорит она, направляясь на звук.
Через минуту они с Тимоти уже бегут вместе с остальными. Их ноги стучат по лесной подстилке в едином ритме, как барабаны. Щетинистая шкура мелькает слева от неё меж деревьев. Если бы она не отстала, она бы вовсе не заметила. Она справляется с голосом и кричит:
– Там! Я вижу кабана!
Кричит – и сама изумляется. Что она творит? А главное, зачем? Кровь бурлит, гордость и страх затопляют нутро. Она не хочет ни на кого охотиться. Или хочет. Она плотнее стискивает копьё; невозможно представить, каково это – воткнуть его во что-то живое. Могучее. Сильное.
Наверное, это не сложнее, чем проткнуть бабочку булавкой, надавив подушечкой большого пальца. Она улыбается этой мысли. Ритмичный топот ног и напев, что сплетается с шелестом листвы, каким-то образом делает всё нормальным. Всё правильно. Все охотятся на кабана. Никто не отстаёт.
Она поворачивает и бежит, а мальчишки несутся за ней, прямо как бежали за Питером мгновение назад. Она командует вместо него. Она важна, её слушают. Тимоти она больше не держит за руку, да это и неважно. Он всё равно просто малявка.
Эта мысль, озвученная её собственным голосом, такая жестокая и издевательская, бьёт её так, что дыхание перехватывает. Вина резко приводит её в чувство. Ладонь скользит по копью, и хочется от него избавиться, но она обнаруживает, что вцепляется в него ещё сильнее. Пот щиплет глаза. Она облизывает губы – на вкус они солёные. Воздух гудит. Нет, это в ушах гудит, будто голова набита пчёлами. Она хочет на охоту. Она хочет делать такое, чего никогда бы не сделала, не смогла бы дома. Да кого волнует старый гнилой Лондон и его правила?
Её радостный вопль резко обрывается, когда в неё врезается Питер – так сильно, что она падает на одно колено. Это выбивает из неё жажду крови, и она ошарашенно смотрит на Питера.
– Сюда! Я нашёл кабана, он здесь! – кричит он, указывая в противоположную сторону.
Ей замечательно видно кабана, но Питер намеренно игнорирует его, врубается в заросли и сбивает ритм. Мальчики, запутавшись, растерянно крутятся на месте. Но слова Питера перевешивают её слова, и они все бегут за ним. Он со смехом скачет по тропинке – беготня для него уже сама по себе игра, а про кабана все на время забыли. Мальчишки тянутся за ним извивающимся змеиным хвостом.
Она встаёт на ноги, тяжело дышит ртом. Копьё всё ещё в руке, и она, дрожа, отбрасывает его как можно дальше. Неверленд меняет её; нельзя ему позволять.
Крик привлекает её внимание: это Берти врезается в мальчика по имени Уильям. Или, может быть, наоборот. Оба катятся в кусты, колотя друг друга. Остальные собираются вокруг, подбадривая их. Они больше не солдаты, просто дурацкие мальчишки, которые бегают с палками и игрушечными мечами. Но вот Артур бьёт мальчика, чьего имени она не знает, бьёт с расчётом, со всей силы. Кровь, ужасающе яркая, брызжет из носа, заливает губы и подбородок и каплями покрывает листья.
Сердце подпрыгивает и замирает. Она хочет, чтобы Питер остановил их. Тот одобрительно усмехается, глядя на драку. Он кажется таким чуждым: он больше не похож на мальчика, он вообще не кажется человеком, с которым можно разумно поговорить. Он – что-то иное. Он…
Возвращается Тимоти, и она вспоминает, что обещала приглядывать за ним.
– Не смотри, – бормочет она, отворачивая его голову от драки.
Клубок из Берти и Уильяма врезается в Артура. Артур забывает про мальчика с разбитым носом и вместо него вздёргивает на ноги Берти.
– Эй! Гляди, куда прёшь!
Артур врезает Берти кулаком в живот. Берти сгибается пополам, и мальчишки вдруг замолкают. У неё тоже сводит живот от жалости. Кто-то присвистывает; топот и рукоплескания эхом летят меж деревьев.
– Браво, Артур! Браво!
Она не знает, кто это кричит, но когда ликование стихает, мальчишки снова стоят в строю, будто ничего не произошло. Даже тот мальчик с разбитым носом. Даже Берти, хоть он и идёт медленно, согнувшись и пытаясь восстановить дыхание.
Она торопится к Берти, но в этот раз крепко держит Тимоти за руку.
– Ты в порядке? – Она шагает рядом с ним.
– Норм. – Он пытается ответить резко и отрывисто, но выходит натужно, потому что он всё пытается отдышаться.
– Но…
Берти поворачивается к ней с перекошенным лицом, и на миг ей кажется, что он ударит её так же, как Артур его самого. А потом замечает слёзы в глазах и понимает, как трудно ему не разреветься по-настоящему.
– Нормально всё. Отвали!
Он выплёвывает слова и убегает вперёд, не оглядываясь. Далеко впереди Питер торжествующе вопит:
– Кабан! Все сюда!
Начинается хохот, беготня, толкотня, мальчишки скачут, врезаются друг в друга и падают. Не очень понятно, как кабан снова оказался перед ними, если Питер увёл их не в ту сторону, но вот он – щетинистая шкура, злобно изогнутые клыки, недобро блестящие глазки-бусины. Она раньше никогда не видела кабана вблизи, и он гораздо крупнее, чем она могла представить. Как они не спугнули его всеми этими воплями и суматохой? Любое животное, у которого есть хоть капля разума, убежало бы, а не стояло и не ждало, пока его убьют.
Вопящая толпа мальчишек выбегает на поляну. Даже теперь кабан не шевелится. Против воли повинуясь любопытству, она присоединяется, встаёт на цыпочки, чтобы видеть поверх голов тех, кто стоит перед ней. Земля вытоптана в ровный, почти идеальный круг, со всех сторон окружённый деревьями. Мальчишки рассыпаются по окружности, ограждая собой пространство, в середине которого – Питер и кабан.
Всё это будто подстроено, словно она смотрит спектакль. Только вместо сцены – земля, и в центре Питер, залитый солнцем, как светом софитов.
Её бросает то в жар, то в холод, пока Питер обходит кабана по кругу. Это почти танец. Она тянется, чтобы рассмотреть получше, но в то же самое время не хочет видеть, что произойдёт дальше.
Ей очень страшно. Питер помахивает своим коротким мечом, будто это дирижёрская палочка, которой он управляет оркестром. Девочка впервые осознаёт, глядя на то, как клинок блестит в лучах солнца, что это настоящий меч, а не самоделка, вырезанная из ветки. Питер подаётся вперёд с обманным финтом, вопит, будто вызывает кабана на поединок. Но кабан совершенно неподвижен, зад приподнят, голова опущена – он будто кланяется.
– Убегай, – сквозь зубы велит она, повернувшись к Тимоти.
Он смотрит на неё с раскрытым ртом. Что-то ужасное должно произойти, это затишье перед грозой.
– Спрячься. Я найду тебя, обещаю.
Тимоти разворачивается и бросается прочь. Она провожает его взглядом и возвращается к Питеру. Этот круг на земле, это спокойствие кабана – всё так неестественно. Дело не только в кабане – даже мальчики ожидают молча, торжественно. Больше похоже не на войну, думает она, а на службу в церкви, куда она ходила с дедушкой – торжественный и жуткий ритуал, уходящий в глубь веков.
Вздыбленная кабанья щетина сочится злобой, в глазках – ненависть, но зверь всё так же не шевелится. Он разумен, но не как животное, а сродни человеку. Кабан знает, что должно произойти, и он ненавидит Питера за это, но совершенно ничего не может поделать. Он ждёт. Он может разорвать врага на клочки одним могучим рывком клыков, но пасть закрыта, пока мальчишка скачет вокруг, дразнится и издевается. А потом Питер враз бросается вперёд. Клинок вонзается, и кровь орошает его руки горячей струёй.
Зверь не ревёт, вообще не издаёт ни звука, и от этого только хуже. Он просто рушится на землю около Питера, а тот падает сверху, продолжая колоть и колоть мечом.
Глаза щиплет. Убежать. Нужно убежать, обязательно сегодня вечером. Взять с собой Тимоти, и Руфуса, и даже Берти. Забрать всех, кого получится, и убежать так далеко, чтобы Питер никогда их не нашёл.
Бока кабана наконец перестают вздыматься, и Питер поднимает глаза, чтобы встретиться с ней взглядом. Веснушки, что рассыпаны по коже, теперь перемежаются брызгами крови, и он ухмыляется ещё шире и злорадней – он искренне наслаждается происходящим. Взгляд гипнотизирует её, будто кабана. Она не может отвести глаза и смотрит, как Питер поднимается, вытирает короткий клинок об испачканную кровью одежду. Машет мальчишкам вокруг, и те послушно подходят. Двое несут длинный шест, третий – бухту верёвки. Они приступают к работе в полной тишине.
Питер подходит к ней с горящими глазами. Хочется спросить, зачем он это сделал, но воздух едва протискивается в глотку, так что она не произносит ни слова. Он кладёт руку ей на плечо. Под ногтями у него багровое. На ночной рубашке остаётся красное пятно.
– Ну вот, – говорит он. – Теперь ты по-настоящему с нами. Венди, Питер и Потерянные Мальчики.