Дорога смерти

А потом животное с золотыми зубами чиркает зажигалкой…

— Он приходит в сознание!

…И появляется огонь.

— Сюда, он очнулся!

Гипс. Плотные слои бинтов, из-под которых сочится кровь. Какие-то трубки. Пикающие и щелкающие аппараты. Женское лицо с широкими глазами. Белый халат. Появляются другие халаты. Эти люди что-то кричат. Кто они? Луч света бьет в глаз.

— Зрачки расширены!

— Вы меня слышите?!

— Артериальное давление не определяется!

Где я? Моя жена, где она? Мысли молнией вспыхивают в голове. Он пытается что-то сказать, и вдруг ощущает, что не может. Его рот чем-то занят. Что-то пластиковое… Секундой позже он понимает, что это трубка, которая идет в горло и гортань. Его снова бьет в агонии. Но закованное в доспехи из гипса тело трепещется в этом панцире, как в коконе. Голоса людей в белом сливаются в один гул, и его вдруг снова начинает кружить безумная черная карусель…



…Слух прорезал собственный жуткий стон. Бегин резко вскочил на кровати, задыхаясь. Сердце колотилось так часто, словно готово было разорвать грудь и выскочить наружу. Все тело покрывал холодный липкий пот.

Сон. Проклятый сон.

Бегин пытался восстановить дыхание, но это было не просто. Он начал считать. Вдох на три счета, задержка, выдох на три счета. Вдох на четыре счета, задержка…

Бегин откинулся на подушке. Тяжело дыша, не в силах справиться с собственным дыханием после холодного кошмара, он закрыл воспаленные красные глаза.

Таблетки не помогали. Снотворное, мощное успокоительное — все это не давало совершенно никакого эффекта. Да, он засыпал. Но без алкоголя ненавистный кошмар возвращался каждую проклятую ночь.

В этот день Бегину нужно было в Москву. Это был ведомственный медицинский центр, в котором Бегин обслуживался уже много лет. Обслуживался далеко не так, как все остальные сотрудники, посещавшие центр по необходимости пару раз в год — когда понадобится помощь врачей. Бегин был вынужден бывать здесь раз в месяц. И не просто бывать. Проходить полное обследование. Это была его и только его, собственная, традиционная ежемесячная медкомиссия. Врач-куратор. Направления. Походы со своей медицинской картой по многочисленным кабинетам центра, где принимали специалисты. В течение первой половины дня он должен был пройти их всех. Стоматолог. Хирург. Гастроэнтеролог. Даже проктолог. С утра сдача всех анализов — моча, кал, кровь из пальца и вены. Чтобы иметь возможность жить дальше, Бегин был вынужден проходить это снова и снова.

— Так, хорошо. — врач-куратор листал карту, читал каракули своих коллег, кивал. — Анализы вроде бы в норме. По крайней мере, основные показатели не хуже, чем обычно. Значит, у нас все стабильно.

— Это хорошо, — отозвался Бегин.

— Как сон? Лекарства, которые я вам выписал, помогают?

— Да, — соврал Бегин. — Сейчас засыпаю нормально. Просыпаюсь тоже сам.

— Что-то глаза у вас красные… И вообще выглядите, как будто у вас недосып. Александр Ильич? Уверены, что все хорошо? Мы можем подобрать какие-нибудь другие препараты.

— Это из-за работы. Приходится поздно ложиться и рано вставать. Но сплю я нормально.

— Вон оно что. Тогда ладно. — врач снова уткнулся в карточку. — Так, хм. А что у вас с ногой?

— Да царапина, ничего серьезного.

— Показывайте давайте.

Бегин послушно поднял ногу на кушетку и закатал штанину. Врач осмотрел заживающую рану, которую Бегин получил на месте убийства Сергеева, когда случайно распорол икру о какую-то — как он предполагал — сухую ветку в обочине.

— Как это вы так?

— На месте преступления. На ветку налетел. С кем не бывает, правильно?

— А мне утром не сказали, — с укором заметил врач. — Опять замалчиваете?

— Ничего подобного. К слову как-то не пришлось.

— К слову не пришлось, говорите? Ну-ну.

Врач-куратор вернулся за стол. Потарабанил пальцами по столу, наблюдая за Бегиным.

— Александр Ильич. Мы ведь с вами много раз об этом говорили. Мы с вами в одной лодке. Вы должны быть так же заинтересованы в этом, как и мы. А вдруг вы занесли бы инфекцию, началось загноение? Вы бы не чувствовали ничего. Махнули бы рукой — как-нибудь пройдет.

— Но ведь все нормально.

— Дело сейчас не в конкретной ране, а в вас, — настойчиво продолжал медик. — У вас анальгезия. Когда человек не может испытывать боли, он не может отдавать отчет о своем реальном текущем состоянии. О любых сбоях в организме, о заболеваниях, травмах и прочем людей предупреждает боль. Это защитный механизм, созданный, чтобы человек своевременно обнаружил опасность. Вы этого инструмента, к сожалению, лишены. Больной анальгезией, условно говоря, может умирать — и даже не подозревать об этом. Поэтому каждый месяц мы тщательно обследуем вас, чтобы выяснить, все ли в порядке. Но это не значит, что вы не должны беречь себя и сами также следить за своим состоянием. Помните, как мы договаривались?

— Каждый вечер осматривать себя, — вздохнул Бегин. — И я это делаю. Рану на ноге я обрабатывал каждый день. Если бы началось что-то не то, я сразу бы приехал к вам. Серьезно, так и было бы. Так в чем проблема?

Судя по взгляду врача, Бегин его не убедил. Куратор покачал головой.


— Напомнить вам, что в комитете вы служите ровно до тех пор, пока я каждый месяц готовлю отчет, что вы, несмотря на заболевание, полностью здоровы и способны продолжать и дальше выполнять служебные обязанности в полном, так сказать, объеме?

— Но ведь все нормально. Вы сами только что сказали.

— Проблема в вас, — вздохнул куратор. — Я ведь не слепой. И вижу, как наплевательски вы к себе относитесь. Ладно, что с вами поделаешь… — он принялся писать что-то в карточке. — Будем считать, что обследование вы прошли.

Закончив, он протянул карточку Бегину.

— Увидимся через месяц.





* * *




Рябцев забрал Бегина у дверей медицинского центра. По дороге в Домодедово Бегин молчал. Рябцев изредка косился на него, борясь с собой. После последнего их разговора у опера скопилось множество вопросов, предположений, идей.

— Все нормально? — спросил он.

— Да, а что?

— Ты полдня у врачей проторчал. Думаю, может, заболел…

— Все в порядке. Ты узнал, что я просил?

— Сегодня полдня в управлении ошивался, расспрашивал всех, — кивнул Рябцев. — И убойщиков, и наших из отдела угонов. Говорят, что новой информации по той толпе, которую ФСБшники задержали, нет. Даже на заседании штаба утром ничего такого не озвучивали. То есть, никто ни в чем не признался. В общем, глухо все. Не знаю, как они дальше эту версию будут пропихивать. Особенно, если банда возьмет и ударит снова.

— Можно выкрутиться почти из любой ситуации. Особенно, если все карты на руках. Скажут, что это оставшиеся члены банды.

— Может быть… Да, еще кое-что. Я с мужиками из угонов пока говорил, услышал про черную «хендай». У них появилась зацепка.

Рябцев знал мало — лишь то, что появилась информация об угнанной на днях машине, подходящей под описание выжившим Игнатом. Поэтому сразу по приезде в УВД Бегин отправился в подразделение по борьбе с угонами. Расспросил их о деталях. И тут же направился в местный отдел Следственного Комитета, где Мальцеву предоставили временный кабинет для работы по делу ДТА. Сидеть в УВД, как Бегин, следователь почему-то отказался.

— Валерий Вячеславович, вы ведь в курсе уже? Полиция нашла зацепку на «хендай» наших бандитов. Такую машину угнали около строительного магазина на трассе М-4, на сороковом километре.

— Да, что-то слышал, — буркнул Мальцев. — Но там вряд ли есть какая-то перспектива… Машины так и не нашли, а угон вообще неизвестно когда был. Вы говорили с операми? Они выяснили, что хозяин понадеялся, что место людное и безопасное, и просто оставил там машину на неделю. Ни камер наблюдения, ни свидетелей.

— Вы старший следователь, я остался в группе для проверки второстепенных версий, — сказал Бегин. — Давайте, я займусь этим направлением? Совместно с операми из угонов? Вдруг что-нибудь и всплывет. Вряд ли, конечно. Но чем черт не шутит? Попытка не пытка.

Мальцев пораскинул мозгами и не нашел в этой идее ничего подозрительного.

Особенно на фоне того, в какие слова облек Бегин свое предложение.

— Хм. Почему бы и нет?

В отделе угонов Головин и Шахов немало удивились, увидев Бегина и Рябцева.

— Что такое? — спросил Головин.

Бегин кивнул, и Рябцев, выглянув для проверки в коридор, закрыл изнутри дверь и остался около нее. На всякий случай.

— Мужики, дело есть, — сказал следователь. — По нашей банде. Смотрите: после последнего двойного убийства мы выяснили, что бандиты могут уходить и по встречке. Так?

— Типа того.

— Но на записях с камер наблюдения ни по одному из четырех эпизодов мы нигде не увидели этой машины.

— Они могут сидеть в засаде где-нибудь на трассе, — пожал плечами Шахов, исподлобья косясь на Рябцева. — Это ни о чем не говорит.

— Могут. Но черную «хендай» угнали около недели назад со стоянки около строительного магазина на трассе. Вопрос: на каких тачках они совершили первые три нападения?

— Думаете, меняют тачки? Угоняют для дела? — сообразил Головин. Бегин кивнул. — Но та же черная «хендай» нигде так и не всплыла.

— Вот именно, — согласился Бегин. — Значит, они с ней что-то сделали. Например, разобрали. Или продали. Или переправили в другой город. Что угодно может быть. Но просто так ты этого не сделаешь. Если ты хочешь продать машину на запчасти, ты должен знать, как это делать. Иначе нарвешься на ментов и прогоришь. Они не прогорели.

Головин и Шахов переглянулись, размышляя над его словами. Головин неуверенно подал голос:

— Думаете, в банде есть угонщик?

— Или банда связана с какой-то группировкой, которая занимается угонами, — добавил Бегин. — Раз они серьезно продумали все, а по картине с мест преступлений мы видим именно это, то почему они не могли так же основательно продумать и схему смены транспорта?